Любовник на все времена - Линдсей Сара. Страница 58
— Только учти, там еще кое-что недоделано, — крикнул Генри ей вдогонку, — но со временем мы все поправим. Ванная в соседнем помещении. Что касается гардин…
Когда Диана вернулась назад, она с благодарностью поцеловала его.
— Мне все очень понравилось. То, что мы выбирали вместе, и то, что ты выбирал сам. Я все заметила, все оценила: картину с лилиями на стене и другое полотно с богиней Дианой. А чудесные фарфоровые фигурки на каминной полке, изображающие вакхическую сцену, напомнили мне нашу прошедшую ночь! Когда ты только успел столько сделать?
— Мне помогли, — признался Генри. — Я обратился за помощью к сестрам. Я просил их покупать то, что им понравится, когда они будут ходить по магазинам. И как мне кажется, они приняли мою просьбу весьма близко к сердцу. В течение недели сюда в поместье доставляли ящики с мебелью, разной утварью, коврами, посудой. Если тебе что-то не нравится, ты только скажи, мы все поменяем.
— Напротив, я ведь сказала тебе, мне все очень, очень нравится.
— Только не влюбляйся слишком сильно в нашу спальню, — шутливо возразил он. — В противном случае тебя силком отсюда не вытащишь.
— Нахал, каким ты был, таким и остался. Впрочем… — Она опустилась перед ним на колени и спустила вниз его брюки. Протянув руку, она нежно дотронулась до него. Это была самая интимная ласка, какая только может быть.
— Он как атласный, — прошептала она. — Одновременно такой твердый и такой мягкий, очень похож на тебя.
— Ди, что ты делаешь… — Его голос прервался от охватившего его наслаждения, когда она ласково погладила пальцем по чувствительной головке.
— Мартина говорила мне кое о чем, — ласково усмехнулась Диана и провела пальцами по всей его длине. — Тебе нравится?
— Еще как. Только не останавливайся, — взмолился он.
По ее губам скользнула улыбка искусительницы, в глазах зажегся озорной огонек. Она нагнулась и поцеловала его в бедро. По всему было видно, что ей нравится такая игра, что уж говорить о самом Генри? Ему казалось, еще немного, и он взорвется от наслаждения.
— Хотя Мартина забыла упомянуть, может быть, даже умышленно, о боли при первой брачной ночи, зато она очень много рассказывала о тех удовольствиях, которые дарит постель. Она говорила о том, что мужчинам очень нравится, когда их целуют… везде и повсюду.
Диана наклонилась и опять поцеловала его в бедро.
— Поцелуй сюда.
Приподнявшись, она поцеловала его чуть ниже пупка.
— Поцелуй туда.
Генри прерывисто вздохнул и положил руки ей на голову, как бы намереваясь чуть наклонить ее голову, направить ее следующий поцелуй туда, куда ему больше всего хотелось.
— Ди, молю тебя.
— А вот самый интимный поцелуй — поцелуй любовников.
Она осыпала его живот поцелуями. От этих нежных порхающих поцелуев кровь забурлила в его жилах. Генри не знал, то ли ему благодарить Мартину за такие советы, то ли удавить эту старую греховодницу.
— Ты можешь также… Иногда… Если ты захочешь… — Генри стеснялся попросить ее о дальнейшем продолжении. Хотя это казалось ему неприличным, непристойным до ужаса, но голос плоти заглушал голос рассудка.
— Да? — Она вопросительно посмотрела на него.
— Я хочу тебя, — солгал он.
— Да? А мне показалось, что ты хочешь немного другого. — Она прикоснулась губами к его дрожащей напряженной плоти. Она расчесывала языком волосы на его самом интимном месте. Закинув голову назад, Генри застонал от наслаждения.
— Я хочу… взять тебя, — заскрипел он зубами.
Диана с готовностью кивнула и, потянув его за руку к себе, легла на спину прямо на ковер на полу. Она соглашалась без возражений, без уловок, ее готовность обезоруживала.
Обрадованный ее молчаливым согласием, охваченный страстью, Генри не стал медлить. Она раздвинула ноги, словно приглашая его. Он приник к ее горячей влажной плоти и вошел в нее решительно, одним быстрым ловким движением, наполняя Диану жгучим сладострастным желанием. Застонав, она открылась навстречу ему, пытаясь вобрать его в себя, продлить это удивительное чувство полного единения. Между ними протянулась невидимая, но прочная нить, которая мешала дышать, думать, от которой разрывалось сердце.
Когда все было закончено, Генри улегся на бок и прошептал:
— Помнится, кто-то уверял меня, что не собирается проводить весь день в четырех стенах. Нет, любовь моя, я не жалуюсь, а только хочу сказать, что все больше и больше привязываюсь к этой комнате, слишком много приятных воспоминаний начинает связывать меня с ней. Но мне кажется, тебе стоит немного поторопиться, иначе вода в ванне, приготовленной для тебя, совсем остынет.
Диана подскочила, словно испуганный котенок и с такой же уморительной гримасой.
— Боже, они, наверное, все слышали.
Генри усмехнулся:
— Если наши слуги еще не приобрели способность слышать, что надо, и не слышать, чего не надо, в таком случае им придется этому поучиться. Я говорю во всеуслышание, что намерен заниматься любовью с моей женой везде и в любой момент, где и когда мне захочется. — Генри многозначительно посмотрел на двери в соседнюю комнату.
— Итак, поторопись, моя любовь, принять ванну. Пока мне не захотелось проверить, способна ли ванна вместить нас обоих. А потом спускайся вниз к завтраку.
Одеваться Генри помогал его камердинер Джаспер.
— Как повеселился этой ночью?
— Замечательно. — Джаспер развязно улыбнулся. — Я мог бы рассказать вам столько всего, впрочем, вы все равно не поверите ни одному моему слову.
— Конечно, не поверю. Разве я похож на слабоумного, чтобы верить твоим россказням. Но крепко заруби у себя на носу: никаких шашней с горничной моей жены, в противном случае это будет твоя последняя выходка.
Джаспер послушно закивал головой:
— Сегодня утром я видел мистера Кингсли. Ему надо поговорить с вами о чем-то важном. Он сказал, что в этом нет ничего плохого, но лучше это дело не откладывать в долгий ящик.
Кингсли был старшим конюхом. Грубоватый, немногословный, уже в годах, раньше он управлял конюшней в Уэстон-Мэнор, пока Генри не переманил его к себе в Рейвенсфилд. Судя по всему, дело было действительно важным. Кингсли не бросал слов на ветер.
— Хорошо, но сперва я позавтракаю вместе с женой. Передай Кингсли, что сразу после завтрака я непременно зайду к нему на конюшню. А потом кое-кому надо будет немного поспать. — Генри с любовью посмотрел на скомканные простыни, измятые подушки на их кровати, и его сердце взволнованно забилось.
Глава 19
«Я очень рад тому, как повернулись события. Полагаю, что после нашего разговора вас не удивит моя записка, как и то, что к ней прилагается. Пусть Пенелопа станет моим свадебным подарком. Я прошу только об одном: подумать о том, о чем мы с вами беседовали при нашей встрече. А теперь вернемся к лошадям. В следующем году, вполне возможно, вы станете хозяином нового чемпиона».
Из письма Томаса Мерриуэзера Генри Уэстону.
Когда Диана спустилась к завтраку, ей показалось, что ее поджидает целая толпа. Видя столько устремленных на нее любопытных глаз, она уже собиралась броситься назад, но Генри, вышедший к ней навстречу, быстро подошел и взял за руку. Она покраснела, когда он представлял ее дворецкому — толстяку Тиммсу, которого она видела мельком накануне. Его жена служила экономкой, она была полной противоположностью мужу — высокой и худой. Диана поблагодарила ее за заботу, за посланную с мужем корзину с холодным завтраком. Диана была вполне искренней: хотя она разбиралась в сервировке стола и правилах приема гостей, готовить она совершенно не умела.
Миссис Тиммс представила кухарку миссис Полгрей, затем трех лакеев, двух горничных, помощницу на кухне, прачку и буфетчицу. Экономка так быстро протараторила их имена, что Диана никого не успела запомнить, кроме буфетчицы, Тилли, которая, будучи новенькой, выглядела не менее растерянной и смущенной, чем Диана.