Дом аптекаря - Мэтьюс Эдриан. Страница 41

— Очень хочется курить, — добавила Рут.

Женщины рассмеялись, легко и звонко, словно услышали удачную шутку, повернулись и, восстановив строй, зашагали дальше. Три белых накрахмаленных апостольника качнулись и скрылись за перекрестком, на переходе которого неуклюже застыл белый «фиат-панда».

Холод уже пробрался в кости. Трапециевидные мышцы шеи напряглись, норовя вырваться наружу. Губы пересохли. Руки дрожали, как у пьяницы.

«Нельзя быть слабой, — сказала она себе. — Крепись и не уступай никому.

И не стой на тротуаре, как будто на тебя обрушилось небо или по крайней мере кусок отсыревшей штукатурки. Двигайся. Нужно двигаться. Двигайся до тех пор, пока иллюзия цели не превратит иллюзию в цель, а потерянное не станет обретенным.

Прежде всего выброси из головы Жожо.

Случилось что-то такое, что недоступно твоему пониманию. Смирись с этим. Для понимания тебе недостает фактов. Верная реакция — не паника. Верная реакция — хирургическая логика. Твоя беда — интуиция, «женская логика», как называет ее Лукас, обычно с легкой насмешкой, через губу: “У вас, женщин, никогда нет времени на компас и карты. Вам не хватает терпения. Вам нужно прямое, непосредственное восприятие истины, и никак не меньше. Будто стоит лишь сконцентрироваться и всмотреться в себя, как она тут же и откроется вам наподобие Божественного откровения”».

Рут считала, что это зависит от того, где находится истина: там, в «реальном мире», в запутанном лабиринте перенаселенного города, или здесь, в лабиринтах мозга.

На мгновение мозг ее замер в созерцании самой гипотезы, как замирает на месте наткнувшийся на что-то слепой, подозревая, что в комнате затаился кто-то — друг или враг?

Двигайся. Шевелись.

Она перешла через дорогу, прошла по горбатому мостику и свернула на боковую улочку, ведущую к Принсенграхту. Мрачное, унылое место.

Рут оглянулась.

Она знала, что увидит его, и действительно, он был там и даже не пытался спрятаться. Белый «фиат» принадлежал ему. Только полицейский мог позволить себе остановиться на пешеходном переходе. Почему бы ему не махнуть рукой и не исчезнуть? Но нет, этот не из таких. Наверное, поджидал ее около больницы. Бесчувственный робот, спроектированный для наблюдения, сбора данных и анализа полученных образцов. А еще сволочь — не в обиду настоящим сволочам будет сказано.

В какой-то момент она получила тактическое преимущество. По узкой улице навстречу ему ехал мотоциклист с включенными фарами. Преследователь вскинул руку, словно защищаясь от удара, и Рут юркнула за угол и прижалась к стене. Сунула руки в карманы. Закрыла глаза.

Что дальше?

Пойти домой?

Только вот «дома» больше нет. Тогда в отель. В таком случае, что она делает здесь, в этом тесном переулке? Жизнь превращалась в ленту Мёбиуса. Она вышла из пункта А — как ее и учили — и пошла по прямой, не отклоняясь от курса. Но вследствие некоей топографической аберрации оказалась в той же точке А, только с другой стороны. Где допущена ошибка? Где она сделала неверный шаг?

Рут посмотрела на указатель улицы. Заложенная в памяти карта города медленно развернулась перед ней. Она находилась неподалеку от бара, реклама которого была на коробке спичек. Том самом, что дал ей Кид на проклятой вечеринке в офисе Жожо. Рут вытащила коробок из кармана, повернула его к свету и прочитала адрес.

А почему бы и нет?

Там можно передохнуть, избавиться от слежки. Название бара — «Нефритовый берег» — таило в себе некий намек, манило, как сладкий запах наркотика.

Мотоцикл скрылся из виду. Шлепающий звук шагов приближался. Рут собралась с силами, пробежала по улице, свернула за угол… еще за один… и еще…

Бар был ближе, чем ей представлялось, — жужжащая неоновая скоропись помигивала над черным входом.

За дверью она обнаружила лестницу, тугой спиралью уходившую вниз. Тихая, неназойливая музыка, никакого гама, поднимавшаяся словно из дымохода волна приятного, словно наперченного тепла. У нее еще был выбор: вперед или назад. Может, это и частное заведение, но что ей терять? В крайнем случае прикинуться невинной овечкой. Ее просто попросят удалиться. Даже эти несколько секунд раздумий показались ей потерянными напрасно.

Музыка становилась громче. Приглушенные, доброжелательные голоса. Сигаретный дым. Двери туалетов: дамы налево, джентльмены направо. Не забывайте, пожалуйста, вещи… Перпендикулярная полоска зеленого света между не дотянувшимися друг до друга тяжелыми черными шторами. Рут глубоко вздохнула, вошла в бар — или клуб? или притон? — поплыла по залу.

Прекрасно.

Без колебаний. Она сняла пальто, шарф и берет и села за свободный столик, как будто он предназначался ей, и только ей одной, как будто она просто заглянула сюда попудрить носик или кутнуть — в зависимости от статуса заведения.

Никто ее не толкал, не хватал. Никто даже не обратил на нее внимания.

Рут устроилась на роскошном, обитом бархатом стуле, положила руки на стол и осмотрелась. Тепло втекало в сырую, холодную кожу, онемевшие пальцы, закоченевшие ноги.

Каменные стены подвала были раскрашены в разные тона зеленого: морской волны, водорослей… Спокойные, умиротворяющие оттенки. Ничего кричащего, не бордель и не забегаловка. Здесь никто не подсовывал зазевавшемуся туристу сногсшибательный коктейль и не совал под нос умопомрачительный счет. Классное место, не подстраивающееся под моду, но и не выставляющее напоказ нищету. Осколок другого века. Оно служило рифом для элегантных обломков старины, приютом для тихих, незлобивых душ, наверное, здесь можно было, забывшись, потерять счет времени и просидеть весь уик-энд, нисколько не пожалев об утрате.

Зал наполняли с дюжину или около того клиентов, как одиноких, так и не очень. Персонал состоял из двух накрахмаленных и не слишком твердо стоящих на ногах немолодых официантов в «бабочках», столь же почтенного бармена, задумчиво складывающего салфетки, и юной азиатской кошечки в пестрой атласной тунике с воротничком в стиле Мао, при виде которой Рут почему-то подумала об опиекурильне. В углу, на небольшом возвышении, какой-то мужчина неспешно перебирал струны голубой гитары. Вечерний костюм и зализанные назад волосы напоминали о давно ушедших пятидесятых.

Именно гитарист задавал тон всему заведению: и легкому ритму, в котором двигались официанты, и даже биению ее пульса. Задумчиво склонившегося над инструментом музыканта окружал диск падающего сверху приглушенного света. Другими источниками иллюминации были свечи, по одной на каждом столике, и электрическая вывеска над золоченым ламбрекеном бара — «НЕФРИТОВЫЙ БЕРЕГ». Прозрачные зеленые буквы походили на огромные, с неровными, зазубренными краями кристаллы пироксена.

Рут никогда не слышала об этом заведении.

С потолка за неподвижными лопастями вентилятора списал огромный, сделанный из папье-маше дракон.

Такая вот обстановка…

И все же одного знакомого Рут обнаружила — парень сидел у бара.

Они случайно разговорились в кафе «Де Доффер» в Йордаане. Он работал в аэропорту Схипхолл, где готовил ленчи для пассажиров. Только это Рут и запомнила. Глаза их встретились, но его взгляд задержался лишь на мгновение и тут же скользнул дальше. Одностороннее узнавание.

Впрочем, другие посетители тоже никому себя не навязывали. Похоже, такое здесь действовало правило.

В маленькой нише напротив сидели, привалившись друг к другу, два гота. Голова девушки уютно покоилась на плече мужчины. Они разговаривали. Целовались. И явно никуда не спешили. Каждый раз, когда головы разъединялись, на передний план выступали черные губы. На обоих были черные рубашки и украшенные камнями распятия на фиолетовых ленточках, то и дело лязгавшие при контакте. У обоих были короткие черные волосы, глаза-незабудки и бледные, словно выбеленные, лица. Рут долго таращилась на них, как будто ее привели на процедуру опознания. Они любят друг друга, подумала она. И тут же оказалась в ловушке этой мысли.

Любовь! А что такое любовь?