Чувство реальности. Том 2 - Дашкова Полина Викторовна. Страница 45

– Нет, я понимаю, это трудно. Но ведь возможно! – повторял он так, будто слова могли что-то изменить. – Если начать с того, что Бриттен искажал реальную финансовую картину, брал взятки у Хавченко и работал в его интересах, давал неверную информацию?

– Бриттен делал все наоборот, – напомнил Григорьев, – он бил тревогу, требовал отстранить Хавченко как можно быстрей.

– Ну да... А если его "перекупили конкуренты, противники Рязанцева, и он... Думайте, думайте, не сидите как истукан!

– Всеволод Сергеевич, а почему именно Бриттен? – спросил Григорьев, пытаясь поймать сквозь дымчатые очки его ускользающий взгляд. – Неужели у вас нет других кандидатур?

– Нет!

– Почему?

– Потому!

– Вы хотите, чтобы я думал, придумывал, искал варианты вслепую? Пока вы не объясните мне, зачем вам нужен в качестве прикрытия именно Томас Бриттен, я не могу...

– Бриттен почти раскрыл его, – пробормотал Кумарин чуть слышно и поправил очки, – это произошло случайно, но он успел посеять подозрение. Мне срочно нужен компромат на него, очень жесткий.

– То есть вам нужно, чтобы покойному Бриттену на какое-то время перестали доверять? – уточнил Григорьев.

– Да. Именно так. Если дать жесткий компромат на Бриттена, они хотя бы слегка запутаются, – произнес он совсем уж безнадежно, явно самому себе не веря.

Григорьев в ответ молча помотал головой.

– Хорошо. Что вы предлагаете? – Кумарин наклонился, очки слетели, он поймал их, но не стал надевать, положил в карман пальто, сорвал травинку и принялся накручивать ее на палец.

– Сначала я должен понять, чего вы хотите: сохранить вашего “крота” как действующего агента или вывести его из игры?

Кумарин в очередной раз намотал травинку на палец и вдруг охнул, болезненно сморщился, поднял руку. На мизинце, на самом нежном месте, в складке между фалангами проступила тонкая красная полоска.

– Вы порезались травой, – сочувственно заметил Григорьев.

Всеволод Сергеевич поднес мизинец к губам и посмотрел на Григорьева исподлобья. Взгляд у него был злой и затравленный.

– Сохранить его как агента уже невозможно, – произнес он медленно, хрипло и достал носовой платок, – вывести из игры тоже нельзя. Он подстраховался, самым банальным и самым надежным способом.

– То есть если с ним что-то случится, вся известная ему информация об агентурной сети всплывет на поверхность?

Кумарин молча кивнул и приложил бумажный платок к порезу. Тут же проступило кровавое пятно, слишком большое для такой царапины. Андрей Евгеньевич вдруг вспомнил, как много лет назад, сидя в кабинете Кумарина-резидента, Кумарина хитрого, опасного, сильного, содрал себе заусенец. И тоже было почему-то слишком много крови. Он попросил одеколон или что-нибудь, но Кумарин-хитрый предложил водки, и они выпили. А кровь все не останавливалась. Кумарин-опасный видел это и понимал, что человек, который поранился, всегда слегка растерян, хотя бы в первые минуты, пока Идет кровь.

– Он постоянно требует денег, – пробормотал Всеволод Сергеевич, – он тянет их из меня любыми способами. Ему все мало.

– Ну, денег много не бывает. Простите, я сейчас, – Григорьев встал, чтобы взять Христофора, который отбежал слишком далеко и почти затерялся в траве. Пока он ловил котенка, успел подумать, что Кумарин-сильный никогда не стал бы так откровенно жаловаться.

Христофор мяукал и терся о ладони. Он хотел есть. Григорьев вернулся к скамейке, достал из сумки баночку паштета и открыл ее.

– Он запросил у своего руководства статус неприкосновенности. Вы понимаете, что это такое? – тоскливо продолжал Всеволод Сергеевич.

Статус неприкосновенности – это действительно было серьезно. Его присваивали высшим чинам, элите силовых структур и госаппарата. Он давал массу привилегий и гарантий, но чтобы его получить, следовало пройти сквозь слои таких изощренных проверок, что даже кристально честные люди иногда опасались ввязываться в это.

– Иными словами, он вышел из-под контроля, не только вашего, но и собственного тоже? Он паникует, потихоньку сходит с ума, и вы не знаете, что теперь с ним делать?

– Да. Именно так.

– Но тогда все просто, – улыбнулся Григорьев и почесал за ушком Христофора, который все не мог оторваться от паштета, – если не знаешь, что делать, не делай ничего.

– Перестаньте, – вскрикнул Кумарин, – я так не могу. Я должен действовать. У меня есть гигантские возможности, а я не могу ими воспользоваться, чтобы решить проблему. Это как иметь миллионные счета и ночевать под мостом.

– Но надо сначала думать, а потом действовать, не наоборот.

– Именно поэтому я и сижу здесь с вами. Чтобы вы думали.

– Хорошо, – вздохнул Григорьев и убрал банку с паштетом у Христофора из-под носа. Котенок съел больше половины, это было слишком много. – Тогда давайте называть вещи своими именами. Вас волнуют не деньги, которые требует ваш агент, и даже не статус неприкосновенности. Вы испугались и растерялись потому, что он заказал Бриттена?

Кумарин застыл со своим несчастным порезанным мизинцем у рта. Ранка все еще кровоточила.

– Откуда вы знаете? – спросил он глухо.

– Я это вычислил.

– Кто он такой, тоже вычислили?

– А как же! – Григорьев позволил себе усмехнуться. – Стивен Ловуд, заместитель атташе по культуре. Они с Бриттеном вместе учились в колледже, дружили. Именно поэтому Бриттен сначала решил поговорить с ним откровенно, а потом уж передал информацию Макмерфи. Кстати, на чем он его подловил?

– На физике Терентьеве, – вздохнул Кумарин, – когда Бриттен узнал об аресте, решил, что это работа Лову да.

– Ясно. Кстати, как там у него дела, у физика ?

– Отпустили. Он чуть не умер от инфаркта, искренне раскаялся и теперь близко не подойдет ни к одному иностранцу до конца своих дней.

– Ну и славно... Слушайте, Всеволод Сергеевич, если Ловуд действительно заказчик убийства, в ваших силах помочь следствию доказать либо его вину, либо его невиновность. Свобода – неплохая цена за ту агентурную информацию, которую он держит в качестве своей страховки. Выбор между российской тюрьмой и американским электрическим стулом не слишком его обрадует. Думаю, он предпочтет тихую обеспеченную старость у себя дома, в кругу семьи.

– А если нет? Где гарантия, что он не продолжит беситься?

– Поймите, он бесится от страха, от усталости, – покачал головой Григорьев, – все его поступки продиктованы желанием не победить, а уцелеть. Если он действительно заказал Бриттена, а заодно Кравцову, ему сейчас очень страшно, возможно, как никогда в жизни. Он в тупике. Так предложите ему выход. И не забывайте, чтобы воспользоваться своей страховкой, сдать агентурную сеть, он должен либо умереть, либо явиться с повинной. Вряд ли он этого хочет.

Кумарин резко поднялся и посмотрел на Григорьева сверху вниз.

– А вы молодец, как всегда. Остается последний вопрос. Кто возьмется передать ему это разумное предложение?

– Ну тут у вас большой выбор, – Григорьев улыбнулся и развел руками, – тут я пас.

– Мне кажется, лучше всего с этой задачей справится ваша дочь, – нервная улыбка задрожала где-то внутри бороды, и тут же исчезла, – я же сказал с самого начала: цепочка должна быть самой короткой – я, вы, Маша. То есть мисс Григ.

Григорьев медленно поднялся со скамейки и встал напротив Кумарина. Он был готов к такому повороту и потому ответил вполне спокойно:

– Нет. Она этого делать не будет.

– Он знает о вас, и если его не остановить, он сдаст всех, вас в первую очередь, – сказал Кумарин.

– М-м, – помотал головой Григорьев и широко улыбнулся, – обо мне он ничего не знает. Сейчас вы блефуете, Всеволод Сергеевич. Это не ваш стиль. Никакой связи с Машей я вам не обеспечу. А без меня вы к ней не подберетесь, поскольку она не поверит и воспримет это как провокацию. Моя дочь вам нужна не потому, что цепочка должна быть короткой. Просто вы хотите получить дополнительные гарантии моей преданности. Все вам мало. У вас за многие годы руководящей работы развилась колоссальная мания величия. Вы создали гигантскую, мощную структуру, которая сожрала не только все ваши силы, но и разум. Вы правда похожи на человека, который, имея миллионы, вынужден ночевать под мостом, поскольку опасается, что в собственной постели его зарежут. Но это все лирика. Если я вас правильно понял, Ловуд как агент вас больше не интересует. Вы хотите от него избавиться, но не знаете, как это сделать, поскольку он подстраховался, верно?