1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 3. Октябрь-декабрь - Коваленин Дмитрий Викторович. Страница 78

Это маленькое создание очень бурно реагирует на сцену, в которой девочка и LittlePeople плетут Воздушный Кокон. Когда я читаю об этом, Кровиночка во мне излучает тепло и слабое оранжевое сияние. Прямо как в настоящем Воздушном Коконе. Так неужели моя утроба и есть Воздушный Кокон? Но тогда получается, что я — Маза, а Кровиночка — моя Дота? Значит, каким-то невероятным образом LittlePeople проникли в меня и заставили забеременеть от Тэнго без совокупления? То есть они используют мое тело как агрегат, чтобы вырастить себе новую Доту?

Нет, очень твердо говорит себе Аомамэ. Этого не может быть.

Лидер сказал, что LittlePeople на время утратили силу. Из-за того, что роман «Воздушный Кокон» прочла огромная куча народу, их активность затормаживается. Похоже, моя беременность случилась вне их ведома — там, где они не смогли все до конца проследить. Но тогда кто — и как? — сделал ее возможной?

У Аомамэ нет ответа.

Не сомневается она лишь в одном: эта маленькая жизнь внутри нее — плод ее и Тэнго. Для проверки она еще раз ныряет рукой в трусы. Проверяет теплоту живота. Я должна защитить Кровиночку от всего. Я никому не отдам ее. Никакому богу не уступлю. Только мы вместе вырастим его как надо. Так решает она в темноте.

Аомамэ возвращается в спальню, сбрасывает халат, залезает в постель. Ложится на спину, кладет пальцы на живот — и ощущает под ладонями тепло. Никаких колебаний. Я должна быть еще сильнее. Мои дух и тело должны слиться в единое целое.

Вскоре сон наваливается как дым, окутывая ее клубами со всех сторон. А в небе все висят две луны.

Глава 24

Тело отца обрядили в чистую отглаженную форму сборщика взносов «Эн-эйч-кей» и положили в простенький гроб. Наверное, в самый дешевый из всех возможных. Хлипкий, словно сколоченный из фанерных ящиков от печенья, лишь бы не развалился. Хотя роста покойник был невысокого, он почти упирался в края этой угрюмой конструкции как ногами, так и головой. Голая фанера, никаких украшений. «Вы не возражаете против такого гроба?» — смущенно уточнил распорядитель из похоронного бюро. «Не возражаю», — ответил Тэнго. Отец выбрал себе такой гроб из каталога и заплатил своими деньгами. Если не было возражений у него самого, откуда им взяться у Тэнго?

Лежа в этом скромном гробу в униформе сборщика взносов «Эн-эйч-кей», отец совсем не походил на мертвеца. Казалось, просто прилег работяга вздремнуть в час обеденного перерыва. И сейчас встанет, нахлобучит фуражку и пойдет дальше собирать с людей взносы. А униформа с эмблемой телерадиокорпорации — его настоящая кожа. В ней он родился, в ней его и сожгут. Глядя сейчас на отца, Тэнго не мог припомнить его ни в какой другой одежде. Точно старый солдат из музыкальной драмы Вагнера, отец предается огню в боевых доспехах.

Во вторник утром на глазах у Тэнго и Куми Адати гроб закрыли крышкой и заколотили гвоздями. Затем поместили в катафалк — точнее, все в ту же «Тойоту», что увозила тело отца в морг. Только теперь каталку заменили гробом. Наверняка это самый дешевый катафалк. Никаких украшений. Никакой тебе музыки из «Сумерек богов». Но и против такого катафалка Тэнго возражать не стал. Да и Куми Адати, похоже, это ничуть не трогало. Обычное транспортное средство. Главное — один человек покинул этот мир, а другие должны запечатлеть этот факт в своей душе как реальность. Сев в такси, Тэнго и медсестра поехали за черным фургоном.

Крематорий располагался не очень далеко в горах, чуть в стороне от дороги, бежавшей вдоль берега. Сравнительно новое здание, без каких-либо особых примет, куда больше походило на некий завод или госучреждение. И разве что тщательно ухоженные газоны во дворе да высоченная труба, подпирающая небеса, намекали на его особое назначение. Работы сегодня в крематории было немного, и гроб доставили к печи в назначенное время, без проволочек. Очень медленно тот заполз по транспортеру в жерло печи, и тяжелая металлическая дверца закрылась наглухо, точно люк у подводной лодки. Немолодой служащий в белых перчатках поклонился Тэнго и нажал кнопку розжига. Куми Адати повернулась к дверце и сложила перед собой ладони. Тэнго сделал так же.

Почти час до завершения кремации они с Куми Адати провели в зале ожидания. Медсестра купила в автомате две банки горячего кофе, и каждый молча выпил свою. Они сидели вдвоем на скамейке перед огромным окном. Снаружи за стеклом был садик с пожухлой травой и голыми деревьями. На одном сидели две пичужки неизвестной породы — мелкие, длиннохвостые. Они кричали неестественно громко для своих размеров и при каждом крике задирали хвосты.

Над деревьями раскинулось голубое зимнее небо без единого облачка. На Куми Адати — кремовое пальто из плотной шерсти с крупными пуговицами. На Тэнго — темно-серый пиджак, под ним черный свитер, на ногах — коричневые мокасины. Самый официальный наряд в его гардеробе.

— Вот и моего отца здесь сожгли, — сказала Куми Адати. — Все, кто пришел его проводить, курили не переставая. И под потолком собралось целое облако дыма. Ведь почти все они были его коллегами-рыбаками.

Тэнго представил эту картину. Группа загорелых мужиков в кое-как сидящих на них черных костюмах. Выражая соболезнования товарищу, помершему от рака легких, все как один дымят сигаретами. Но сейчас в зале ожидания, кроме Тэнго с Куми Адати, не было ни единой живой души. А вокруг царила полная тишина. Ничего не слышно, кроме резких выкриков птиц. Ни музыки, ни людских голосов. Солнце мирно ласкало землю, проникало в зал через окно и расплескивало на полу у их ног безмолвные лужицы света. Время текло спокойно и плавно, как вода в реке перед устьем.

— Спасибо за то, что пришла со мной, — наконец сказал Тэнго.

Куми Адати положила руку ему на запястье.

— Но ведь одному очень трудно. Лучше, чтобы кто-то был рядом. Это так, я знаю.

— Наверное, ты права, — согласился Тэнго.

— Что бы ни произошло, смерть человека — всегда событие страшное. С каждой новой смертью в этом мире разверзается очередная дыра. К этим дырам нужно относиться с уважением, или они никогда не затянутся.

Тэнго кивнул.

— Оставлять дыры распахнутыми нельзя, — добавила Куми Адати. — Иначе туда может кто-нибудь выпасть…

— Но бывает, что человек, умерев, уносит с собою тайну, — сказал Тэнго. — И когда дыра затягивается, тайна остается неразгаданной.

— Думаю, так и нужно.

— Почему?

— Раз умерший забрал свою тайну с собой, значит, и не стоило ее разгадывать.

— Почему не стоило?

Куми Адати отпустила руку Тэнго и посмотрела ему в глаза.

— Видимо, на все сто процентов ее мог разгадать только сам покойный. То, что невозможно передать другому, как ни пытайся. То, что ты должен до самой смерти носить с собой как самое ценное.

Ничего не ответив, Тэнго уставился на лужицу света под ногами. Гладкий линолеум отбрасывал яркие солнечные блики. На самом краю этой лужицы стояли потертые мокасины Тэнго и простенькие лодочки Куми Адати. И те, и другие были можно было потрогать рукой, но почему-то они казались далекими, точно исполинские объекты за несколько километров отсюда.

— Вот и у тебя в душе есть то, что ты никому не можешь толком объяснить. Правда?

— Да, наверное, — сказал Тэнго.

Ничего не говоря, Куми Адати скрестила ноги в черных чулках.

— Ты как-то сказала, что однажды уже умерла, — напомнил Тэнго.

— Да. Один раз я уже умерла. И с давних пор вижу сон об этом. Очень реалистичный, всегда один и тот же. Такой, что никаких сомнений не остается.

— Это что-то вроде реинкарнации?

— Реинкарнация?

— Ну, перерождение. Сансара. Куми Адати задумалась.

— Как сказать… Может быть. А может, и нет.

— И что, тебя вот так же сожгли после смерти? Куми Адати покачала головой:

— Таких деталей не помню. Это ведь уже после смерти. А я помню лишь то, что уже умирала. Меня кто-то душил. Тот, кого я никогда не встречала.