Любовник на все времена - Линдсей Сара. Страница 54

Генри целовал ее медленно, страстно. Сгорая от нетерпения, Диана ущипнула его и, играя, провела языком по его губам. Его руки сразу напряглись, в ответ он просунул свой язык между ее губ. Язык Дианы бросился навстречу.

Карета подскочила на ухабе, и Диана на миг повисла в воздухе. Но Генри вовремя подхватил ее и посадил обратно к себе на колени.

— Как я погляжу, сидеть у меня на коленях опасно, причем во всех отношениях. Не повременить ли нам, как ты думаешь?

Диана надула губки и, заерзав, постаралась сесть как можно удобнее.

— Ты читаешь мои мысли, — усмехнулся он и, поддерживая ее за талию, помог ей устроиться. Все это Генри проделывал без малейших усилий, по всему было видно, что ему это только в радость.

— Приподними свои юбки. — Его слова прозвучали одновременно и как совет, и как указание.

— Прости, не поняла?

— Приподними юбки, тогда ты сможешь обхватить мои ноги коленями, что будет для нас намного удобнее.

Диана заколебалась, такое ей было внове.

— Вот как быстро жены забывают данное ими обещание подчиняться воле мужа. — Генри притворно вздохнул. — Неужели ты не хочешь, чтобы твой новоиспеченный муж показал тебе, как сильно он тебя любит? Что я вижу? Вместо любви и послушания жена выказывает строптивость?! — Он дразнил ее. Диана смутилась, но подняла юбки выше колен.

— Вот и хорошо, — прошептал он. — Я, должно быть, сошел с ума, потому что собираюсь так мучиться до нашего приезда в Рейвенсфилд. Впрочем, все достаточно просто. — Генри решил кое-что объяснить. — Как только мы приедем и окажемся в нашей спальне, я не намерен ждать больше ни минуты. Ты должна быть совершенно готова. Ты сводишь меня с ума. Я не знаю, сколько смогу выдержать, но мне не хочется причинять тебе боль.

— Что ты имеешь в виду? — Диана немного испугалась, поняв, к чему он клонит. Рассказы Мартины оказались слишком разнообразными и содержательными. Там были и такие советы, как пожевать листок обычной мяты перед тем, как ложиться в постель, или выпить чай с мятой болотной, чтобы не забеременеть.

Почему Мартина ни словом не обмолвилась о боли, или это все придумали для легковерных невест, с целью их напугать? Но зачем? Диана попыталась слезть с колен Генри, но он удержал ее. Вид у него сразу стал недовольный.

— Я потревожила тебя?

— Еще бы, — буркнул он, а потом ухмыльнулся: — Ты убиваешь меня своей наивностью. Неужели мать тебе ничего не рассказала? О том, что происходит в первую ночь после венчания?

— Ничего, но я расспросила об этом Мартину.

— Какую Мартину? — Он удивленно приподнял брови.

— Камеристку моей бабки. Она француженка. Она очень лестно о тебе отзывалась. Называла очень красивым, но о боли она не обмолвилась ни словом.

— Понятно. Она просто не хотела, чтобы ты сбежала прямо перед свадьбой. Нет, Ди, не смотри на меня такими удивленными глазами, я пошутил. Впредь я постараюсь вести себя сдержаннее и не говорить всякие глупости. Больно бывает, но только в первый раз, зато потом на протяжении всех последующих пятидесяти лет я постараюсь доставить тебе как можно больше удовольствия и тем самым искупить свою вину.

Диана задумалась. Она не совсем хорошо представляла себе, что произойдет совсем скоро, хотя то, что происходит между мужчиной и женщиной, в общих чертах она знала. Генри был крупным мужчиной, причем во всех отношениях. Она думала, прикидывала, но у нее никак не получалось сложить один и один. Когда она подставляла себя в это уравнение, то оно плохо укладывалось в ее голове. Его… Да, его… Неужели это может войти внутрь нее и там поместиться.

— Не бойся. Мы удивительно подходим друг другу. — Генри ободряюще погладил ее пальцем по подбородку.

«Боже, неужели она выразила свои сомнения вслух?» — Глаза Дианы уперлись вниз ее живота. И его живота. Внутри нее горел непонятный огонь, и чем сильнее он разгорался, тем меньше она волновалась. Но едва она допустила в свое сознание тревожные мысли, как ею сразу овладело беспокойство.

— А это очень больно? — с тревогой спросила она.

Генри нахмурился:

— Откуда ж мне знать? Но это правда, бывает больно, моя любовь. Если бы я мог избавить тебя от этих страданий! Но поскольку я не могу, то сделаю все возможное, чтобы уменьшить или сократить их. Когда я буду идти в спальню, держа тебя на руках, ты должна быть вне себя от возбуждения, ничего не сознавать, кроме своего желания, сгорать от любви ко мне — и тогда ты почти не заметишь боли.

Его бархатистый голос действовал на нее, как всегда, безотказно: успокаивал, очаровывал, вызывал желание. Диана опять приникла к его губам. Время как будто остановилось, оно замерло на их губах, соединившихся в поцелуе. Диана откинула назад голову, вся открываясь для поцелуев.

— Какая у тебя нежная, благоухающая кожа. Мягче, чем бархат, глаже, чем шелк, теплее, чем атлас. Она пробуждает во мне желание. Я хочу видеть тебя. — Генри расстегнул сзади на ее платье одну, затем другую пуговицу.

— Я тоже хочу видеть тебя. — Она развязала галстук и потянула его на себя. Его настойчивость передалась ей. Сняв накрахмаленный галстук, она бросила его на пол кареты, но Генри даже глазом не повел. Диана ласково коснулась его шеи, пальцами она явственно ощущала биение его пульса. Ее сердце стучало с такой же быстротой, а дыхание было таким же прерывистым и неровным, как и у него.

— Я хочу… — Он запнулся. — Мне хочется продолжения твоих ласк.

Он замер, как только она приникла губами к коже в том месте, где плечо переходило в шею. Диана провела языком по коже и сладостная дрожь охватила его. Затем она приникла ртом к его соленой и терпкой коже и слегка прихватила ее губами.

Дыхание Генри стало хриплым, он обхватил рукой одну из ее грудей и чертыхнулся от наслаждения. Но ругательные слова не только не оскорбили Диану, а, напротив, вызвали у нее вспышку наслаждения. Она судорожно стиснула колени вокруг его бедер, пытаясь стать к нему еще ближе. Ее инстинктивное движение пробудило в нем присущую ему дерзость. Генри быстро стащит с ее плеч платье, причем Диана сама помогла ему высвободить себя из жесткого корсета.

Совместными усилиями, платье было спущено до ее пояса. Диана осталась в одной сорочке из-под которой выступали округлые очертания ее высокой полной груди.

— Боже, — чуть слышно прошептал он, — с ума можно сойти.

— Генри, — простонала она.

— Продолжай целовать меня. — Его голос звучал хрипло и сдавленно, но в нем чувствовалась неудержимая темная жажда наслаждения, пробуждавшая в Диане ответное желание.

Очередной дорожный ухаб заставил их подлететь в воздух, но Генри крепко держал ее в своих объятиях. Не стянутые больше корсетом, ее груди прыгали то вверх, то вниз, как бланманже на чуть было не упавшем и вовремя подхваченном блюде, отчего глаза Генри загорелись диким огнем. Ему захотелось попробовать их на вкус не меньше, чем свой любимый десерт. Как только закончился ухабистый отрезок дороги, он сразу приник губами к этим волнующим округлостям.

Диана застонала от удовольствия, когда он принялся целовать и сосать ее грудь сквозь тонкую ткань сорочки, одновременно поглаживая, слегка сжимая и круговыми движениями большого пальца лаская кожу вокруг другого соска, затвердевшего от возбуждения. Его ритмические ласки эхом отражались внутри ее тела, пробуждая в нем ответное биение крови, лучше всего чувствовавшееся внутри ее живота.

Она едва не заплакала от досады, когда Генри на миг прекратил свои ласки, но тут же угадала его намерение. Он развязал тесьму на ее сорочке и стащил с нее тонкий шелк, обнажая плечи, спину и грудь. Теперь между его горячими губами и ее не менее горячей кожей не осталось больше никакого препятствия. Он опять приник к ней, целуя одну грудь и одновременно поглаживая пальцами другую.

— Еще! Еще! — закричала Диана, охваченная неудержимым восторгом, возбужденная плоть которой уже не просила, а требовала дальнейшего продолжения. Теперь она точно знала, где должны были ее гладить его руки. Между ног. Снаружи, внутри. Но только там. По всему было видно, что этого хотелось не только ей, но и ему также.