Ванго. Между небом и землей - де Фомбель Тимоте. Страница 52

— У меня нет времени! — воскликнул Ванго.

Пальцем она придвинула к себе пустую чашку. Ту самую, которая своим оборотом вокруг оси возвестила ей о появлении Ванго.

— Я хотела бы начать с конца, — сказала она. — С последней ночи. Позволь мне начать с последней ночи.

Ванго вынул из-за пояса шелковый платок, с которым никогда не расставался, голубой квадрат с буквой «В» и своей фамилией. На смятой ткани можно было различить слова: «Сколько держав даже не подозревают о нашем существовании». Мадемуазель встала, взяла платок, поднесла его к губам и заговорила.

— Это был теплый, солнечный день.

Она повторила, собираясь с духом:

— Теплый и солнечный..: В такую погоду яхта становилась маленьким раем. На палубе лежали круглые тени от плетеных зонтиков. Медленно покачивались три мачты. Деревянный настил был покрыт восточными коврами. Паровой двигатель не работал. Было жарко. Мы купались, прыгая в море с капитанского мостика.

Ее голос потеплел, она улыбалась.

— Я вижу тебя, Ванго. Ты лежишь на шезлонге из темного дерева. Вокруг тебя пляшут солнечные зайчики. Я помню голос, который пел тебе песню.

Она пропела по-гречески начало колыбельной, проникновенной, как песнь сирены.

— Кто мне пел? — прервал ее Ванго; в глазах у него стояли слезы.

Мадемуазель сделала вид, что не слышит.

— До самого вечера стояла ясная погода. Ты лежал на шезлонге в своей голубой пижамке.

— Кто мне пел? — повторил Ванго.

— Прошу тебя, Ванго, не торопи меня.

Она положила на стол сжатые руки.

— Ночью яхта блестела, как золото. Между мачтовыми опорами тянулись гирлянды с лампочками, по всей палубе горели фонарики. Это было большое судно, почти двести футов в длину, а экипаж состоял всего из шести матросов. С наступлением ночи поднялся ветер. Он принес облегчение после дневной жары. Море заволновалось. Дождь поливал ковры на палубе. Мы укрылись в каюте.

— Кто укрылся в каюте, Мадемуазель?

— Ты, я…

Она закрыла глаза и постаралась вызвать в памяти пение сирен, чтобы найти в себе силы продолжить.

— И твоя мать… — наконец произнесла она.

Там, где стоял Ванго, послышался какой-то шорох. Сквозняком в комнату занесло сухую траву, и она заскользила по полу. Мадемуазель еле слышно прибавила:

— И твой отец…

При этих последних словах глаза ее засияли. Она продолжила рассказ.

— Мы находились внизу, в маленьком салоне. Снаружи в это время начался шторм. Но мы не боялись. На свете не было яхты прочнее, чем наша. Она плавала у берегов Дании, по бурным северным морям. Самое надежное судно на свете. Твой отец часто это повторял.

И она опять улыбнулась.

— Конечно, он был прав. Твоя мать снова запела, стараясь тебя убаюкать. Он тоже засыпал, положив голову ей на колени. Он любил ее. Он стер старое название на носу яхты. И нарисовал звезду, маленькое светило с пятью лучами, потому что твою мать звали Нелл, что по-гречески означает «свет». Я восхищалась твоим отцом. Он говорил со мной, как с дамой, хотя я была всего лишь скромной няней-француженкой, а он выглядел настоящим принцем.

На домик в Полларе спускались сумерки. Ванго почти утратил ощущение реальности. Он вернулся в прошлое, которое полностью стерлось из его памяти. И снова возникло ощущение качки, как в ту октябрьскую ночь 1918 года.

— Матросы спустились вниз, чтобы обсушиться. Нам был слышен их разговор в носовой каюте. Все случилось из-за этого: твоя мать не хотела, чтобы они мокли наверху под дождем, и велела им возвращаться в каюту. Сама принесла им туда горячей воды.

Ванго подумал о руках, несущих чайник. Его мать. Как сладко было ему слышать это запретное слово… Его мать звали Нелл, Светлая…

Теперь Ванго слушал, закрыв глаза.

— Я сидела у иллюминатора, — продолжала Мадемуазель. — Только я одна почувствовала что-то неладное. И сказала: «Там, на воде, какие-то огни». Твой отец сразу же вышел. А вернувшись, успокоил меня. Он ничего не увидел. Сказал, что вряд ли какой-нибудь корабль, из-за бури сбившийся с курса, натолкнется на нас в этом месте. Он показал мне точку на карте, сказав: «Мы находимся здесь». Я это хорошо запомнила.

И Мадемуазель поставила палец на расстеленный перед ней голубой платок.

Ванго ощущал приближение катастрофы, но все еще цеплялся за призрачные картины: палец, указывающий точку на карте, теплая каюта, пение матери.

«Еще немного, — думал он. — Еще немного нежности, прежде чем наступит конец света…»

— Ты заснул вместе с матерью. Я видела в иллюминатор, как струи дождя рассекают волны и как взлетает вверх белоснежная пена. И тут прогремел выстрел.

Ванго открыл глаза.

— Твой отец вскочил на ноги. Мне кажется, он сразу все понял. Никакого толчка, только выстрел. А за ним второй. А потом еще и еще. Твоя мать встала и спросила: «Что это? Мы наткнулись на скалу? Или на другой корабль?» Твой отец не ответил. Он выдвинул ящик стола и принялся в нем рыться. Твоя мать спросила, что он ищет. Он ответил: «Оружие. Я ищу оружие». Но его не оказалось. Все это время я держала тебя на руках. Ты спал. Твоя мать протянула руки, чтобы взять тебя, но в этот момент распахнулась дверь.

Мадемуазель описала их так, будто они и сейчас, спустя семнадцать лет, стояли перед ней.

— Их было трое, и у каждого в руках охотничье ружье. Все трое казались помешанными. Они говорили на смеси итальянского и сицилийского и спрашивали, где деньги. Я перевела это твоим родителям. Один из них выглядел настоящим безумцем. Второй пытался его утихомирить. Третий молчал. Твой отец сказал им, что денег у него нет. Он отдал им часы, снял с себя золотую цепочку и четыре кольца. Тот, сумасшедший, схватил их и с хохотом швырнул на пол. А потом…

И Мадемуазель заплакала.

— Что потом? — спросил Ванго.

— Он…

— Что он сделал? — прошептал Ванго.

— Он выстрелил.

Она рыдала, не в силах успокоиться.

— Он выстрелил из ружья. Он знал, что делает. Он не собирался убивать твоего отца, не получив сначала того, что ему надо. У меня на руках был ты, поэтому он не стал стрелять в меня… Нет… Он выстрелил… и твоя мать упала.

Ванго подошел к Мадемуазель и, присев рядом на корточки, прижался к няниной щеке своей.

— Ты даже не проснулся, — сказала она. — Так и продолжал спать у меня на руках. Это я виновата. Если бы ты был на руках у матери, она могла бы остаться в живых… возможно… Ребенок должен быть на руках у матери. Почему она не взяла тебя на руки? Почему?

— Но тогда вас уже не было бы здесь.

Мадемуазель сложила вчетверо голубой платок на столе. Она сидела вся дрожа, не отрывая от него глаз.

Ванго схватил ее за руку.

— Они оторвали отца от тела твоей матери. И заставили нас подняться наверх…

И тут она потеряла сознание.

Эоловы острова, сентябрь 1917 г.

Итак, пленников согнали на нос яхты.

Порывы ветра обдавали их дождем соленых брызг.

Трое пиратов не сознавали, что творят. Еще вчера никто из них и помыслить не мог, что сорвется в это безумие. Они были простыми крестьянами или рыбаками. Одного из них в Санта-Марине ждали жена и три дочки. У другого на дальнем берегу Салины остался дряхлый отец.

Кто бы мог поверить, что они, со своими заржавевшими охотничьими ружьями, осмелятся напасть на корабль, устроить эту бойню, хладнокровно расстрелять экипаж и ограбить пассажиров?..

Они даже не знали, найдут ли на судне хоть одну серебряную монетку!

Только их главарь Джо попал в свою стихию.

Запах пороха ударил ему в голову. Казалось, он играл роль бандита: возбужденно орал, палил во все стороны.

Двое других уже не могли его обуздать. Подстегиваемые Джо, они предприняли отчаянную попытку вырвать силой то, что им было нужно позарез, в надежде покинуть этот пропащий остров и добраться до американского континента, как другие это сделали до них. Америка! Они получали оттуда письма с фотографиями. Настоящая жизнь была там. Но первый же выстрел поверг их в такой кошмар, очнуться от которого было уже невозможно.