Ave Caesar! Дело о римской монете - Крупенин Артур Борисович. Страница 25

– Mundium, – продолжал Буре, – это латинизированная форма древнегерманского munt, то есть «рука» или «защита». В древнегерманском праве так обозначали охранительную силу или опеку. Например, по этому закону лицо, попавшее под опеку патрона, утрачивало право распоряжаться своим имуществом. Позднее слово mundium приобрело более широкое значение и стало синонимом королевского покровительства. В конце Средних веков термин вообще исчез из языка, но затем неожиданно всплыл с приходом к власти нацистов.

Глеб на минуту задумался над аргументами профессора. Что правда, то правда. Фашисты считали себя наследниками и правопреемниками Священной Римской империи германской нации или, попросту говоря, Первого рейха, просуществовавшего на территории Центральной Европы без малого тысячу лет. А поскольку функции защиты государственных интересов при нацистах перешли к СС и прочим силовикам, было бы логично предположить, что они же присвоили как само слово mundium, так и связанную с ним символику.

– И как тогда, по-вашему, выглядела надпись?

Буре близоруко взглянул на него поверх очков.

– Как выглядела надпись, сказать не могу, а вот на чем она была сделана, могу предположить.

– И на чем же?

– Думаю, если эксперты проштудируют каталоги холодного оружия времен Третьего рейха, они, скорее всего, найдут то, что ищут.

Борис Михайлович снова почесал бородку, а Глеб подумал, что не зря поделился с другом информацией, вопреки наставлениям капитана. Надо сообщить Лучко.

Выслушав версию Буре, которую Глебу по понятным причинам пришлось выдать за свою, капитан оживился и тут же предложил вместе съездить к специалисту по холодному оружию. Вот и пригодился коллекционер Гурин.

Вечером после работы Глеб вместе с капитаном отправился на Мясницкую. Гурина на месте не оказалось – он через помощника передал, что появится через четверть часа, а пока вежливый молодой человек проводил Глеба с Лучко в огромную комнату, больше похожую на оружейный зал рыцарского замка. Глеб решил воспользоваться образовавшейся паузой для осмотра коллекции.

Все стены были увешаны холодным оружием. Большинство образцов Глебу оказались знакомы – он без труда распознал молот, булаву, кистень, пернач и шестопер. Но были и такие экспонаты, которые даже для него оказались в новинку. Особенно поражал разнообразием стенд, где в самом центре на бархатной подставке поблескивал невероятной красоты кинжал с рукоятью, усыпанной каменьями.

Глебу, окрыленному словами Пантелеева и собственными успехами на последнем сеансе у Бестужевой, нестерпимо захотелось прикоснуться к этому оружию рукой. И не просто прикоснуться, а увидеть его историю. Он оглянулся на Лучко – тот разговаривал по телефону в другом углу зала. Глеб зажмурился и положил ладонь на рукоять…

К действительности его вернул приход Гурина. Хозяин экспозиции оказался приземистым крепышом при бороде и усах. Длинные волосы были гладко зачесаны назад а?ля русич. Коллекционер представился Михаилом Ивановичем и энергично протянул руку. Глебу пришлось ответить на приветствие. Рукопожатие коллекционера было под стать экспонатам – стальным и холодным. И, слава богу, коротким.

Лучко предъявил Гурину фото, подробно рассказал об обстоятельствах дела и изложил версию, связанную с нацистами. Гурин взглянул на фото, хмыкнул и куда-то удалился. Он вернулся с огромной коробкой в руках.

– На стенды со средневековым, а тем более с античным оружием можете даже не смотреть, – посоветовал он Лучко, который продолжал крутить головой. – Это совсем не то, что вы ищете.

– Так что же мы тогда ищем?

Гурин загадочно улыбнулся:

– Не торопитесь. Всему свое время. – Он уютно устроился в смахивающем на королевский трон огромном кресле с высокой спинкой. – В тысяча девятьсот девятнадцатом году в письме губернатору Северной Каролины капитан американского судна «Гэллант» Джек Питерсон рассказал о драке в Марсельском порту, в которой были убиты два его матроса. Капитан был настолько поражен эффективностью оружия французских моряков, что предложил губернатору подобным образом вооружать и сходящие на берег американские экипажи. По словам капитана, коварная французская придумка выглядела как три спаянных вместе латунных кольца с упором для ладони. Капитан назвал ее brass knuckles – «латунные костяшки». Этот термин используется в английском и по сей день. Мы же по-русски называем это кастетом, что происходит от французского casse-tete и буквально означает «головоломка».

Стольцев знал этимологию слова и сейчас про себя улыбнулся, вспомнив, что сами французы, несправедливо возводя историческую напраслину, называют кастет coup de poing americain, что переводится как «американский удар кулаком». Какая несправедливость! Узнай об этом матросы капитана Питерсона, честно бившиеся голыми руками, они бы перевернулись в гробах.

Оружейник развернул коробку к гостям. При ближайшем рассмотрении оказалось, что в ней десятка два выдвижных ящичков, из которых Михаил Иванович стал по очереди извлекать кастеты самых различных конструкций. На двух из них красовалась эмблема СС. Гурин взял в руки самый массивный кастет и приложил к снимку, сделанному в масштабе один к одному.

– Да, такая печатка здесь вполне уместилась бы.

– Вы уверены? – переспросил Лучко.

– Почти на все сто. Единственное, что, на мой взгляд, могло оставить подобный след, – это кастет. Возможно, немецкого производства. А возможно, более поздняя имитация. Но найти ровно такой же, может, и не получится. Эти изделия никогда не ставили на конвейер, а делали в небольших мастерских. И, кстати, на руках у коллекционеров их не так много.

– А как же знаменитые нацистские кастеты? – спросил Глеб.

Гурин покачал головой.

– Не верьте россказням! Ни одна из воюющих сторон никогда не ставила кастеты на вооружение. Так что все эти фирменные кастеты СС, гестапо, НКВД и ЦРУ – всего лишь легенды. Однако факт остается фактом: многие солдаты и офицеры действительно пользовались кастетами, но это было не табельное оружие, а их личная собственность, купленная у частных литейщиков за свои кровные.

– Да, но в запасниках Исторического музея и Музея Вооруженных сил я в свое время сам видел целую кучу кастетов с надписью «СС»…

– Так и есть. Но, повторяю, это были не штатные образцы, а всего лишь «сувенирная продукция» для личного состава специальных служб и подразделений.

– Что ж, значит, теперь будем искать еще и кастет, – без особого энтузиазма подытожил Лучко и стал прощаться.

– А что это за кинжал? – спросил напоследок Глеб, показывая на стенд.

– О, это настоящий раритет. Вы, насколько я понял, историк? Тогда вы поймете всю ценность этого экземпляра. Вам известно о битве на Косовом поле?

– Еще бы! Тысяча триста восемьдесят девятый год. Битва турок с сербами. Неужели вы хотите сказать, что этим самым кинжалом?..

Впрочем, ответ Глебу был уже известен. Он ведь все это успел увидеть.

Притрагиваясь к украшенной самоцветами рукояти, Глеб поначалу боялся кровавых впечатлений, но, к своему удивлению, увидел только один образ, связанный с использованием кинжала в качестве смертельного оружия. Но зато какой!

Человек, сжимавший под плащом этот клинок, стоял на холме рядом с роскошно убранным шатром, откуда в сопровождении свиты вышел какой-то явно очень важный и очень грузный восточный правитель. Рука лазутчика еще сильнее сжала рукоять. Одним прыжком он добрался до разряженного толстяка и со страшным хрустом вогнал клинок ему в грудь. Два дюжих янычара тут же обрушили на смельчака кривые мечи. Страшная боль в плече и животе – последнее, что он почувствовал…

Теперь, после того как Гурин подтвердил правдивость его видения, Глеб вспомнил старый школьный учебник по истории Средних веков для шестого класса с картинкой, иллюстрирующей подвиг сербского князя Милоша Обилича, проникшего в турецкий стан под видом перебежчика и заколовшего османского владыку Мурада Первого накануне сражения. Самое обидное, что смерть султана не помогла сербам, и они проиграли битву, а с ней и всю войну, угодив под бесконечно долгое пятивековое иго.