Вкус яблочных зёрен (ЛП) - Хагена Катарина. Страница 43
хорошо выслушали друг друга, и телефонный разговор был завершён.
Однако на этой неделе должно было случиться ещё многое. В окончание этого, всё
должно было завершиться между тётей Ингой и Петером Клаазеном, и последнее имело
точку отсчёта где-то в Рурском бассейне ( при.пер.: конгломерат городов в федеральной
земле Северный Рейн—Вестфалия в Германии).
Глава 11.
Несмотря на тень, на террасе было жарко. Солнце стояло высоко. Я вошла назад в дом,
чтобы выпить стакан воды. Потом пошла в кабинет Хиннерка, села за письменный стол и
вытянула лист бумаги для пишущей машинки из левого нижнего ящика шкафа, которая была
там сложена в высокие стопки для хранения. Потом взяла острый карандаш из ящика и
написала Максу приглашение: "Сегодня вечером, незадолго до захода солнца состоится
маленький, очень костюмированный приём. Ещё добавляю последнее — я не хочу быть
единственной, кто бегает наряженным".
Я положила листок в белый конверт, написала на нём "Макс Омштедт", поместила его
в мою сумку и быстро вышла. Жара хлопнула меня по лицу как пощечина. Я бросила письмо
Максу в почтовый ящик. Там лежала другая почта, следовательно, сегодня он её ещё не
доставал и наверняка получит моё известие. Если Макс уже что-то намеревался делать? Ну,
тогда он мне откажет. В конце концов, я не хотела готовить меню из четырёх блюд.
Я поехала на велосипеде дальше к магазину "Eдека-ладен", купила красный виноград и
из сентиментальности, коробку "Афтер Айгхт" ( прим.пер.: шоколад с мятной начинкой).
Кажется, моё белое платье не вызывало здесь никакого возмущения. Я поместила всё в сумку
и повернула назад к дому, поела кое-что из того, что было в холодильнике и начала
планировать мой вечерний званый вечер.
Где мы должны сидеть? В доме, на террасе под розовыми кустами? Довольно не
торжественно и видно с улицы. На террасе под ивой? Для того, с кем я хотела вместе что-то
обсудить, прежний зимний сад был не подходящим местом для этого. В рощице? Слишком
темно, слишком много острых веток. В курятнике? Тесно, кроме того, свежая покраска. На
лугу с фруктовыми деревьями? Среди лужайки перед домом? Или может быть в доме?
Я решила — за домом под яблоней. Трава была высокая, но вокруг стояла вся эта
садовая мебель, на которую можно было что-то хоть немного поставить. И позади
фруктовых деревьев начинались большие ивы, я пошла в прихожую и принесла косу.
Почему я не должна была это уметь? Я пыталась вспомнить о том, как мой дедушка держал
её, когда шагал легко и медленно по ломающимся стебелькам. То, что выглядело так легко,
на самом деле было очень утомительно, и жара не способствовала улучшению процесса.
Я смело скосила несколько бесформенных участков вокруг большой яблони сорта
"Боскооп", ( прим.пер.: сорт сычужных яблок с плотной мякотью) на которой когда-то у
Берты и Анны было своё убежище. Теперь всё выглядело не так, как будто бы кто-то
приготовил здесь красивое место для пикника, а скорее, как будто бы здесь происходила
борьба, ну что же, так сделала коса. Я повесила эту тупую вещь опять обратно на место. Мне
поможет только чердак. Я пошла наверх, покопалась в сундуках и нашла большой лоскутный
ковёр, несколько грубых шерстяных одеял и коричнево-золотистый занавес из парчи. Я
потащила всё по лестнице вниз, как будто это была моя добыча, а потом из прихожей до луга
позади дома.
Эти сундуки с приданым были чудесные. Я возвратилась и вытащила белую скатерть с
узором "ришелье". Когда я спускалась вниз, мой взгляд зацепился за книжную полку, с
которой на меня смотрели корешки книг. Я остановилась. Там не было никакой системы,
некоторые вещи просто происходили и иногда они просто подходили к ситуации.
Я взяла скатерть, ещё несколько тёмно-зелёных бархатных подушек с золотыми
кистями из жилой комнаты, и вместе с ними вышла. Скатерть вспорхнула на заржавевший
четырёхугольный складной стол. Я сгребла граблями свежую скошенную траву в сторону, и
расстелила ковёр. Поверх него уложила шерстяные одеяла и потом на них штору из парчи.
Бархатные подушки я бросила туда же и была восхищена, когда растянулась на этом
великолепном бивуаке и смотрела вверх на дерево. Но я ничего не смогла увидеть потому,
что смотрела против света, и положила руку на лицо.
Когда я проснулась, солнце уже село. Ошеломлённо я откопалась из подушек. Я не
могла вспомнить — спала ли я так много когда-нибудь в своей жизни. Но я также не могла
вспомнить, махала ли я так много косой когда-нибудь в своей жизни. Итак, я неуверенно
пошла по лестнице вверх, мимоходом воображая себе, что слышу в причитании ступенек
разочарованный, но не недружелюбный оттенок.
Я вымыла себя с головы до ног в тазу, высоко заколов свои волосы, и проскользнула в
тёмно-синее гипюровое платье, которое когда-то принадлежало тёте Инге. Юбки этого
платья состояли из бесчисленных сот ничем не ограниченной синей нити. И чем больше этих
отверстий располагалось друг на друге, тем расплывчатей было то, что скрывалось под ними.
Во время игр с Розмари и Мирой оно всегда было моим.
Я подумала о том, как мы познакомились с Мирой, Макс тоже при этом присутствовал.
Розмари и я играли с мячом перед домом на подъездной дорожке, мы бросали его к стене
дома и потом отбивали, один раз, потом два раза, потом три и так далее. Тот, кто ронял или
забывал отбить, терял мяч. Мы играли с поворотами и со скороговорками, и что нам ещё
приходило в голову. Внезапно посреди дорожки возникли девочка с чёрными волосами и её
маленький брат. Розмари знала, кто была эта девочка и где жила. Она училась в той же самой
школе, но классом старше, чем Розмари.
Брат был определённо немного младше, чем я, как минимум на год, это можно было
сразу увидеть. Девочка с невозмутимым лицом подняла маленький камень с земли и бросила
Розмари. Я уже радовалась тому, что моя агрессивная кузина сейчас сделает. Но к моему
удивлению, та не сделала ничего. Да, она, кажется, была польщена, и показывала свои
отверстия между зубами, пока у неё ещё были заострённые клыки, зато не хватало всех
верхних резцов. Её манера выражаться из—за этого становилась ещё более дикой, а также
несколько злой. Я взяла камень и бросила его в девочку, но попала в её маленького брата и
он сразу начал реветь. И вот так оба к нам присоединились.
Я спрашивала себя, о чём вспоминал Макс. Ему в то время было шесть лет, его сестре
девять, мне семь и Розмари восемь. Теперь мы были старше на 20 лет. Конечно, без Розмари.
Ей всегда будет шестнадцать. Я подобрала мои гипюровые юбки и спустилась, чтобы
принести хрустальные бокалы из застеклённого шкафа в гостиной. Как раз когда я опять
размышляла над тем, что должна буду делать, если он совсем не придёт, если сразу после
работы с радостью пойдёт из- или в кино, я услышала звонок во входную дверь. Бокалы
задребезжали в моих руках. Я побежала к двери и открыла, там стоял Макс и держал в руке
букет маргариток. Он надел белую рубашку и чёрные джинсы, и смущённо улыбался.
— Спасибо за приглашение.
— Входи.
— Ты видишь... значит, ты...
— Спасибо. Давай, иди сюда и помоги мне.
— Что это за приглашение? Всё нужно делать самому.
Всё же он выглядел вполне довольным, когда следовал за мной на кухню. Я разместила
цветы и передала ему полную вазу в одну, а бутылку вина в другую руку. Потом взяла