Троил и Крессида - Чосер Джеффри. Страница 28

И город весь о том судачил скоро:

Парламент, мол, решил - Калхаса дочь,

Красавицу, из Трои гонят прочь.

Едва к Крессиде новость долетела

(А надо вам сказать, что до отца

Давным-давно уж не было ей дела), -

Как стала клясть бедняжка без конца

И договор, и греков, и жреца,

Боялась верить и не верить слухам

И, сидя дома, вовсе пала духом.

И в мыслях был у ней один Троил,

И сердце было занято Троилом,

И только он в душе ее царил,

Все без него казалось ей постылым.

Ужели должно ей расстаться с милым?

Куда бежать? Кого спросить о нем?

Любовь и страх Крессиду жгли огнем.

Тут жены городские, что приятство

Находят в посещении подруг,

Сочувствие свое или злорадство

Ей выказать пришли и, севши в круг,

Заговорили разом все и вдруг.

Вот разговор их, сколько мне он ведом

(Хоть, правда, грош цена таким беседам).

Одна сказала: "С батюшкой своим

Вы свидитесь; как этому я рада!"

Другая: "Скучно будет нам одним

Без вас! какая, право же, досада!"

А третья: "Вы уж там добейтесь лада

Меж нами и врагами; в добрый час!

Мы все молиться примемся за вас".

Весь этот вздор - так чудилось Крессиде -

К ней словно долетал издалека:

Хоть слушала она прилежно, сидя

Посередине женского кружка,

Все, что у них слетало с языка,

Но в помыслах влеклась она к Троилу:

Разлука с ним была ей не под силу!

Но женщины, решив ее развлечь,

Наперебой трещали без умолку,

Шутили с нею, заводили речь

О разных разностях - и все без толку:

В ином огне сгорая втихомолку,

Томилась бедная Калхаса дочь,

Пока терпеть уж стало ей невмочь.

И слезы пролилися поневоле

У ней: неужто прежних ей отрад

Вовек с Троилом не изведать боле?

И дух ее, с небес низвергнут в ад,

Такой жестокой мукой был объят,

Что слов ничьих уж больше не слыхала

Бедняжка и лишь горько воздыхала.

Но дамы, увидав ее печаль,

По дурости решили, что Крессиде

Расстаться с ними страх как будет жаль

И что растрогалась она при виде

Их доброты, иль дело тут в обиде,

Что причинил ей городской совет, -

И дружно все расплакались в ответ.

И чтоб скорей утешилась вдовица,

Ей втолковать пытались кто как мог,

Что горевать и плакать не годится.

От их стараний был такой же прок,

Как разве лишь от растиранья ног

При боли головной: ведь сей кручины

Никто не ведал истинной причины.

Вот гостьи по домам ушли, сперва

С три короба нагородивши вздора;

Крессида, ни жива и ни мертва,

Чужого не страшась уж больше взора,

Взошла к себе, и там, не сняв убора,

Со стоном до постели добралась

И без помехи горю предалась.

Волос волнистых золотые пряди

Она рвала, и пальцы тонких рук

Ломала, и, взывая о пощаде,

Молила, чтобы смерть ее от мук

Избавила; страданье, как недуг,

Ей побелило розовые щеки,

И горьких слез по ним текли потоки.

"О, горе мне! Ужели рождена

Я под дурным созвездьем? Неужели

С любимым разлучиться я должна,

Покинув город, где жила доселе?

В недобрый час глаза мои узрели

Того, кто столько мук доставил мне

И сам страдает по моей вине!"

Так бедная стенала, изливая,

Как дождь апрельский, слезы из очей

И в грудь руками била, призывая

Смерть милосердную прийти за ней:

На что ей жизнь? Ведь тот, кто всех милей,

Ее теперь не исцелит от муки,

Навеки предстоит им быть в разлуке!

"Любовь моя! Как жить с тобой мне врозь?

Кто без меня твой будет утешитель?

Откуда только это зло взялось,

Разрушив наших радостей обитель?

Будь проклят, о презренный мой родитель!

Зачем, Аргива, ты произвела

Меня на свет, коль жизнь мне не мила?

Как рыбе вне ее родной стихии,

Мне без тебя, Троил мой, жизни нет!

Как твари все нуждаются земные

В природной пище, как тепло и свет

Потребны деревам, как свежий цвет,

Отторгнутый от корня, скоро вянет, -

Крессида жить без милого не станет!

Пусть не дозволит слабость и боязнь

Мне совладать с клинком из острой стали -

Иную для себя измыслю казнь:

Коль не зачахну прежде от печали,

Клянусь, со дня разлуки я и дале

В рот не возьму ни яства, ни питья,

Пока не пресечется жизнь моя.

И в знак печали облачусь отныне

Я в черное и так пребуду впредь.

Подобно нищей схимнице в пустыне,

Все буду я молиться и скорбеть,

Пока наступит время умереть

И станет плоть моя добычей тлена,

А дух на волю вырвется из плена.

Любимый! Душу скорбную мою

Ты допусти к своей: пусть на земле им

Отрады нет - зато в ином краю

Не разлучить нас никаким злодеям.

Как Эвридика со своим Орфеем,

В Элизиуме буду я с тобой:

Не так ли нам назначено Судьбой?

Итак, любимый мой, теперь уж скоро

Тебя навек покинуть я должна:

Взамен вернут вам греки Антенора.

Но что с тобою станет? Столь нежна

Душа твоя! Как выдержит она

Разлуку? О, забудь меня скорее!

Утешься, обо мне не сожалея!"

Однако же, язык мой слаб и скуп,

И не берусь в рассказе передать я

Все вздохи, что у ней слетали с губ,

Все жалобы, и стоны, и проклятья:

Боюсь, что стих мой полного понятья

О скорби вам Крессидиной не даст,

А попусту болтать я не горазд.

Итак, продолжим дальше нашу повесть.

Пандар, от принца выйдя, прямиком

Отправился к Крессиде, чтоб на совесть

Исполнить порученье, о каком

Я прежде вам поведал; и тайком

В опочивальню к ней пробрался вскоре,

Где и застал бедняжку в страшном горе.

Из глаз ее лились потоки слез

На грудь, что полотна была белее,

Густые пряди золотых волос

Свисали, расплетясь, вдоль нежной шеи,

Все эти знаки толковать умея,

Пандар смекнул, что впрямь подобный вид

О подлинном страданье говорит.

Едва Крессида дядю увидала,

Как жалостней и горше во сто крат,

Лицо в ладони спрятав, зарыдала.

Пандар же, состраданьем к ней объят,

Уж был готов поворотить назад

И прочь бежать не говоря ни слова,

Снести не в силах зрелища такого.

"Ах, дядюшка! Настал мой смертный час!

Уж я сама не ведаю, должна ли

Приветом иль проклятьем встретить вас:

Все радости мои и все печали

От вас пошли! Не вы ль меня склоняли

Познать любовь, усладу всех сердец?

Могла ль предвидеть я такой конец?

О, вижу я, - продолжила вдовица, -

К беде ведет любовь: таков итог!

Так суждено блаженству завершиться

Страданьем; сколь же горек сей урок!

Глупцы, которым это невдомек,

Взгляните, как терплю я муки ада,

Сама себя я умертвить бы рада!

Кто зрит меня, всех горестей и мук

Перед собою видит средоточье:

Обида, боль, унынье, гнев, испуг

Владеют мной и сердце рвут мне в клочья,

Отчаянья не в силах превозмочь я!

Столь жалок мой удел, клянусь душой,

Что даже небо плачет надо мной".

"Дитя! Твою печаль и страх утраты

Я разделяю, - молвил тот в ответ, -

Но ради Бога, пожалей себя ты!

Так убиваться, право же, не след.

Себе чинишь ты этим только вред.

Ну полно! Дядя твой не без гостинца

К тебе пришел: есть весточка от принца".

Но пуще лишь расплакалась вдова:

"Ах, дядюшка! Что может он, бедняжка,

Мне передать? Прощальные слова?

Надежду ли, что выйдет нам поблажка?

О, смилуйтесь! И без того мне тяжко.

Своих ли слез ему недостает,

Что за слезами вас ко мне он шлет?"

Увы! Прекрасная, как ангел Божий,

Крессида в эти несколько минут