Под сенью проклятия (СИ) - Федорова Екатерина. Страница 33

Однако сам он молчал, глядя на Рогора.

— Я все сказал. — Норвин опустился на лавку, выложил на столешницу сжатые кулаки.

Мужик рядом с Ургъёром шевельнулся, спросил:

— Правда ли то, что услышали мои уши? Морислейг убили? Не ты ли, Ургъёр, сказал, что дочь твоего рода умерла, отравившись грибами?

Ургъёр вдруг резко поднялся.

— Пусть Дин и Трарин будут мне судьями — я хотел защитить свой род. Но если вы считаете, что Ирдраары могут потягаться с теми, кто убил Морислейг, тогда слушайте этого крикуна. Я, Ургъёр, сказал.

Он с размаху сел, подхватил кубок и выплеснул на стол перед собой чуток темной влаги — навроде кваса.

— Прими от меня свой первый поминальный глоток, дочь моего брата Морислейг. Я помню, ты всегда была мудрой, и язык твой резал глупцов, как нож моей собственной заточки. С кем бы ты не скрестила копья в этот раз, я знаю, ты не захотела бы, чтобы из-за тебя пострадал твой род.

Мужик, сидевший по другую сторону от главы дома Ирдраар, заявил:

— Не вижу смысла в твоих словах, Ургъёр. Если ты боишься последствий, назначь тайный легед. И скажи, что его получит лишь тот, кто сумеет отомстить тайно. В конце концов, месть совершается ради неупокоенной души родича, а не ради того, чтобы кричать об этом на всех углах. Я, Иогин Аринсвельд, сказал.

Мне все сильнее хотелось пить. Но пинать Аранию под столом я не стала. Просто дернула её за платье, и показала на чашу.

— Дядя Ургъёр ещё не отпил. — Сипло прошептала та. — Лишь отлил поминальный глоток. И помни — прежде чем пить, тоже слей.

Ждать. А у меня губы уже пошли трещинами.

— Мне не нужны твои поучения, Иогин. — Ургъёр грохнул кубком об стол. Но не отпил из него. — Что ж, Ргъёр. Ты начал разговор, которого я не хотел, вот и продолжай. Есть ли у тебя доказательства, что Морислейг убили?

Норвин встал.

— У меня есть кое-что получше — травница, которая стояла у смертного ложа госпожи Морислейг. Она все расскажет.

Он легко, за один локоть, вздернул меня на ноги.

— Вот госпожа Триша, дочь Иргъёра Ирдраара. Родственница матери выучила её травницкому делу, а госпожа Морислейг приютила. Она знает все.

Норвины со всех столов вылупились на меня. По-доброму не смотрел никто. Седые норвины за передним столом глядели невозмутимо, люди за задними столами кривили лица. Запинаясь и облизывая губы, я рассказала все, что знала. Про то, как госпожа Морислана — я упрямо называла её по-тутешски — боялась отравы. Про то, как я пробовала её еду в тереме верча Яруни, и лишь во дворце короля она отведала не пробованные мной явства. А на следующее утро скончалась.

Под конец я рассказала про кольшу, крючок из которой плавал в крови Морисланы.

Пересохшее горло сильно саднило, но уж больно брезгливо глядели на меня с задних столов. Хотя слушали внимательно. Поэтому я даже не смотрела в сторону чаши на столе. Слабину давать нельзя. Пусть видят меня уродливой, но не слабой.

— Вот. — Громыхнул Ургъёр, едва я закончила. — Видите, люди дома Ирдраар? И вы, достойные гости? Теперь мы знаем, что Морислейг отравили. Даже знаем, чем! Но кто это сделал, все равно непонятно. И что это нам дает? Может, кто-то хочет обвинить самого короля, раз уж Морислейг отравили в его дворце и на его пиру?

Рогор потянул меня за рукав, усаживая на лавку. Сам снова вскочил.

— Достойный Ургъёр, у госпожи Морислейг не было тайн от меня. Я знаю, по чьему наущению её погубили. Не бойся, король тут ни при чем. Если ты назначишь легед, клянусь, что отомщу за дочь твоего рода так же достойно, как отомстил бы за свою родную сестру. И сделаю это тайно, не запятнав Ирдрааров подозрениями.

Он подхватил со стола нож, подкинул, поймал и с размаху всадил в столешницу.

— Да будет мне свидетелем сама луногрудая Трарин — я отомщу так, что душа Морислейг возрадуется в чертогах небесных дев!

Ургъёр молчал, лицо у него окаменело. Я глянула на Рогора.

Даже про жажду забыла. Вот зачем норвин притащил меня сюда — чтобы уломать сородичей Морисланы на легед.

— Пусть травница поклянется богами, что сказала правду. — Крикнул в тишине кто-то с задних столов. — А мы ещё подумаем, можно ли ей верить!

Все ещё стоявший Рогор повернулся ко мне.

— Госпожа Триша, время произносить клятву.

Я встала. До этого мне никогда не приходилось клясться самой Кириметью — не положено имя Великой кормилицы полоскать по пустякам. Но раз такое дело.

— Клянусь. — Сипло сказала я. — Кириметью-защитницей клянусь, и пусть у меня руки-ноги отнимутся, если я совру. Госпожа Морислана, которую вы зовете Морислейг, на сегодняшней зоре ещё была жива. Я говорила с ней, когда у неё пошла ртом кровь. Клянусь, что нашла в крови, извергнутой ею, крючок кольши. Клянусь, что больше не было причин для её смерти. А те, кто съел кольшу, не выживают.

В полной тишине я села обратно. Все молчали. И я не сразу заметила, как медленно-медленно Арания поднимается с лавки.

— Я вижу, мои родичи не хотят навлечь беды на свои головы из-за смерти дочери рода. И я их понимаю. У рода Ирдраар, как известно, много дочерей. Но все вы позабыли об одном. У моей матери остались не только родичи — но и дочь. Я, Арания Кэмеш-Бури, обещаю заплатить щедрый легед тому, кто отомстит за мою мать. Клянусь Тэнгом, богом моего отца, если я увижу, что рука Ргъёра настигла виновного — он получит от меня тысячу бельчей. Это все мое приданное, и я имею право им распоряжатся, по законам олгаров. Мой отец не рассердится на меня за это, олгары тоже платят красным молоком за смерть. Я, дочь Морислейг, сказала.

Несколько мгновений все молчали, изумленно глядя на неё. Потом кто-то неуверенно выкрикнул:

— Щедрая дочь — радость матери!

И все подхватили:

— Да будут прославлены дети, что мстят за родителей! Дочь Морислейг, рожденная от олгара, Трарин ещё наградит тебя за щедрость!

Арания обессилено хлопнулась на лавку. Я прошептала:

— Решила бесприданницей стать?

— Я дочь Кэмеш-бури, — процедила госпожа сестрица. — Мне, чтобы выйти замуж, не нужно приданое. К тому же остаются ещё и кони моего отца. У него хороший табун. За олгарских коней под седло в Чистограде заплатят хорошую цену. Всегда платили.

Рогор меж тем развернулся, поклонился в сторону Арании.

— Аранслейг, дочь Морислейг, я тебя услышал. В день и час, которого пока не знаю, я позову тебя. И ты увидишь, как умрет от моей руки убийца твоей матери. Только после этого ты выплатишь мне легед.

— Что ж, у детей всегда больше прав мстить за родителей, чем у других. — Воскликнул Иогин Аринсвельд. Подхватил кубок, плеснул перед собой. — Прими от меня поминальный глоток, красавица Морислейг, и помяни добрым словом старого Иогина в чертогах луногрудой Трарин! Не было среди норвинов девы, чьи глаза сияли бы ярче, не было той, у которой норов был бы круче! Не хоти ты большего, чем тишина родового дома — была бы сейчас с нами!

Я ждала, что он выпьет — но он так и застыл с поднятым кубком.

— Прими поминанье и от меня, дочь рода моих побратимов. — Заявил старый норвин, сидевший по другую сторону от Ургъёра. Поднял кубок, плеснул. — Пусть твои покои в чертогах Трарин будут на самом низу, чтобы ты каждое утро могла видеть оттуда твоих родичей, твоего отважного мужа и прекрасную дочь!

Сидевший посередке Ургъёр наконец-то отпил. Не говоря ни слова. По столам прокатилась волна движения — норвины поднимали кубки, выплескивали поминальные глотки, бормотали свои пожелания Морислейг.

Я схватилась за кубок. Тоже сплеснула чуток и жадно хлебнула. В ушах сразу же зашумело — темная влага, которую местные называли элем, здорово пьянила. Не хуже, чем зрелый мед мельника Арфена, который мне довелось попробовать на прошлые Зимнепроводы.

Чтобы не опьянеть, я спешно поймала в миске напротив вялый соленый огурец. Соленья у норвинов оказались много хуже, чем у бабки Мироны. Но нужно было чем-то заесть крепкий эль. Курячья нога тоже оказалась зажарена кое-как, у самой кости сочилась кровью.