Мамы-мафия: крёстная мать (ЛП) - Гир Керстин. Страница 1

Керстин Гир

Мамы-мафия: крёстная мать

Роман

Раджкумари, Стелле2802, Хумер-Хайлигербергу, Катербэру, Киттекату12, Лолле из Берлина и особенно симпатичным читательницам из Вупперталя, Дармштадта, Гамбурга, Ганновера, Эттлингена, Хайгера, Ойскирхена, Баварии и ПК за диваном!

Вы даже не представляете, как много радости могут доставить пять звёзд!

Эта книга не – я подчёркиваю, не для рецензентки из Дюссельдорфа. Уйди и вырой себе яму!

«Если кому-то чего-то не хватает, это не должно удерживать его от того, чтобы наслаждаться всем остальным».

Джейн Остин

Неллин абсолютно тайный дневник

12 июня

Лара влюблена в Макса

Макс влюблён в меня

Я влюблена в Морица

Мориц влюблён в Лару

Может ли жизнь быть такой коварной?

Папа говорит, что он всё отдал бы за то, чтобы снова стать четырнадцатилетним. По его словам, в четырнадцать лет жизнь такая замечательная и несложная. Он что, с ума сошёл? То есть какую дерьмовую жизнь должен вести человек, чтобы в сорок пять пожелать себе ещё раз стать четырнадцатилетним???? Я спросила папу, что же он сделал не так, может быть, я смогу поучиться на его ошибках. Но он только глупо ухмыльнулся и спросил: «Их действительно зовут Макс и Мориц?». Ну да, в любом случае я не буду изучать юриспруденцию и водить вольво. А когда я выйду замуж и рожу детей, я не оставлю их через пару лет ради какой-то хипповой модели. И я не буду употреблять те противно пряные леденцы, которые он постоянно жрёт. Наверное, они размягчают мозг. Несложная жизнь, хаха, смешно слышать. Моё сердце тяжёлое, как пудинг. Безответная любовь – это, наверное, самое плохое, что может случиться с человеком, не считая зубной боли и запрета на телевизор.

P.S. Я немного влюблена и в Уилла Смита. В фильме «Правила съёма: метод Хитча» он такой сексуальный (на выходные три раза проверила с Ларой – да здравствует реклама!)

P.P.S. У нас в классе новый парень. Жаль, что мальчики с вытатуированными монстрами – совсем не мой тип.

1

Антон сказал, что сегодня вечером я прекрасно выгляжу. Он сказал это, паркуя ягуар задним ходом, одна рука на руле, другая на моём затылке. Ах, некоторые моменты жизни слишком хороши, чтобы быть правдой.

– Спасибо, – ответила я. Комплимент я действительно заслужила, своим внешним видом я занималась сегодня всё время после обеда: пилинг тела, бритьё ног, маска для волос, бигуди, маска от морщин для лица, лифтинг-лосьон для тела, крем для век, мерцающая пудра для тела – всё по полной программе. Потому что сегодня была Ночь с большой буквы – как назвала её моя подруга Анна.

Антон об этом не знал. Но его рука на моём затылке была хорошим началом.

Я улыбнулась ему, понадеявшись, что на моих зубах не налипли следы от помады, якобы годящейся для поцелуев.

– Ты тоже выглядишь неплохо.

Это было большим преуменьшением. Антон Альслебен не нуждался в ухищрениях вроде маски от морщин или мерцающей пудры, он был красив от природы. Ну да, возможно, не то чтобы красив, а очень, очень хорош собой. Такая классическая модель в чёрном костюме, с тёмными, коротко подстриженными волосами, выразительными чертами лица и яркими каре-зелёными глазами, всегда чисто выбрит и с ухоженными ногтями. Я спрашивала себя, делает ли он сам себе маникюр или посещает маникюршу. Он вполне мог и посещать, я бы не удивилась. Может быть, этим занималась его секретарша.

Антон обошёл автомобиль, открыл передо мной дверцу и подал мне руку, чтобы помочь выйти из машины. К этому я постепенно привыкла. В первый раз я выбралась из автомобиля одновременно с ним, и когда я внезапно увидела его рядом с собой, у меня вырвался громкий крик. Исключительно хорошие манеры Антона постоянно напоминали мне о том, что я выросла на крестьянском хуторе в Северной Фризии. Насколько я помнила, мой отец лишь однажды помог моей матери выйти из автомобиля, и это было тогда, когда её загипсованную ногу заклинило между двумя ящиками с однодневными цыплятами.

Когда Антон закрывал двери автомобиля, что-то сверкнуло – наверное, молния. Я глянула на небо. Летняя гроза? Только не это! Моё платье, если оно намокнет, наверняка станет прозрачным.

– Смотри, Констанца, – сказал Антон. – Вон тот тип точно папарацци. Ждёт знаменитостей. Я слышал, что в этом ресторане часто бывают Альфред Биолек, Тина Тэрнер и Фрауке Людовиг.

– Все вместе? – Снова что-то сверкнуло. Наверное, этот папарацци в ожидании Биолека, Тэрнер и Людовиг тратил время на фотографирование не таких известных гостей – например, нас. Он, очевидно, был новичком. По дороге к лестнице я незаметно проверила, не сбилось ли моё платье. Впервые в жизни я вышла на улицу без нижнего белья, и мне ни в коем случае не хотелось оказаться запечатлённой в какой-нибудь газете. Хотя моя подруга Мими заверила меня, что платье не собьётся и не задерётся, но оно было таким узким, что практически облепляло мои бёдра, поэтому я беспокоилась. Мои платья часто задирались, теряли пуговицы, приобретали пятна и вообще вели себя из рук вон плохо. Но это платье сидело великолепно. Наверное, потому, что оно было не моё, а одолженное у Мими. Хорошо воспитанное платье. Я заставила себя держать руки подальше от него и втянула живот.

– Никто так неэротичен, как женщина, которая постоянно поправляет на себе одежду, – утверждала Мими, и я хотела быть сегодня какой угодно, но только не неэротичной. В конце концов, это была Ночь с большой буквы.

На лестнице я попробовала немного покачать бёдрами. Но у меня лишь подвернулась нога на тончайшем каблуке, и я споткнулась. Это потому, что я была в своих собственных, плохо воспитанных туфлях. К сожалению, ни одна из моих подруг не носила размер 41,5.

Зато когда я споткнулась, ничего не сверкнуло.

Антон взял меня за руку и улыбнулся мне.

– Я голоден, а ты?

– Как волк, – ответила я.

– Мне нравится это в тебе, – сказал Антон. – Что ты так решительно берёшься за еду.

Опять комплимент – или что это было? Я с завтрака ничего не ела, потому что занималась уходом за собой, и я боялась набить себе живот.

Но эротично ли это?

Ресторан был очень изысканный, в нём всё сверкало от блестящей камчатной ткани и шлифованного хрусталя, все служащие выглядели, как пингвины, и на каждую смену блюд назначался свой собственный официант. Цены были, вероятно, так же велики, как порции малы, так что мне, похоже, не грозила опасность, что Мимино платье у меня на животе неэротично вздуется.

– Вы заказывали столик? – спросил нас благородный господин за благородной стойкой, листая благородный журнал.

Антон кивнул.

– Альслебен, – сказал он. – Столик на двоих.

Благородный господин провёл пальцем по строчкам.

– Альслебен… Альслебен… Герр доктор Рудольф Альслебен? Столик на четверых?

– Нет, – ответил Антон. – Это не я.

Палец продвинулся вниз.

– А, вот оно. Альслебен, столик на две персоны, у окна напротив камина. – Благородный господин кивком подозвал одного из пингвинов, чтобы тот отвёл нас к столу. – Господам столик номер пять.

– Я и не знала, что Альслебен – такое распространённое имя, – сказала я, стараясь не подвернуть ногу, втянуть живот и при этом плавно двигать бёдрами. Всё – вопрос координации. – И у другого Альслебена – тоже докторский титул. Забавно, да?

– Не совсем, – ответил Антон. – Рудольф Альслебен – мой отец.

– Вот как? – спросила я, и мои колени превратились в пудинг. – И он сегодня вечером тоже…?

– Да, вон там впереди, – сказал Антон. – Давай подойдём и быстро поздороваемся.

Давай пойдём и быстро убежим, хотела крикнуть я, но было уже поздно. Антон, ведя меня за руку, устремился прямо к столику номер семь. Две возрастные пары с бокалами шампанского в руках посмотрели на нас. На первый взгляд они подтверждали практически каждое клише, которое пришло мне в голову насчёт богатых, играющих в гольф, почти достигших пенсионного возраста супружеских пар (причём про гольф – это тоже клише): килограммы платины и бриллиантов – на шее, в ушах и на пальцах, – кольца-печатки у мужчин, великолепно сидящие пиджаки, загорелая кожа, в небольших складках у мужчин, удивительно гладкая у женщин. Женщины потратили на свою внешность намного больше времени и денег, чем я. Хотя они были старше меня по меньшей мере на двадцать пять лет, выглядели они старше самое большое лет на десять. У обеих можно было разглядеть в декольте структуру скелета, что указывало на многолетние ограничения в питании.