Предложение (ЛП) - Хейл Карина. Страница 59

Брэм усаживает меня в свою машину, а затем мы мчимся за скорой в больницу, ту же, что и в прошлый раз. Если повезет, у нас будет тот же доктор и эта мысль, маленький шанс, что я снова буду общаться с уже хоть немного знакомым с нашей проблемой человеком, приносит мне крошечную толику спокойствия.

В этот раз мы не ждем в приемной. Мы с Брэмом идем вниз по коридору к комнате, в которой находится Ава, и когда медсестра спрашивает, ее ли мы родители, я чувствую, что киваю. Брэм, казалось, готов уйти, но правда сейчас кажется настолько тяжелой, и мне нужен кто-то, как он, чтобы держать меня за руку, пока я буду держать за руку Аву.

Доктор тот же, что и тогда, но новости совсем другие. Он говорит, что ее уровень глюкозы настолько зашкаливает, что становится трудно поддерживать его на нужном уровне. Его слова доходят до меня, и теперь я очень боюсь, что счастливого конца не будет. Вообще ничего не будет. Это будет один из тех ироничных сюжетов, как в фильме, когда мать теряет дочь, но получает мужа. Но ту потерю, которую она чувствует, никогда и ничем нельзя будет заменить.

Доктор просит нас удалиться, ему нужно осмотреть кого-то еще, так что мы с Брэмом ждем в коридоре, застряв в неудобных креслах, я покачиваю взад-вперед. Мой мозг пытается примириться с ужасной действительностью. Я продолжаю представлять, каково будет, если они выйдут с плохими новостями, и это похоже на свободное падение в ад. Настолько жестоко и невыносимо, что при одной мысли об этом у меня начинает кружиться голова.

Брэм потирает мою спину, когда я сворачиваюсь в клубок, пытаясь дышать и стараясь не паниковать. Это так чертовски трудно. Но его присутствие, его поддержка так помогает.

И все это время он молчит. Не извиняется, не пытается расположить меня к себе – он даже не сказал мне, что все будет хорошо. Потому что он знает, как и я, что сейчас не все в порядке. Она там и это не хорошо, и что бы кто не говорил, правдой это не станет.

Все, что делает Брэм, это находится рядом. Так просто.

Он просто есть.

И это все, что мне сейчас нужно.

Я просто надеюсь, что Ава, даже если она без сознания, может тоже его почувствовать.

***

— Никола, — голос Брэма прорывается сквозь дымку. — Я принес тебе кофе.

Я открываю глаза и вижу, как он протягивает мне пластиковый стаканчик, наполненный чернильно-коричневой жидкостью

— На вкус как гребаный керосин, — виновато говорит он. — Но должно помочь.

Я выпрямляюсь в кресле и осторожно беру у него стаканчик, быстро улыбаясь ему в знак благодарности. Я смотрю на Аву, она лежит на больничной койке, ее глаза закрыты, вокруг куча капельниц. Она выглядит словно ангелочек.

— Как она?

Он садится рядом со мной и устало вздыхает.

— Она не просыпалась. Думаю, ей снился какой-то смешной сон, она улыбалась во сне. Медсестры говорят, лучше позволить ей спать. Ее маленький организм столько всего перенес.

Так и есть. Было около часу ночи, когда врачи наконец-то смогли вывести Аву из сахарной комы. Она не была полностью в сознании, но узнала меня и Брэма, и, слава Богу, была под воздействием лекарств, так что не смогла снова эмоционально отреагировать на него.

После этого я довольно долго стояла около нее, придумывала разные истории и рассказывала ей, пока она спала. В конце концов, я выдохлась и уснула прямо в кресле.

И все это время Брэм был здесь, как и в тот первый раз, когда я его еще совсем не знала.

Тогда он был здесь ради нас.

И сейчас он здесь ради нас.

Но между нами все еще столько всего, все это грязное прошлое удерживает нас на расстоянии, и я не знаю, как снова сделать все правильным.

Думаю, я хочу этого.

— Брэм, — мягко говорю я.

Он потирает ладонью лицо и смотрит на меня. Рукава на белой рубашке закатаны, рядом с пуговицами пятно от кофе. Волосы растрепаны. Глаза широкие, но красные, кожа уставшая и слегка серая. Он выглядит так, словно вообще не спал, и я знаю, что это из-за нее.

И может из-за меня.

— Да, — отвечает он.

Для храбрости делаю вдох.

— Знаю, сейчас возможно не самое подходящее время для того, чтобы говорить об это, но… Я все еще зла на тебя.

На его лице появляется маленькая, грустная улыбка.

— Я знаю. И ты имеешь полное право злиться на меня столько, сколько хочешь.

— Но я не хочу, — говорю я и смотрю на свои руки, потому что так проще. — Злость требует столько сил. Она парализует…Я не хочу сожалеть о тебе. Я не хочу так жить, с сожалением, даже если это причиняет мне боль.

— Я тоже не хочу, чтоб ты сожалела обо мне, — говорит он и кладет руку поверх моей. Я чувствую на себе его взгляд, он вглядывается в мое лицо, ища ответы, ответы которые я и сама не знаю. — Солнышко. Прости. Я безумно сожалею. Знаю, нет ничего, что я мог бы сказать или сделать, чтобы заставить тебя поверить мне, просто послушай. Просто знай, что я говорю правду. Я никогда не хотел скрывать от тебя Тейлор и Мэтью, я хотел рассказать тебе о них…Просто я был таким трусом и так, черт возьми, боялся, что ты оставишь меня. Никто не хочет признаваться что когда-то был ужасным человеком, делал страшные вещи. Я боялся, если ты узнаешь правду, это навсегда отпугнет тебя. Ты забудешь о том, каким я стал, кто я сейчас.

Я киваю, любопытно, что я сделала бы, если бы он рассказал мне обо всем раньше. Неизвестно. Может быть, я бы отнеслась к этому нормально. А может, и нет. Может мы были бы достаточно сильными, чтобы справиться с этим. А может, и нет.

Я вспоминаю, что он ответил, когда я призналась ему в любви. Что всему свое время. Но думаю это больше о правильном времени.

— Пожалуйста, просто услышь меня, когда я говорю, что ты никогда не была объектом благотворительности, хорошо?

Тьфу. Это все еще ранит.

— Пожалуйста, — повторяет он, и я могу почувствовать, насколько виноватым он себя чувствует. — Все, что я делал для тебя и для Авы, я делал, потому что хотел тебя. Потому что ты мне нравилась…сильно. Вы обе. Я просто хотел быть с тобой. Может подсознательно я и пытался загладить свою вину за то, что сделал раньше, или возможно дело было в том, что я мог помочь кому-то когда у меня, наконец, появились средства для этого. Я просто хотел заставить тебя улыбаться. Вот и все. Вот как все было в действительности. Я хотел заставить тебя улыбаться, потому что казалось так трудно заставить тебя сделать это. И если бы я мог заботиться о вас обеих, двух девочках, которые заслуживают этого больше, чем все, кого я знаю, я бы так и поступил.

— У тебя очень хорошо получалось заботиться о нас, — тихо говорю я.

— И надеюсь, у меня получилось заставить тебя улыбнуться.

Конечно же, я улыбаюсь от этих слов.

— Да, с этим ты тоже справился. Как всегда.

Между нами повисает мягкий, теплый вид тишины, и я не могу перестать сравнивать прошлое и настоящее. Так много, и одновременно так мало всего изменилось.

— Никола, — шепчет он, от его голоса у меня плавятся кости. Я смотрю ему в глаза и вижу в них все, что хотела там увидеть, и не потому, что хочу этого, а потому что это действительно там.

— Я люблю тебя, — говорит он, и я знаю, это правда.

Потому что чувствую это. Потому что мое сердце пытается летать. Мне хочется его отпустить. Потому что знаю, оно как бумеранг, вернется к нему.

— Просто я тебя люблю, — говорит он, пальцами поглаживая мой подбородок, — И больше мне сказать нечего. Надеюсь, этих слов достаточно, потому что они идут прямо отсюда. — Он кладет руку на свою грудь. — Сначала мне нужно было это понять.

Мои глаза наполняются слезами, когда я уже думала, что слез не осталось. Сердце все увеличивается и увеличивается и увеличивается, угрожая переполниться, затопить меня, сбить с ног.

Я принимаю это. Потому что иметь сердце, наполненное его любовью и моей любовью к нему, это лучшее чувство в мире.

— Я все еще люблю тебя, — успеваю сказать я, и мой голос ломается. — Я не могла перестать, даже если пыталась. И я пыталась. Я хотела забыть тебя, но, что бы я не делала, ты всегда был в моем сердце. — Я с трудом сглатываю, и он наклоняется вперед, целует меня, пока слезы бегут по моим щекам.