Замкнутый круг (СИ) - "Arne Lati". Страница 22

- Олесь, успокойся, - просит перепуганным голосом Август, и дрожь его голоса отрезвляет. Расслабляюсь и, дернув плечом, даю понять, что остыл. Откидываюсь обратно на спинку стула и устало прикрываю глаза, пережидая вспышку гнева и кровавые кляксы перед глазами. Я спокоен. Я абсолютно спокоен. Вадим что-то говорит менту, тот спорит, но не долго, и оставляет нас одних. Не слышу шагов, копошения ребят, только его чертов голос, от которого кровь кипит в венах. Дышу медленно, загнанно, надо взять себя в руки.

- Ты хреново выглядишь, - ухмыляется Август, и, переведя на него взгляд, непонимающе отслеживаю, как он улыбается Вадиму без грамма злости или хотя бы печали, что друга просрал. - Тебе не идет щетина, - скалится мелкое недоразумение, удобнее устраиваясь на стуле.

- Нас слушают, поэтому фильтруйте базар, - просит рабочим тоном Вадим, раскладывая перед собой бумаги.

- Долбанная лживая тварь - так достаточно фильтрации? - склонив голову вбок и повернувшись к нему, мило улыбаюсь, желая, чтобы он сейчас же провалился в Ад, откуда по ошибке вылез.

- Олесь, закрой рот, - просит без нажима, и только окрик Дениса заставляет меня остаться на месте.

- Прекрати. Если он здесь, то не твои истерики слушать пришел, - читает нотации друг, а у меня в голове конкретный такой разрыв шаблона.

- Напомнить, что он нас предал? - получается слишком ядовито, настолько, что горечь во рту оседает.

- Ты видишь только то, что хочешь, - осекает меня Вадим, не глядя в мою сторону. - Я пришел поговорить о том, какие сведения имеются у меня.

- А то, как эти сведения из нас выбиты, ты не хочешь поговорить?! - срываюсь в очередной раз, злость расползается подобно отраве, затуманивая мне разум.

- Закрой рот, пока я его тебе не заклеил, - повернувшись ко мне, смотрит так, будто я уничтожил его любимую планету. Но за расплавленным серебром отчетливо видна боль, всепоглощающая, грызущая изнутри, и она отдается даже мне. Я окончательно не понимаю, что здесь происходит.

- Говори, Вадим, - помогает ему Август, темнея лицом и сползая ниже по стулу. Дышит с надрывом - видать, тоже по ребрам прилетело.

- Все произошедшее…

- Факты. Твои личные переживания нам в хуй не уперлись, - когда же я уже заткнусь?

- Вы все трое подозреваетесь в соучастии в преступлении… Я не буду говорит заумно, хорошо?

- Лесь! - рявкают сразу двое, затыкая меня, стоило только открыть рот.

- Двадцатого числа этого месяца было совершено убийство с особой жестокостью. Личность потерпевшей выясняется, - читает по бумажке, на нас не смотрит. - На месте, где был обнаружен автомобиль Яценко Олеся, найдена зажигалка Архипова Дениса, что может послужить уликой в его причастности к убийству и уничтожению чужого имущества с целью сокрытия следов преступления. Также в его доме обнаружены следы Хорес Августа и все того же Яценко.

- А твоих там не обнаружено? - уточняю лично для себя.

- Найденные пакеты в подвале идентичны тем, что были изъяты из могилы, с содержащимися в них останками пострадавшей. Также в той же могиле был обнаружен бычок от сигареты, принадлежащий Яценко, с отпечатками его следов и слюны на фильтре… - у меня случился легкий шок, плавно перетекший в полнейшую апатию, Денис сидит бледнее мела, Вадим нервно сжимает в руках листы, вижу, что злится, знать бы еще только, на кого.

- На мешках также сохранились отпечатки пальцев Яценко…

- А твоих, случаем, нет?

- Что свидетельствует о его прямой причастности к преступлению. Не доказано, но находится под рассмотрением причастность Хорес Августа к расчленению трупа потерпевший. В случае, если это подтвердится…

- Да брось, знаем мы, что нам светит, - улыбается Август, а мне от его улыбки дурно делается, физически плохо. Переглядываемся с Денисом, думая об одном и том же.

- Вы признаете свою вину? - спрашивает Вадим, доставая три заявления и выкладывая их перед нами.

- Да вот хуй! - ору так, что собственный ор звоном возвращается. - Я тебе, мент позорный, твое заявление в жопу запихаю!!! - трясет как шлюху в церкви, кожа покрылась мурашками. - Уебок, сука… - влетели менты, скрутили меня, слабо слышал, что орал Август, о чем просил Денис и нахрена Вадим полез к надзорным. Как итог: меня вернули в камеру.

Время остановилось. И я остановился в нем. Ничего по-прежнему не ясно. От перспективы остаться одному не весть где - плохеет. Слабость ужасная, ребра ноют. Еще и на психику давит эта тишина. Что теперь будет? Кем буду я? В глазах родителей, что уже приезжали и просили меня сознаться и покаяться, отец обещал простить, но я видел его глаза в тот момент: лишь бы успокоилась мать, он готов был сказать что угодно. Нет у него больше сына.

В глазах друзей… чувство вины… никогда не придавал ему особого значения. А теперь понял. Прочувствовал. Про карьеру Дениса можно забыть, со сроком, пускай даже условкой, ему ничего не светит, не пропустят выше, а он так хотел, он верил, людям помогать мечтал… и все равно поехал за мной, и там не бросил. Я буду вечно перед ним в долгу, и даже после смерти не смогу искупить свою вину. Август… я видел, что ему не страшно. Нет, страшно конечно, но он не злится на меня, хотя должен. У него же тоже, по сути, будущего нет. Ему же срок впаяют немалый, он же больше всех пострадал. Про Вадима стараюсь не думать - больно.

У нас больше ничего нет. Только мы друг у друга и остались. И сейчас я понимаю, что это за люди и почему они рядом. Не просто так, не потому что из моей прихоти - они сами хотели быть рядом, со мной. А я всю жизнь плевал на них. Не видел чувств Вадима и его боли, не знал, как своим незнанием ему жизнь ломал, не смог поддержать, понять его отдаленности. Да и про Августа не уверен, что всегда поступал с ним правильно. Я не заслуживаю быть их другом. Но что-то сделать ради них смогу. Смогу взять всю вину на себя, отгородить их, попытаться уменьшить наказание и хоть так частично искупить вину. Не перед собой - перед ними. Утыкаюсь лицом в жесткую подушку пропахшую хлоркой и затхлостью, вою в нее, глуша крики, бью ладонями по кровати, пытаясь выпустить хоть сотую часть накопившегося внутри. Все постепенно отходит на второй план. На фоне собственной ничтожности даже содеянное кажется не столь значимым.

- Яценко, на выход, - этих слов я ждал как спасения. Все. Хватит. Пора сдаваться. Все равно того меня, что был еще жив пару дней назад, больше нет. Его задушило реальностью, примерно так же, как ту несчастную, что стала игрушкой в наших неумелых руках.

- Куда меня ведут? - тишина. Молчит, сука. Но я спокоен. Впервые за долгое время спокоен.

Загнав меня в кабинет и усадив напротив коренастого полноватого мужика лет сорока с вороватыми поросячьими глазами и жидкими усами на сальной морде, вручают мне бумаги. Читаю, перечитываю, глупо хлопаю ресницами, пытаясь понять.

- Это приказ о твоем временном выпуске под залог. До начала слушания находишься дома и не рыпаешься, любое нарушение увеличит твой и так не маленький срок. Вопросы есть?

- Кто внес залог? - смотрю на сумму в четыреста тысяч рублей и твердо знаю - у моей семьи таких денег нет, а если бы и были, отец бы не отдал их так глупо. Меня все равно посадят, смысл тратить деньги?

- Ты посмотри, - скалится, оголяя желтую полоску зубов, - он еще и недоволен. Подписывай и вали отсюда, пока не передумали, - их глупый смех заставил дернуться в груди остатки не прохереного характера. Сцепив зубы остаюсь на месте, сдерживаясь. чтобы не накинуться на эту толстую тушу и не вбить ему его же слова в глотку.

Вместо подписи обозначаю свою фамилию где нужно, и под присмотром одного из присутствующих бреду на выход. Чувство, что предаю друзей, не отпускает ни на минуту.

Забираю свои вещи, логично не обнаружив в кошельке денег, телефон мне также не вернули, сообщив, что потерян во время следствия. Потерян, как же. Да и не важно все это по сути, не имеет ни малейшего смысла.