Лемминг Белого Склона (СИ) - Альварсон Хаген. Страница 28
- Ты покуда не добыл козла, хотя уже делишь его шкуру! - засмеялся Буссе смехом обречённого. - Возвращайся на свою лодку подобру-поздорову, вот тебе мой совет.
- Этот козёл хочет, чтобы ему обломали рога, - пожал плечами вождь. - Так тому и быть.
И протрубил нападение.
Частокол был высок, а ворота - крепки, но их обложили хворостом, обмазали смолой и подожгли. Люди Буссе метали со стены стрелы и камни, но без особого успеха. Бросились тушить ворота, однако тут в ход пошли бородатые топоры викингов, и обгорелые, разрубленные створки рухнули на своих защитников. Викинги с рёвом ринулись в проём, и во дворе началось бестолковое кровавое побоище.
Надобно сказать, что Хаген в тот вечер благополучно, хотя и несколько скоропостижно распрощался с девственностью. Помогла ему в этом рыжая Альвёр, чьей благосклонности он добивался всё лето. Любовники как раз нежились на сене, когда рухнули ворота и кровь смешалась с пылью на подворье.
- Что там за ёж твою вошь? - промурлыкала девушка.
Хаген подтянул штаны, нацепил рубаху и вышел наружу.
Остолбенел.
А потом бросился назад со словами:
- Тут викинги! Рубят наших на куски. Спрячься и сиди тихо.
Альвёр только испуганно ойкнула и зарылась в сено, точно мышь в нору.
Хаген же застегнул пояс, вынул нож - тот самый скрамасакс, первую боевую добычу, взятую в морском сражении на "Скегле", - и, преодолев минутную робость, ринулся в сечу.
Что было потом - он плохо понял и ещё хуже запомнил. Больше всего это походило на посвящение, которое юноша прошёл в Гримхёрге. Те же кусочки жизни, разорванные огнями и тьмой. Вот рядом рухнул Бор - крепкий темноволосый парень, который тоже поглядывал на красотку Альвёр. Вот Амлоди, младший брат хозяина, бывший в юности хирдманом Асмунда Старого, ярла в Аскефьорде, стал с расколотым щитом против двух чужаков: одного ткнул в живот копьём, увернулся от второго, выхватил меч... А вот сын бонда, Болле, белый от тревоги и красный от крови, замахнулся топором - неудачно, викинг отступил на шаг, а затем разрубил юношу почти пополам. За него отомстил кузнец Торвальд, размозжив голову викинга молотом, а его сын Вальд подстрелил ещё одного хищника... Вот сам Хаген ударил кого-то ножом, от бедра, как учил Вихман, и тут же получил в ухо рукоятью меча. Пошатнулся, резанул в ответ, наугад, брызнуло в лицо, ткнул в бок, враг закрылся, нож увяз в щите, взмах меча - Хаген отскочил в последний миг, поднял обронённые кем-то из рабов вилы, снова ударил, снова - не в мясо, в дерево, а викинг отбросил испорченный щит, замахнулся, но Хагена закрыл Винги Лыко, вольноотпущенник, принялся рубиться с бывалым воином, неумело, хоть и яростно...
Конец этой кровавой пряди Хагену запомнился неплохо. Буссе Козёл ревел над мёртвыми телами своих людей, над родной землёй, осквернённой, истоптанной, из-под расколотого шлема струилась брага жизни, чёрная в сумерках, щит валялся под ногами вместе с отрубленной рукой, а в деснице хозяин сжимал бородатый топор. Этим оружием сражаются обоеруч, одной не удержать, но Буссе удержал - разбил щит Атли хёвдинга, сбил с головы горделивый ястребиный шлем, но когда вождь поднял двойную секиру, некому было прийти на помощь владыке Селингов: кто хотел, тот пал, а кто мог - бежал.
Вот уж это Хаген запомнил лучше, чем хотел бы. Как только запахло кровью, первыми бросились наутёк рабы. За ними подались хусманы, батраки, такие, как сам Хаген: эти надеялись до какого-то мига, что хутор выстоит и им заплатят за лето, но умирать за хозяина не хотели. Бранд Свистодуй, с которым Хаген вроде как подружился, на его глазах отбросил топор: "Чего стал, бежим!", но что позволено слуге, то запретно для внука короля, пусть и в изгнании. Бранд недалеко убежал: его треснули по затылку обухом топора, и он свалился в пыль.
А вот кто стоял за Буссе насмерть, так это вольноотпущенники. Те, кому Козёл позволил и помог выкупить свою свободу. Те, кто остался под его кровом и за его столом. Те, для кого глава рода Селингов стал отцом и вождём. И уж они-то пали все до единого над телом господина. Только израненный Винги Лыко стоял на ногах, обливаясь потом и кровью.
- Ты кто? - спросил его Атли, опираясь на секиру.
Вообще-то Винги был мастеровитым канатчиком, но ответил иное:
- Я - свободный человек.
- Ты недурно сложен, - заметил Атли, - я, пожалуй, сохраню тебе жизнь, коли станешь рабом.
- Я был рождён рабом, но умру как вольный! - воскликнул Винги, занося топор, но, разумеется, Атли его тут же зарубил.
- Остальных спрашивать не буду, - молвил вождь, оглядывая усеянный трупами двор, - обыщите тут всё, кого найдёте - вязать да на корабль, а потом устроим тризну. Тролль бы их поимел, этих бондов: я лишился пятерых бойцов!
- Только пятерых? - удивился Хаген. Чересчур громко: волосатый кулак тут же впечатался ему в лицо, и ночное небо вспыхнуло северным сиянием, а потом - темнота.
Не видел юноша, как викинги потрошили гнездо рода Селингов, как выводили и насиловали женщин, как убивали стариков и малых детей - забавы ради, как вязали пленных и вели с прочей добычей на берег. Не слышал криков, плача и рёва пламени, охватившего Сельхоф. Не знал, что весёлая Альвёр, дочь рыбака Сульдара, выбежала из горящего сарая, задыхаясь в дыму, что её взяли пятеро бородатых героев над телами своих павших побратимов со словами: "Мы делаем это в память о вас!", после чего зарезали её и бросили в огонь. Не знал, что Ингрид не хватило духа убить себя и дочерей, и что их Атли забрал себе сверх положенной доли.
Только чувствовал сквозь тяжкое забвение жар погребального пламени над хутором.
Всё это сын Альвара изведает после - и полной мерой.
Очнулся Хаген уже с петлями на руках и ногах. На борту "Курочки", просторного кнорра, ещё вчера принадлежавшего Буссе.
В море.
Рабом.
2
На Сельхофе Хаген Альварсон как-то сразу прижился. В первый же вечер спросил работы, но Ингрид, жена хозяина, отправила его в баню, затем - к столу: ты, мол, сегодня пока гость, а там - как решит держатель Сельхофа. Сам же глава рода Селингов подозвал Хагена в конце ужина, оглядел с ног до головы и спросил:
- Откуда ты такой взялся?
Хаген подумал, что разумнее будет солгать, и сказал то же, что говорил прочим: прибыл с Дальних островов, с Йокульсея, там каждую зиму прирастает ледник и спихивает дома людей в море, земля ничего не родит, кроме мха и лишайника, там холодно и голодно, вот и покидаем отчие края. Надо же как-то жить, верно?
- Ты по виду моряк, - заметил Буссе, раскуривая набитую кизяком глиняную трубку, - во всяком случае, по одежде. Покажи руки! Ага. Что умеешь делать?
- Немного работал в кузне, два хода ходил юнгой в море, - на сей раз лгать не пришлось.
- Ступай завтра на причал, будешь работать у Дага Стигсона, - решил Буссе. - Слышишь, Даг? Вот этот парень - как тебя, Хаген, да? - возьмёшь его завтра на тресковую тропу, глянешь, чего он стоит. Ты, малый, надолго ли думаешь тут задержаться?
- До осени, коль скоро ты сочтёшь меня не худшим работником.
- Вот как. Сразу скажу, что я плачу тем, кто работает у меня дольше трёх зим, по двадцать марок в месяц. Новичкам вроде тебя не стоит рассчитывать больше, чем на десять. Итого, получишь по осени сорок марок серебром. Это тебя устроит?
- Более чем, Буссе бонд, - поклонился Хаген.
Сорок марок - скромная плата, но на зиму хватит. Марка серебра - это десять пундов ячменя.
Буссе Козёл, сын Барда Широкая Сеть, был крепкий бонд, зажиточный хозяин и слыл, вопреки прозвищу, человеком достойным, хоть и упёртым. Он действительно походил на козла: курчавая борода, тёмная с проседью, большие глаза навыкате, зычный голос, широкий, выпирающий лоб. Но прозвище своё Буссе получил вовсе не за то: не было козочки, которую бы он пропустил в молодые годы, к неудовольствию жены. У него было двое сыновей и пять дочерей, не считая ублюдков и тех, кто умер в детстве. Побочных своих детей, кстати, Буссе как правило не бросал, а селил у себя на дворе и содержал, как и прочих домочадцев. Он устраивал славные пиры для конунга, когда тот приезжал, совершая вейцлу, и хвастал, что мог бы кормить не только положенную по закону королевскую свиту в семьдесят человек, но и всю сотню, и не положенные три дня, а даже и неделю. Впрочем, ни Арнкель конунг, ни его наследник Арнгрим этим не злоупотребляли. Разве что брат короля Арнар: он был дружен с Амлоди, братом Буссе, и потому часто гостил в Сельхофе, но, к счастью для Хагена, не в том году.