Опаленные крылья любви - Агаджанян Самсон. Страница 68

Выйдя из спортзала, Умар угрюмо посмотрел на полковника. Тот, не мигая, уставился на генерала.

— И давно вы, полковник, превратили личный состав полка в послушных баранов?

— О своем личном составе я так не думаю, — вызывающе ответил полковник.

— Тогда позвольте спросить вас, кто они сейчас, ваши солдаты? Разве не стадо баранов? В данную минуту их можно передушить голыми руками.

Полковник Юсупов молчал, сузив глаза. Умар прочитал в них ненависть к себе.

— Кто разрешил вам в полку проводить богослужение?

— С замминистром обороны генерал-лейтенантом Сафаровым согласовано.

Кархмазов повернулся к полковнику Федорову, члену инспекционной комиссии.

— Вы в курсе?

— Понятия не имею.

— И сколько раз вы в полку проводите богослужение? — спросил Умар Юсупова.

— Не я провожу, а мулла, — нахально ответил полковник. — Каждый правоверный мусульманин должен знать, что намаз проводится в день пять раз.

Генерал понял колкость брошенной в его адрес фразы и хотел резко отчитать Юсупова за несоблюдение субординации, но увидел, как из спортзала гурьбой вывалились солдаты, и резко скомандовал:

— Объявляю боевую тревогу с выходом на рубеж!

Офицеры инспекционной комиссии по заранее установленной схеме молча последовали по подразделениям полка, чтобы проконтролировать действия личного состава. Несколько дней работала комиссия. Были выявлены грубые нарушения не только в боевой подготовке полка, но и во всех сферах его жизнедеятельности. По всем показателям полк получил общую неудовлетворительную оценку. На совещании при подведении итогов работы комиссии генерал Кархмазов указал на небоеспособность полка и в заключение сказал, что по итогам проверки будут сделаны соответствующие оргвыводы. Закончив доклад, Умар посмотрел на полковника Юсупова, он хотел увидеть на его лице раскаяние, но увидел совсем другое — снисходительную улыбку. После служебного совещания, когда остались одни члены комиссии и командование полка, Кархмазов спросил у Юсупова:

— Полковник, а чему вы улыбаетесь?

— А что, по-вашему, я должен плакать? — вызывающе ответил тот.

Умар какое-то время молча смотрел на него, потом спокойно произнес:

— За развал полка вас не только надо освободить от занимаемой должности, но и отдать под трибунал.

— Вы в этом уверены?

Полковник явно хамил. Это понимали все присутствующие. И все знали, почему он так ведет себя с генералом: тесть Юсупова был заместителем генерального прокурора республики и это о многом говорило.

С трудом сдерживая себя, чтобы не поддаться на провокацию полковника, Кархмазов спокойно ответил:

— Да, полковник, уверен.

Закончив проверку десантного полка, перед убытием в другую воинскую часть, Умар вместе с командиром полка и одним офицером из министерства обороны решил проверить гауптвахту, где находились арестованные военнослужащие. В одной одиночной камере он увидел избитого солдата. Глаза у того от побоев были такими припухшими, что он не мог их приоткрыть. Умар подошел к солдату.

— Как фамилия?

— Рядовой Михайлов.

— За какой проступок сидишь?

Тот хотел ответить, но, увидев на себе свирепый взгляд командира полка, опустил голову.

— Что, солдат, молчишь? Отвечай, когда генерал спрашивает.

Но тот, понурив голову, продолжал молчать. Умар повернулся к полковнику.

— За что он арестован?

— За отказ выполнять приказ командира взвода.

— Раз не выполнил приказ командира, он этого заслуживает. А избили за что?

— Его, товарищ генерал, никто не избивал. По этому поводу с ним я уже беседовал.

— Товарищ генерал-майор, он на утренней зарядке упал и разбил лицо, — раздался позади голос начальника гауптвахты.

Умар повернулся к нему.

— Я вам, товарищ прапорщик, слово не давал… Может, вы лично мне продемонстрируете, как можно упасть, чтобы так изуродовать лицо?

Прапорщик со страхом смотрел на разгневанного генерала.

— Всем выйти, хочу один на один побеседовать с солдатом.

Юсупов, прежде чем выйти, бросил на Михайлова грозный взгляд, но тот стоял с опущенной головой и не видел его. Когда они остались вдвоем, Умар сел на нары, снял фуражку и устало произнес:

— Рассказывай, сынок, только у меня к тебе просьба: не обманывай.

Услышав далекое ласковое домашнее слово «сынок», солдат неожиданно расплакался. Умар терпеливо ждал, когда тот успокоится, и вновь задал вопрос:

— Так за что тебя посадили?

— По-узбекски не пел.

— Не понял…

— Не выучил слова строевой песни на узбекском языке.

— Что, трудно выучить?

Тот молча кивнул.

— А много у вас во взводе русских?

— Больше половины.

— А избили за что?

— За это.

— А кто?

Солдат молчал.

— Сдачи дал или, как баран, подставлял лицо?

Тот опустил голову. Генерал встал, вплотную подошел к солдату, приподнял его подбородок.

— Если хочешь быть настоящим человеком, сам не давай повода и другим не позволяй себя унижать. Запомни это правило жизни. Понял?

— Так точно, товарищ генерал.

Умар направился к выходу. Позади раздался голос солдата.

— Товарищ генерал, я прошу вас, не говорите командиру, что я признался.

— Боишься?

Тот молча кивнул головой.

— Я, солдат, так не могу. У меня должность другая, и если я оставлю это без внимания, такая участь постигнет и других. Единственное, чем могу помочь, это перевести тебя служить в другую часть. Согласен?

— Никак нет.

— Почему?

— У меня здесь брат служит.

— Близнецы?

— Так точно.

— А где сейчас твой брат?

— Сидит в соседней камере.

— За что?

— За то, что тоже не выучил песню на узбекском.

Генерал вышел. На улице его ждали офицеры. Он подошел к полковнику Юсупову.

— Так за что братья Михайловы сидят?

— Думаю, он вам уже сказал, чего зря спрашивать, — с нагловатой улыбкой глядя на генерала, ответил полковник.

— Солдат-то сказал, а что вы, полковник, скажете?

Юсупов с той же нагловатой улыбкой, не мигая, молча смотрел на генерала. Кархмазов, с трудом сдерживая свой гнев, чтобы не накричать на него, как можно спокойнее задал вопрос:

— Сколько в вашем полку русских солдат?

— Я не считал.

— Плохо, что вы не считали. Вы по долгу службы должны знать национальный состав своего полка.

— Зачем? Для меня они все одинаковы. Меня нация не волнует. Солдат есть солдат.

— Я с вами согласен. Тогда ответьте еще на один вопрос. Если вас не интересует, к какой нации принадлежит солдат, зачем вы заставляете русских петь на узбекском?

— Они обязаны петь на нашем языке.

— Я не возражаю. Пусть поют. Но скажите, как молодому солдату за несколько месяцев выучить узбекский язык?

— Он живет в Узбекистане и должен знать узбекский язык так же, как мы, узбеки, знаем русский.

Умар хотел ему резко ответить, но, встретившись со спокойным взглядом полковника, понял, что тот по-своему прав. Советской Армии, где для всех военнослужащих господствовал единый русский язык, уже не существовало, и полковник был вправе требовать от своих подчиненных петь на узбекском языке. И все-таки он, с трудом сдерживая гнев, произнес:

— Лично сами проведете служебное расследование по поводу избиения рядового Михайлова и о результатах доложите мне. Вопросы есть?

— Нет, — сквозь зубы ответил Юсупов.

* * *

Наташа, лежа на диване, читала книгу, когда услышала, как открывается входная дверь. «Умар!» В прихожей с огромным букетом роз и с шампанским стоял Умар. Она кинулась ему на шею, прильнула всем телом. Они долго стояли в обнимку.

— Соскучилась?

— Не то слово! Иди прими ванну, а я приготовлю чего-нибудь.

Из ванны Умар пошел на кухню, где Наташа накрывала стол.

— Тебе помочь?

— Нет. Я уже заканчиваю. Как командировка?

— Ничего хорошего.

— Почему?

— Это долгий разговор.