Леди Печалей - Дарт-Торнтон Сесилия. Страница 28

Немного ближе сидела группа гостей из Римана, представители расы Ледяных. Они напоминали лилии или нахохлившихся белых птиц в наряде павлинов-альбиносов. Кожа цвета слоновой кости, угрюмые лица обрамляли абсолютно белые волосы, мягкие, словно шелк. Из украшений они предпочитали серебро, а одежда обычно шилась из белого шелка и серебристо-голубого или бледно-серого газа. Только одна деталь их туалета была неожиданно яркой — бархатные накидки кроваво-красного цвета, отороченные соболем. Ледяные держались обособленно. Рохейн представили только одной из них — леди Сольвейг из Икстакутла. Пламя свечей, отражавшееся в их глазах, напоминало ледяные сосульки, освещенные закатным солнцем.

Пролилась кровь, турнир закончился как раз к подаче следующего блюда, состоявшего из какого-то раздутого быка. Его зажарили с разными пряными травами и ввезли на золотой тележке, запряженной оленями, чтобы продемонстрировать Королю-Императору. Когда тележка остановилась перед возвышением, встал герцог Роксбург. Его голос прогремел на весь зал. Публика оцепенела от ужаса.

— Что это? Бык на новогодний ужин? Посмотрите на него! Разве можно такое блюдо показывать Его величеству? Он даже не выпотрошен и не нафарширован! Мы, по-видимому, будем жевать внутренности? Вызвать сюда главного повара! Его надо повесить за некомпетентность!

Сопротивляющегося и хныкающего королевского повара волоком притащили их кухни. Пряча глаза, он на коленях стал просить милости.

— Ваше величество! Ваше высочество! Ваше сиятельство! Пожалейте меня! Я так старался, но мне не хватило времени…

— Молчать! — прогремел Роксбург. — Я велю тебя нафаршировать вместо быка!

— Нет, сэр, — взмолился повар. — Лучше я покажу вам содержимое быка, а не мое.

С этими словами он вытащил из-за пояса длинный нож и одним движением вскрыл живот быка. Зал ахнул, когда оттуда показалась целая зажаренная корова. А в ней — запеченная самка оленя, потом прекрасно приготовленная овца, фаршированная поросенком, внутри которого оказалась индейка, содержащая в животе голубя, заполненного фаршем. Зал разразился бешеными аплодисментами. Королевский повар поклонился, а Роксбург откинул голову назад и расхохотался. Конечно, все было спланировано с начала и до конца. Герцог бросил повару кошелек. Несколько лакеев укатили тележку, чтобы блюдо нарезали и подали гостям.

За быком последовали жареные павлины. Их провезли перед публикой в красочном оперении. После этого в зал триумфально внесли пироги. Когда их разрезали, оттуда вылетели живые птицы и стали летать по залу.

Такой насыщенной трапезы Рохейн еще не видела. Многие присутствующие распустили пояса. Лакеи и слуги сновали взад и вперед, спеша выполнить любые прихоти и капризы своих хозяев. Когда столы подготовили для подачи последних закусок, оркестр, размещенный в галерее, заиграл тихую музыку. Лица музыкантов блестели от пота.

Придворные стали перешептываться.

Поднялся Королевский Бард. Поманив к себе группу мальчиков, ожидавших в стороне, он сошел с помоста и направился к золотой арфе, чья рама была похожа на гигантскую рыбу. Опять в зале воцарилась тишина.

— Я спою вам песню «Остролист», — объявил он и сел к инструменту.

Вместе с детским хором Бард запел традиционную песню Имброла. Пение было великолепным, а звук таким мощным, что казалось, вот-вот рухнут стены.

Томас Эрсилдоун отпустил хор и снова тронул струны арфы. Мелодичным сильным голосом он запел серенаду.

Любовь моя, хоть я б, поверь, желал

Не отрываться от твоих прекрасных глаз,

Наступят день и час, когда средь прочих бед

Придется нам расстаться.

О тебе

Позволь на память локон сохранить.

Тот локон путеводной станет нитью

Скитальцу бедному, бредущему во мгле,

И даже через много-много лет

Он памяти вернет твое лицо.

Он драгоценнее, чем редкое кольцо.

В душе моей воскреснет образ твой,

Хранимый бережно, с любовью и тоской.

Коль не смогу я быть с тобою рядом,

Оставь мне локон — память и награду.

На глаза Рохейн навернулись слезы. Она не дала им скатиться на щеки. Хранит ли Торн прядь волос, которую отрезал у нее? Бард поклонился главному столу, его поблагодарили за представление.

— Мой ученик Тоби, — сказал Эрсилдоун, — последнее время разучивал несколько эпических произведений. Давайте сейчас послушаем их.

— Если это доставит удовольствие Его величеству, я спою песню «Свечное масло».

Юноша низко поклонился Королю-Императору. Придворные оживились. Это была старая, хорошо известная песня. Хотя слова не очень подходили к случаю, ее всегда пели при наступлении Имброла.

— Для тех, кто не знаком с историей Империи, я поясню. Свечное масло — древнее название золота, — сказал Тоби звонким голосом. — Баллада основана на реальных событиях, произошедших в былые времена с одной девушкой. Песня старая, многие Барды спели ее за это время. Теперь пришел мой черед.

Взяв лиру, Тоби полуречитативом начал длинную балладу. Когда отзвенели последние звуки, певец поклонился. Публика еще какое-то время оставалась под впечатлением прекрасной старой песни.

Едва они стали аплодировать, как громкий взрыв и красочное пурпурное облако дыма известили о прибытии пудингов. Верхом на серых конях ехали двенадцать всадников в масках, представляющих все месяцы года. На руках всадников были надеты силдроновые браслеты, чтобы легче держать на вытянутых руках пылающие сферы. Все смотрели на это зрелище с радостным ожиданием, потому что счастливчики в своей порции найдут серебряный сувенир. Всадники проехали по залу, приостановившись перед Королем-Императором и поклонившись ему, потом покинули зал в сопровождении еще одного взрыва и пурпурного тумана.

— Да, дядя никогда ничего не делает наполовину! — прокомментировала Дайанелла, закрывая руками уши.

Упомянутый дядя — великий колдун, лорд Саргот-в-Колпаке, начал костюмированное новогоднее представление сразу после окончания десерта. Слава этого человека достигла самых дальних уголков Эриса, даже в Башне Исс о нем говорили с трепетом и волнением. Рохейн вскоре убедилась, что его репутация не преувеличена. Каждое из Девяти искусств он демонстрировал с невероятным мастерством, показав себя истинным волшебником. По сравнению с Сарготом Зиммут из Башни Исс казался учеником.

Слуги погасили свечи. Теперь в темном зале сверкали молнии, из ничего зажигалось пламя, рассыпались искры и клубами валил дым. Между раскатами грома играл оркестр. На втором возвышении ниже королевского стола Саргот превращал девушек в волчиц, а волков в червей. Кудесник распиливал людей пополам, и эти половины ходили по залу, а потом соединялись. Он резал человека на мелкие кусочки, а потом оживлял их. Неодушевленные предметы оживали, голой рукой он превращал огонь в воду, а воду в огонь. Саргот левитировал без помощи силдрона, проходил сквозь огонь, оставаясь необожженным. Колдун продемонстрировал такие чудеса магии, что зал не мог прийти в себя от восторга и изумления.

Часы пробили одиннадцать. С последним ударом кудесник исчез окончательно, оставив дождь из золота, серебра и красных искр в заполненном дымом зале. Наступило время переодевания. Слуги поспешили зажечь свечи. При их свете выяснилось, что королевский стол уже наполовину пуст. Придворные потянулись переодеваться для полночного бала.

Шурша шелком, Дайанелла, одетая в прелестный костюм камеристки, вошла в будуар Рохейн. За ней следом шла служанка.

— Ты готова, дорогая? — спросила она с милой улыбкой. — Бал вот-вот начнется! Позволь мне помочь тебе с прической. Слуги не знают толком, как это делается. Кроме того, я уже говорила, что у твоей служанки плохое зрение.

Закусив губу, Вивиана отошла в сторону. Рохейн позволила Дайанелле заняться волосами.

— Что-нибудь вроде этого, да? — предложила назойливая подруга, укладывая длинные пряди. — Небольшой беспорядок на голове, как у служанки, забывшей причесаться. Мне кажется, очень хорошо получается. Какой у тебя замечательный костюм! Я вижу, на твоей служанке надето платье, которое мне очень нравится. Следовало ей дать что-нибудь похуже, все равно порода скажет свое слово. Самое прелестное платье не украсит лицо простолюдина. Что это? — Она вдруг уставилась на волосы Рохейн. — Что ты сделала с корнями? Ничего не понимаю. Гриффин, выйди отсюда. Ты тоже. — Дайанелла повернулась к служанкам, и те поспешно ретировались.