Кандидат на убийство - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 19

— Может, присоединитесь? — пискнул Ройтман, делая робкий приглашающий жест к столу.

— Не-а, — покачал головой молодчик.

— Это из милиции? — прокричал дед. — Очень хорошо! Допрыгался, юрист! Берг Иудович всегда говорил: бросай это дело…

— Ну ты даешь, старик! — хохотнул бандит.

Ройтман со злобой уставился на деда. Он помешал ложкой молочный суп и принялся через силу есть. Это давало возможность обдумать сложившееся положение.

Пирожков Геннадий Борисович… Где-то он уже слышал это имя. Нет, напрямую их пути никогда не пересекались — это точно, он бы запомнил. Значит, тут что-то другое. Скорее всего, визит связан с делом Варганова. Теперь он вспомнил! Фамилия гостя упоминалась в связи с делом о подпольных заводах гидролизного спирта на Северном Кавказе. Автор статьи называл Пирожкова «кавказским водочным князьком». Вот откуда характерный гортанный акцент! Стало понятно, кто организатор травли Варганова.

Ройтман оглядел домочадцев. Только дед был спокоен. Лица остальных были напряжены. Фима, склонясь над тарелкой, косил глазом на бандита у дверей.

«Жалеет, что в общагу не съехал, — злорадно подумал Натан Яковлевич. — А с тем журналистом, автором статьи о Пирожкове, по-моему, лихо разделались, потом об этом много писали в газетах…»

Одно оставалось непонятным для Ройтмана и одновременно тревожило и успокаивало его: зачем такой человек, как Пирожков, лично пришел к нему на квартиру?

Геннадий Борисович сидел в кресле за столом в кабинете Ройтмана и листал Уголовный кодекс, перебирая страницы крепкими пальцами, покрытыми белыми волосами.

Пирожкову было под пятьдесят. Он родился и вырос в Ингушетии. Так случилось, что в детстве он общался только с ингушами и впитал все кавказские обычаи, что называется, с молоком матери. Ему приходилось много драться, потому что он был русский и природа наградила его такой странной и смешной внешностью, а родители — фамилией, над которой потешались даже учителя. Он научился жестоко расправляться с обидчиками. Сверстников он бил, его остервенение в драках и поразительная жестокость вызывали опасливое уважение с их стороны. Дружбу парней постарше он старался заслужить каким-нибудь дерзким поступком.

Однажды, во время урока физкультуры, он крепко сцепился с учителем, который нагло обжимал одноклассниц, обучая их прыжкам и кувыркам. Учитель был известный в районе борец. Он вспылил и ударил Пирожкова по лицу, обозвав красномордым. Гена, недолго думая, ответил, и не ладонью, как учитель, а нанес полновесный хук справа. Не ожидавший от мальчишки такой прыти, учитель попал в больницу со сломанной челюстью. Слава разнеслась с чудовищной скоростью. Приятно чувствовать страх и уважение стольких людей. Но каково было девятикласснику Гене ждать выхода учителя из больницы! О том, что расправы не избежать, говорили многие. Но вот однажды учитель появился в школе. Пирожков шел навстречу ему, во рту у мальчика пересохло, а сердце словно лежало на куске льда. Учитель прошел мимо, не поднимая глаз. С тех пор Гена не боялся в городе никого.

Становясь старше, Пирожков открывал для себя новые способы воздействия на окружающих. Воля и ум научили его манипулировать людьми, играя на их эмоциях. Ему нравилось вызывать страх. Власть пугала людей. А ее давали деньги. Деньги он умел делать большие и роль официального политика и богача предпочитал роли серого и могущественного кардинала.

Варганов покусился на его богатство и власть — и ответит за это. Геннадий Борисович отыскивал в Уголовном кодексе статью, по которой будет выдвинуто следующее обвинение уважаемому Виталию Викторовичу. Он проведет его по всем кругам ада, и либо тот сделается совсем ручным, либо…

В кабинет вошел Ройтман. Он задержался у входа на секунду, а затем направился к креслу у стены.

— А что это вы без стука, любезный? — улыбнулся Пирожков.

Ройтман ошалело посмотрел на него, крутанулся на месте и двинулся к выходу. У двери он обернулся, нерешительно посмотрел на гостя. А тот, по-прежнему улыбаясь, махнул рукой: мол, давай выходи.

Натан Яковлевич вышел, постучал и снова вошел. Геннадий Борисович указал ему на стул по другую сторону стола. Ройтман сел, уставившись в пол. Пирожков с удовольствием смотрел на этого дрожащего от страха субъекта.

«Надо чаще лично заниматься такими вещами. Очень стимулирует», — подумал Геннадий Борисович, продлевая тягостное для адвоката молчание.

— Ну что скажете в свое оправдание, Ройтман? — без всякого вступления начал Пирожков.

— В оправдание чего? — удивленно произнес Ройтман.

— Бросьте. Я же не зря представился и дал вам время подумать. У вас репутация умного человека. Должны понять, по какому делу я к вам пришел.

Ройтман пожал плечами. Его очень пугал этот краснолицый человек с горбатым, очевидно, переломанным носом и гортанным, глухим голосом. Однако, несмотря на страх, Натан Яковлевич понял, что излишнюю осведомленность проявлять не следует.

— Вы занялись не тем делом, Ройтман. Это вам не девочку под Дубинина подкладывать.

Ройтман быстро взглянул на Пирожкова и снова уставился в пол.

— Видите? — любуясь произведенным эффектом, сказал Пирожков. — Я многое о вас знаю. А если будет надо, то узнаю вообще все. Вы мне верите?

Ройтману ничего не оставалось, как согласно кивнуть. Впрочем, он действительно не только верил, но и знал, что количество информации всегда прямо пропорционально количеству вложенных денег. Мало денег — мало информации, много денег — много информации. У Пирожкова денег хватало.

— Буду предельно откровенен. Это я организовал «наезд» на Варганова. — Пирожков показал Ройтману книжицу Уголовного кодекса. — Выберите любую статью, наугад. Хоть изнасилование несовершеннолетних, и Варганов будет по ней обвинен. Он, конечно, оправдается, хотя это зависит от того, как поставить дело. Но сам факт обвинения уже многое значит. А они будут выдвигаться одно за другим. До тех пор, пока ваш клиент не поймет, что со мной ссориться не следует.

— Для чего вы это говорите мне? — запротестовал Ройтман. — Почему вам не рассказать это самому Варганову? Я просто выполняю свою работу…

— Понимаю, — кивнул Пирожков.

— Что же вы хотите от меня? — недоумевал адвокат..

— Я хочу, чтобы вы отказались от ведения дела.

— Зачем? — пожал плечами Ройтман. — Он наймет другого адвоката. И все…

— Другому придется копать заново. И потом, это мое желание. Я так хочу. И точка.

Ройтман услышал в голосе визитера такие нотки, которые заставили его покрыться холодным потом. А Пирожков, глядя на скорчившегося на стуле адвоката, наслаждался произведенным эффектом.

— Варганов занимает пост, сравнимый по значимости с министерским. И я могу доставить ему столько хлопот, что он будет с ностальгией вспоминать то время, когда не занимал это место… А теперь представьте, что я могу сделать с вами, уважаемый. — Геннадий Борисович наклонился вперед. — Вот хоть прямо здесь и сейчас. Не отходя, как говорится, от Кассы.

В прихожей послышался какой-то шум. Громкий голос Берга Иудовича разносил по квартире проклятия.

— Что такое? — И без того красное лицо Пирожкова стало просто пунцовым от прилившей крови, глаза бешено блестели. — Я надеюсь, ты не просил домашних вызывать милицию. Это ничего не даст. Я буду считать, что мы не договорились, и тогда…

Акцент в его речи усилился. Гласные угрожающе глохли, а шипящие переходили в какое-то подобие свиста.

— Да ничего я никому не говорил! — крикнул Ройтман.

В кабинет вбежал один из молодчиков. В руке он держал пистолет, в котором Натан Яковлевич с ужасом узнал трофейный вальтер тестя.

— В чем дело? — раздраженно спросил Пирожков.

— Да старик этот потребовал у нас удостоверения. За ментов нас принял. Ну я послал его. А он сходил за пушкой. И давай на нас наезжать…

— Что с ним? — упавшим голосом спросил Натан Яковлевич.

— Заперли его. Хорошо, пистолет не заряжен был. Партизан хренов!

— Убирайся! — Пирожков откинулся в кресле и засмеялся. — Боевой у вас тесть. Его бы на оккупированные палестинские территории направить!