1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 3. Октябрь-декабрь - Коваленин Дмитрий Викторович. Страница 63

Убедившись, что пейзаж вокруг не изменился, Тэнго застегнул «молнию» куртки до самой шеи, сунул руки в карманы и двинулся прочь со двора. В считанные секунды Усикава натянул на голову шерстяную шапочку, замотал шею шарфом, обулся и бросился за ним вдогонку.

Он давно готовился выскочить из дома сразу, как только Тэнго появится, так что объекта не упустил. Понятно, что подобная слежка — дело рискованное. Заметь его Тэнго хоть краешком глаза — тут же опознает, не по лицу, так по фигуре. Но уже стемнело; в таких сумерках, если выдерживать дистанцию, все должно быть в порядке.

Тэнго шагал по улице не спеша, несколько раз оглянулся, но Усикава был предельно осторожен и остался незамеченным. Судя по ссутуленной спине, Тэнго о чем-то крепко задумался. Возможно, о том, куда пропала Фукаэри. Идет он, похоже, к станции. Если сядет сейчас в электричку и уедет куда-то, уследить за ним будет сложнее. Станция освещается, субботним вечером пассажиров раз-два и обчелся. Нелепая фигура Усикавы будет слишком выделяться даже издалека. При таком раскладе разумнее отказаться от слежки.

Но Тэнго шагал не на станцию. Пройдя еще немного, он свернул в безлюдный переулок и добрел до двери под вывеской «Пшеничная голова». На взгляд со стороны — нечто вроде музыкального бара для молодежи. Взглянув на часы, Тэнго постоял немного в задумчивости перед дверью — и вошел-таки внутрь. «Пшеничная голова», повторил Усикава. В какой, интересно, голове родилось такое название?

Укрывшись в тени столба, Усикава огляделся. Определенно, Тэнго собирается здесь поужинать и чего-нибудь выпить. Это минимум полчаса-час. Усикава поискал глазами удобное место для наблюдения за выходом из кабачка. Увы, по соседству были только лавка молочника, небольшая молельня секты «Тэнри»  [29] да магазинчик риса. Стальные жалюзи у всех опущены до земли — закрыто. Вот же черт, мысленно ругнулся Усикава. Сильный норд-вест гнал по небу тучи. От полуденной благодати не осталось и следа. Не хватало еще торчать на ледяном ветру полчаса, если не час!

Может, плюнуть да вернуться назад? Тэнго здесь просто ужинает. Следить за ним, клацая зубами от холода, никакой нужды нет. Лучше уж самому зайти куда-нибудь, съесть чего-нибудь горячего — да и вернуться в квартиру. А там и Тэнго придет домой. Такой вариант, конечно, для Усикавы был бы самым привлекательным. Он представил, как заходит в тепло и съедает ароматный оякодон  [30]. Вот уже несколько суток его бедный желудок не получал натуральной, свежей пищи. А еще можно выпить горячего саке. В такую-то холодину, а? Выйди на улицу — вмиг протрезвеешь!

Впрочем, возможен еще один сценарий: в «Пшеничной голове» у Тэнго назначена встреча. Эту версию сбрасывать со счетов нельзя. Выйдя из дому, Тэнго сразу отправился именно туда — кратчайшим путем. И лишь перед тем, как войти, остановился сверить время. Может, кто-нибудь ждал его внутри? Или еще не пришел, но скоро появится? Если второе — упускать такой шанс нельзя. Придется следить за дверью «Пшеничной головы» с тротуара, даже если отмерзнут уши. Усикава глубоко вздохнул: похоже, про оякодон и горячее саке в ближайшее время лучше не думать.

Может, Тэнго встречается здесь с Фукаэри? Или даже с Аомамэ? При мысли об этом сдавило сердце. Что ни говори, сказал себе Усикава, а наша сила в терпении. Если есть хоть слабенький шанс, не выпустим его из рук. Ни под дождем, ни под ветром, ни под палящим солнцем, ни под ударами дубинки. Разожмешь пальцы хоть раз — когда еще поймаешь снова? Да и опыт подсказывает: есть в жизни муки и пострашнее.

Усикава прислонился спиной к стене и, вжавшись поглубже в тень между электрическим столбом и афишей компартии Японии, сосредоточился на двери «Пшеничной головы». Зеленый шарф до самого носа, руки в карманах. Он почти не шевелился — разве что иногда выуживал из кармана кусок туалетной бумаги вытереть нос. Со станции Коэндзи порывами ветра доносило объявления громкоговорителя. Редкие прохожие, заметив прятавшегося в тени Усикаву, втягивали голову и прибавляли ходу. Его лица никто не видел, но коренастая фигура в полумраке пугала их, будто зловещая черная кукла.

Что, интересно, заказал себе Тэнго? Что он там ест и пьет? Чем дольше Усикава думал об этом, тем голодней и холодней ему становилось. Но воображению не прикажешь. Черт с ним, с горячим. Можно даже не оякодон. Оказаться бы там, где тепло, да поужинать по-человечески. Что угодно, лишь бы на меня не зыркали так подозрительно и испуганно жители этого города.

Но выбирать ему не из чего. Только и остается торчать здесь на холодине и дожидаться, когда же Тэнго соизволит выйти из чертова кабака. Усикава вспомнил свой дом в Тюоринкане, кухонный стол, на котором всегда был горячий ужин. Вот только что за блюда там были, вспомнить не удавалось. Чем же он питался в ту пору? Прямо доисторические времена. Давным-давно в четверти часа ходьбы от станции Тюоринкан, что на линии Одакю, стоял себе новенький дом с уютной кухонькой и горячей пищей. Две девочки играли на пианино, а в садике с газоном резвился породистый щенок.

Из кабачка Тэнго вышел минут через тридцать пять. Неплохо, отметил про себя Усикава. Все-таки несчастные тридцать пять минут куда лучше, чем несчастный долгий час. Тело продрогло, но уши окоченеть не успели. Пока Тэнго сидел в «Пшеничной голове», никого любопытного, на взгляд Усикавы, в дверях заведения не появилось. Лишь зашла какая-то юная парочка, а не вышел пока никто. Может, Тэнго просто поужинал и выпил в одиночку? Как и по пути сюда, Усикава пошел за Тэнго на предельно безопасном расстоянии. Возвращался Тэнго той же дорогой. Так, словно собирался прийти домой и завалиться спать.

Но внезапно где-то на полпути Тэнго свернул на улицу, не знакомую Усикаве. Похоже, сразу домой возвращаться не хочет. Судя по сгорбленной спине — все так же во власти каких-то тяжких мыслей. Пожалуй, теперь даже больше, чем прежде… Лихорадочно озираясь, Усикава пытался запомнить номера кварталов и общую географию местности, чтобы завтра, если что, пройти этот путь самому. Эту местность Усикава не чувствовал кожей, но усиливающийся гул машин подсказывал, что он движется в сторону 7-й кольцевой магистрали. Но вот шаги Тэнго ускорились — похоже, он приближался к цели.

Отлично, подумал Усикава. Идет куда-то конкретно. Я так и знал. Значит, вся эта чертова слежка была не напрасной.

Тэнго быстро шагал по дороге жилого квартала, минуя дом за домом. В такой стылый, ветреный субботний вечер нормальные люди заползают в свои теплые жилища и садятся перед телевизором с чашкой чего-нибудь горячего в руке. На улицах почти никого. С безопасного расстояния следить за Тэнго очень легко. Высокий, плечистый, виден в любой толпе. Неожиданных фортелей не выкидывает. Идет себе, опустив голову, и, как всегда, о чем-то думает. По большому счету, искренний и порядочный человек, которому нечего скрывать. То ли дело я, вздохнул Усикава.

Вот и бывшая жена Усикавы любила секреты. Да что там любила — жить без них не могла. Даже на вопрос «который час?» точного ответа от нее не дождешься. И этим она отличалась от Усикавы. Он-то скрывал, лишь когда это необходимо, если требовала работа. И на вопрос «который час?» уж точно отвечал как можно точнее — если, конечно, не было причины соврать. Причем отвечал приветливо и учтиво. А вот жена его врала по любому поводу. Постоянно скрывала даже то, что не требовалось. Утаила от него четыре года в собственном возрасте. Он узнал об этом, лишь когда они уже подали заявление, но сделал вид, что ничего не заметил. Зачем нужно врать, даже зная, что ложь обязательно раскроется, Усикава не понимал. Разница в возрасте ему до фонаря — есть о чем поволноваться и без этого. Да и что такого ужасного, если она старше него, как выяснилось, на семь лет?

Все дальше от станции, все меньше людей на улицах. Наконец Тэнго зашел в какой-то маленький парк. Обычный, ничем не примечательный парк для прогулок с детской площадкой в углу. Вокруг — ни души. Еще бы, немного найдется любителей посидеть в детском парке вечером да на декабрьском ветру. Миновав холодное пятно света от фонаря, Тэнго подошел к детской горке и по ступенькам взобрался наверх.