Дом аптекаря - Мэтьюс Эдриан. Страница 51

— Здорово! Только у меня почему-то такое чувство, что это кино я уже видел.

— Тогда скажите, чем оно кончится. Буду признательна.

— Послушайте, если хотите, я поговорю с ней, объясню?

— Не надо. Это же обычные девчоночьи разборки. Хотя, не скрою, придумано ловко. В больнице Жожо оказала мне не очень теплый прием. Откровенно говоря, пуганула. Я пыталась пару раз дозвониться и поговорить, но не получается.

— Но вы все еще пытаетесь.

— Руки не опустила. Но хуже всего то, что это ведь не просто какой-то дурацкий фарс. Есть и зерно истины. Случайностью случившееся не было. Кто-то же затопил баржу. Намеренно.

— Серьезно?

— Вы знаете что-нибудь о стиральных машинах и выводных шлангах?

— Боюсь, что не много.

— Ладно, детали пока опущу. — Она взглянула на часы. — Пожалуй, пора ехать. Расскажу по дороге и бесплатно, хотя…

— Что?

— Дама так и не получила угря.

— Откуда вы знаете?

— Видела трейлер.

— А вот и ошибаетесь, — сказал Кид. — Обещанное в холодильнике. У Лидии. Я положил его туда час назад.

Подошел Майлс:

— Едем.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что пора ехать. К тебе. Если не уедешь сейчас, то уже не успеешь вернуться.

Розовый «Дансетт-популар» смотрелся на столе в комнате Сандера очень даже неплохо. Рут откинула крышку проигрывателя и достала из картонной коробки старую пластинку.

— Вот оно. — Она опустила звукосниматель, установила иглу над краем диска. — Джимми Бертран. «Как пришло, так и ушло». Чикаго, апрель 1927-го. На трубе — Луи Армстронг. На стиральной доске — сам бессмертный Джимми Бертран.

— Это на случай, если последние три четверти века вы провели на Марсе, — заметил Майлс, обращаясь к Киду.

Они немного повальсировали, потом исполнили чарльстон, и, когда музыка кончилась, Майлс, потный и запыхавшийся, упал в кресло.

Лидия принесла бутылку «Асти спуманте», а Кид ловко вывернул пробку. Все подняли бокалы — за новоселье.

Рут выбрала запись поспокойнее, и теперь уже Кид закружил Лидию, которая напустила на себя вид настоящей дамы. Единственная оставшаяся кошка, Принчипесса, сидела на столе рядом с проигрывателем, напряженно, навострив уши, глядя на кружащийся диск и, по-видимому, решая, стоит ловить его или нет.

— Томас, похоже, неплохой парень, — заметил Майлс, когда они с Рут оказались вдвоем.

— Только не говори, что и ты тоже на него нацелился.

— Что означает твое «и ты тоже»?

— Ну, как и вся женская половина человечества.

— Увы, нет. Мне за грехи мои достался Рекс, не говоря уже про Свеекибуде.

— Мне надо кое о чем тебя спросить. Как по-твоему, я правильно поступаю? Только честно, ладно?

— Я, может, и смог бы ответить, если бы знал, что именно ты имеешь в виду.

— Объясню. Я правильно сделала, что переехала сюда?

Майлс замялся с ответом.

— Не хочешь подышать?

Он потащил ее во дворик и, когда они остались одни, сказал:

— Ты приняла ее предложение. Что в этом плохого? Это ведь всего лишь на несколько дней. Конечно, если вдруг так случится и Каброль прознает про твой переезд — что очень маловероятно, — ты рискуешь остаться без работы. Это плохо. Если же ты намерена прояснить ситуацию с ван дер Хейденом — а я полагаю, что намерена, — то судьба сама дает тебе прекрасный шанс.

— Знаю, знаю… Письма.

— Поищи их, Рут.

— Поищу, если только представится возможность. Но только не забывай, что Лидия и сама их не видела. К тому же у нее в голове все перепуталось. Старушка с трудом представляет, в каком веке мы живем. У нас нет ни малейших доказательств, что письма вообще существуют.

— Давай поговорим об этом как-нибудь потом. Что там с числами? Есть прогресс?

— Черт, совсем забыла. Мне же надо было позвонить Лукасу.

— Обязательно позвони. И вот что еще. Завтра утром Каброль проводит совещание.

— Зачем оно ему понадобилось? О чем он хочет нам сообщить?

— Если бы я знал ответ, то был бы заодно с силами тьмы. Он такой подозрительный, что уже и сам себе не доверяет. Но его мнение — это одно, а у нас может быть свое. Согласна?

Рут кивнула.

— По правде сказать, меня так и подмывает задать ему парочку прямых вопросов.

— Думаешь, он знает о картине больше, чем хочет показать?

— Понятия не имею. Но стоит мне подумать о том, чтобы бросить ему вызов, как в моем недоразвитом, примитивном мозгу вспыхивает красный предупреждающий свет. Каброль чертовски верткий парень. Как бы не сделать хуже.

— Так что будет завтра?

— Во-первых, я бы хотел, чтобы ты поддержала меня насчет дополнительных запросов. Во-вторых, я собираюсь кое с кем тебя познакомить. Ты же не смоешься сразу после собрания?

— Нет. А с кем ты меня познакомишь?

— С одним высокопоставленным визитером. Мы могли бы провести его по Государственному музею. Он там давно не был и кое-что еще не видел. Знаешь, что такое ОПИА?

— Опять какое-то идиотское сокращение. Ты мне говорил, да я, боюсь, забыла.

— Ладно, тогда до завтра. — Майлс приложил палец к губам. — Обязательно будь.

Отпустив Майлса, Рут позвонила Лукасу. Небо в промежутке между двумя корпусами здания напоминало кусочек голубого флага.

— Здравствуйте, Рут. — Голос Лукаса прозвучал с несвойственной отчужденностью, что совсем ей не понравилось. — Чем могу помочь?

— Папа сказал, что мне нужно вам позвонить. Насчет чисел.

— Ах да. — Пауза заполнилась тяжелым дыханием. Лукас как будто превратился в не известную науке амфибию, исчезающую под водой каждый раз, когда вы уже вроде бы поймали ее в окуляры бинокля. — Едва не забыл о его просьбе… столько всего случилось…

— Случилось? Что случилось?

— Я имею в виду Жожо.

Поспешив со звонком, Рут совершенно забыла об этом обстоятельстве.

— Мы ездили к ней, — все еще тяжело дыша, сообщил Лукас. — И были очень огорчены тем, что увидели и услышали. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Понимаю, — коротко и холодно ответила Рут, готовясь к неизбежному.

— Естественно, каждую ситуацию можно рассматривать с двух сторон, — продолжал он, — и мы не хотели бы делать какие-либо поспешные выводы, не услышав ваших объяснений.

— Боюсь, Жожо попала пальцем в небо. К тому же, насколько мне известно, у нее сотрясение мозга. Я пыталась ей позвонить, но пока безуспешно. В любом случае, думаю, вы понимаете, что я не виновата в том, что с ней произошло.

— Я и не думал, что вы в этом виноваты. Все выглядит не вполне убедительно. Тем не менее мы с Кларой считаем, что — извините, но я должен это сказать — отчасти она, может быть, и права. Особенно в том, что касается имевшего место соперничества между вами двумя из-за Маартена.

— Наслышана. Мы с ней эту тему никогда не обсуждали. Но если все обстоит именно так, если она углядела соперничество там, где его никогда не было, это ее проблема. Как мне ни жаль так говорить. Лично я, повторяю, наши отношения видела в ином свете. — На фоне прямоугольника неба появилась, лениво покачивая крыльями, чайка. Несколько взмахов, и птица исчезла. — И если уж хотите знать мое мнение, то Жожо просто завидовала мне, потому что у нас с Маартеном было общее прошлое. Когда он умер, у нее не стало будущего, а оставшийся кусочек прошлого был куда меньше моего. Надеюсь, вы понимаете, о чем я. Получилось так, словно это я украла у нее то, что могло бы быть. Черт… знаю, звучит по-идиотски, но, на мой взгляд, в этом что-то есть. Понимаете, она любила Маартена, а я — нет. То есть я не любила его по-настоящему. Чувства присутствовали, но не те. Я хочу сказать, что мы хотели любить друг друга, но не знали как.

Ответа не последовало.

Дыхание чуть сбилось, потом стало еще тяжелее, еще натужнее.

— Мне жаль, что пришлось это сказать, — добавила Рут.

— Я не собираюсь передавать ваши слова Кларе, — подал наконец голос Лукас, — и буду признателен, если и вы не станете излагать ей эти свои откровения.