Планета призраков - Бушков Александр Александрович. Страница 45

Ну, ладно. Как-то это стало похоже на чисто эмоциональные высказывания, а эмоциям, даже самым благородным, тут не место. Мы с вами прилежно, подробно и старательно постараемся рассмотреть массу серьезных вопросов: как и когда начали думать, что человек не Богом сотворен, а самостоятельно, можно сказать, «произошел» от неразумных животин, кто оформил эти взгляды в стройные гипотезы, какими аргументами и доказательствами пользовался. И, наконец, посмотрим, как у нас сегодня обстоит дело с этими гипотезами и какие имеются доказательства - если имеются, конечно.

Ну что же, двинулись, благословясь?

Впервые идея «небожественного» происхождения человека, пожалуй, замаячила в Европе в 1619 году. Именно тогда итальянский ученый книжник Лючилио (или Лучано) Ванини стал оч-чень осторожненько, оч-чень деликатненько высказывать идеи касаемо того, что человек и обезьяна состоят меж собой в родстве (и вроде бы, насколько можно судить из разноречивых сообщений, так и говорил: мол, человек произошел от…)

Со стороны итальянца было большой ошибкой высказывать подобные идеи именно во французской провинции Тулуза. В самом Париже, может, и обошлось бы - мегаполис привык к разным чудакам и оригиналам, которым тогдашние вельможи любили малость покровительствовать, потому что это считалось стильным. Но Тулуза несколько столетий была гнездом всевозможных ересей и сатанинских сект, так что тамошняя инквизиция держала ухо востро и голубиным нравом не отличалась. Книжника как следует порасспросили, откуда он набрался сих опасных сказок и кому их еще рассказать успел, а потом при большом стечении народа, обожавшего подобные зрелища, примотали к столбу на площади. Обложили дровишками, пришел палач, похмыкал, покрутил головой:

- Облизьяны, говоришь? Хых, интеллигенция, вечно вас куда-то не туда заносит…

Чиркнул спичкой о подошву и подпалил дровишки вместе с болтливым итальянцем. Народ одобрительно покрикивал и пихался, чтобы пролезть туда, где лучше видно. Идея родства с обезьяной умами как-то не овладела. Лишь через сто с лишним лет в той же Франции завелся другой мыслитель, на сей раз коренной француз и даже дворянин Жюльен де Ламетри, обладатель ученой степени по медицине и отставной военный хирург. Он, тоже довольно осторожненько, стал высказывать мысль, что между низшими формами жизни (каковыми он полагал не улиток и амеб, а растения) есть некоторая, как бы это выразиться, мадам и месье, преемственность…

Вот только развивать эту идею он не стал, поскольку заболел каким-то психическим расстройством и написал толстенную путаную книгу под названием «Естественная история души», где ставил во главу угла не Бога, а «психические явления». Книга эта вызвала нешуточный скандал, и ее сожгли по приговору суда - но автора заодно не прихватили, потому что времена уже были относительно либеральные. Ламетри стал придумывать новую философию, по которой единственным путем к счастью был атеизм, а смысл существования человека исключительно в том, чтобы наслаждаться жизнью (причем человека он считал чем-то вроде машины). В конце концов философ принял яд и умер, чем, на мой взгляд, изрядно опаскудил собственное учение: ведь покойник, согласитесь, не может получать от жизни никаких удовольствий…

Примерно в те же времена (1735 году) шведский ученый Карл Линней напечатал свою знаменитую книгу, где разработал систематизацию растительного и животного мира, ту самую, которой практически без изменений пользуются и сегодня: род, вид, класс, семейство… Именно Линней, устроив особый отряд «приматов», или «князей животного мира», включил в него человекообразных обезьян и человека.

Но на этом и остановился. Линней, сын пастора и сам человек верующий, на вопрос «откуда все взялось?» отсылал вопрошающего к Библии. Он писал: «Новые виды теперь не возникают», а далее: «Столько существует видов, сколько их создано бессмертным Существом».

В 1791 году некий Петурс Кампе тоже высказывался о родстве человека и обезьяны, но никакого следа в Большой Истории не оставил. Так оно и шло долгие десятилетия: кто-то что-то шокирующее высказывал, не обретя аудитории, помаленьку забывался…

Настал девятнадцатый век. Поплыли, дымя, пароходы, замаячили в небе воздушные шары, затрещал электрический телеграф, паровозы поехали, вольнодумство распространялось по всей Европе устрашающими темпами, ученые в массовом сознании стали примерно тем же, что шаманы у первобытных племен - были овеяны прямо-таки суеверным уважением и почтением…

Добром это кончиться не могло. И не кончилось. Самые смелые начали потихоньку конструировать историю планеты Земля, которая уже не укладывалась в «шесть библейских дней творения». К тому времени уже извлекли из земли немало костей ныне вымерших животных. И стали задумываться: а почему они, собственно, вымерли? Что их, бедолаг, сгубило?

В смертном бою схлестнулись две теории. Одна называлась катастрофизмом, и ее отстаивал знаменитый французский ученый Кювье, писавший: «Поверхность нашего земного шара была жертвой великого и внезапного переворота, давность которого не может быть значительно позже, чем пять-шесть тысяч лет; в результате этого переворота опустились и исчезли страны, населенные до этого времени людьми и наиболее известными видами животных».

Отсюда следовал достаточно простой вывод: мир, каким мы его знаем сейчас, существует совсем недолго, те самые пять-шесть тысяч лет, со времен того самого Великого Потопа, о котором говорит Библия. Кювье, как и Линней, был человеком верующим и опровергать Библию вовсе не собирался.

Против этой теории выступали так называемые «плутонисты», учившие, что никаких крупных катастроф на Земле не случалось, а все изменения происходят очень медленно, очень постепенно.

Разногласия меж этими двумя лагерями, если посмотреть в корень, не имели ничего общего с благостными поисками научной истины. Тут уже была сплошная идеология . Поскольку «катастрофисты», получалось, были защитниками Библии и «отживших» взглядов, на них с превеликим воодушевлением накинулась публика определенного сорта: всевозможные вольнодумцы, атеисты, «прогрессивно мыслящие» и прочие либералы. Научная истина никого, собственно, не интересовала: «передовые мыслители вышли на бой с церковниками - какая уж тут истина и объективность, если следует крепенько приложить „отсталым“ вроде Кювье… Так что линия разграничения пролегла четко. Ты за Кювье? Значит, ретроград, консерватор и поповский прихвостень. Ты против Кювье, за „плутонистов“? Ах, какой ты передовой и прогрессивный, друг!