Карл Великий. Небесный град Карла Великого - Ветлугина Анна Михайловна. Страница 3

   — Конечно, — строго сказала мать, — помнишь, ты ещё несколько раз пугался, когда просыпался и не находил меня? А теперь молчи и слушай.

Она недовольно поджала губы.

Рассказ её включал незнакомые для меня слова и понятия. Как я сейчас понимаю, она, непонятно зачем, пыталась цитировать Аристотеля. Тогда своим детским умом я понял её так:

Все мы, не исключая женщин, должны учить наизусть тексты древних мудрецов и философов, чтобы сохранить их от забвения. Эти тексты люди передают друг другу уже чуть ли не двести лет. Сейчас наступил очень выгодный для нас момент. Варварские короли наконец заинтересовались ещё чем-то кроме войны. Если действовать тонко — можно повлиять на королевские вкусы и подвинуть их в сторону науки. А уж изучив основательно труды древних, король вряд ли будет продолжать верить в это нелогичное и сумбурное учение о Троице и прочих несуразностях.

Промокшие, мы с матерью стояли под огромным дубом.

Видишь, Афонсо, боги решили, чтобы этим занялся именно ты. Недаром твой отец оказался ближе всех к королю. Тебе придётся воспользоваться этим. И горе нам всем, если ты будешь неосторожен и совершишь оплошность.

«Господи Иисусе!» — пробормотал я и осёкся. Получается, этот бог чужой для меня?! А я так готовился к первому причастию!..

— Главное: не выдать себя! — перекрывая стук капель по листьям, бубнила мать. — Ходи в церковь, исполняй обряды. И я считаю: Карломан более перспективен. Карл ведь даже читать не умеет и вообще...

...Словно гигантский кусок сукна треснул над нашими головами. Вспышка была ослепительна, а от грохота заложило уши. Резко запахло горелым, и стало темно.

Когда тьма рассеялась, я увидел ухоженный сад. По нему прогуливались белые фигуры — боги моей семьи, которым я отныне должен поклоняться. Как же они прекрасны! Я скитался среди них, обессиленный, никому не нужный, и чувствовал, что умираю. Внезапно меня занесло в другую часть сада — с нестрижеными деревьями и заросшими травой тропинками. В конце одной из тропинок в кустах бурьяна стоял крест. Мне хотелось упасть на колени и прочитать молитву. Но теперь сделать это искренне нельзя, а неискренне — страшно. И тут раздался голос: «Мне тоже не хватало веры. Не печалься, у тебя будет время для её поиска».

...Мать говорила потом, что я лежал без памяти несколько дней. Сама королева Бертрада приходила посмотреть на мальчика, в которого ударила молния.

На самом деле, молния, конечно, ударила не в меня, а в огромное дерево, под которым мы стояли. Мы чудом остались невредимы, а толстый ствол расщепился надвое и сильно обгорел.

Королева обещала заказать молебен за моё здравие сразу в нескольких монастырях. Это просто взбесило мою мать, хотя она, разумеется, не подала виду, изображая благодарный восторг и умиление.

   — Лучше бы на твоё образование пожертвовала! — прошипела она, поправляя мне подушку. Я всё ещё лежал в кровати, приходя в себя. Мне вдруг показалось странным, что дядя продолжает раздумывать, вместо того, чтобы немедленно принести в дар монастырю часть своего поместья. Ведь если вся наша семья так хочет возвращения старых богов и философских школ, а на меня вся надежда, то дядя уже давно должен это сделать.

   — Почему дядя не хочет помочь мне с учением? — тихо спросил я у матери. — Разве он не в этом... храме Афины?

Мать бесшумно, но ощутимо ударила меня по губам. Оглянулась, хотя в комнате никого не было, и прошептала:

   — Он сам не прочь приблизиться к королю. Только это не так просто.

   — А... — сказал я скорее сам себе, чем матери.

Я не любил дядю Хильдеберта с детства. Какой-то он был напыщенный и важный. Мне не нравилась его манера говорить — то слащаво воркуя, то вдруг с грубой весомостью, словно гвозди заколачивал. Не нравились борзые собаки, коих он во множестве разводил в своём поместье. Казалось, что псы интересуют его больше людей. Но больше всего меня злило поведение матери, когда мы ещё с отцом приходили к нему в гости. Такая гордая и жёсткая дома, при виде брата она начинала юлить, не хуже собаки. Отец, помню, тоже злился, но ни разу ничего не сказал, во всяком случае, при мне.

...Через несколько дней я полностью оправился. Со мной вроде бы ничего особенного и не случилось, кроме сильного испуга. Но я стал задумываться о вещах, которые меня раньше совсем не интересовали. Кроме того, теперь очень хотелось стать образованным.

Отец успел научить меня читать незадолго до смерти. Вот только читать было нечего. У кого-то из писарей, бывших приятелей отца, я выпросил испорченный свиток. Там было много текста, адресованного управляющему одним из поместий короля. Управляющий должен был собрать определённое количество зерна, верно поделить его — что на муку, что в хранение, что на семена. Проследить за опоросившимися свиньями, чтоб поросята не пропадали. Собрать определённое количество овечьих шкур, которые должны пойти на пергамент для книг. В общем, текст совершенно неинтересный, но я решил попробовать заучить его наизусть, чтобы испытать себя.

У меня получилось. Я похвастался перед писарем своим достижением. Тот, заинтересовавшись, дал мне текст про жизнь Карла Мартелла, отца нашего Пипина. Этот текст, как более интересный, я заучил быстрее.

Довольно скоро о моих развлечениях узнали при дворе. Королева Бертрада пожелала лично испытать меня. Король Пипин вроде бы тоже хотел принять участие в испытании, но оказался нездоров. У него началась водяная болезнь, впоследствии его и погубившая.

Королева дала мне Священное Писание, заложив страницу, которую надлежало выучить.

Меня привели в большую комнату, почти залу, и велели произнести текст, а один писец следил по книге — не спутаю ли я что-нибудь. Помню, это был отрывок из Евангелия от Матфея, где фарисеи спрашивают Иисуса: позволительно ли платить налоги кесарю? Я проговорил наизусть весь отрывок без единой ошибки, только долго вспоминал, как именно Иисус отвечал фарисеям. В это время в комнату зашёл принц Карл и остановился, с любопытством глядя на меня. Теперь он носил усы, придававшие его лицу ещё более весёлое выражение. Он дождался, пока я закончу рассказывать текст, и вдруг спросил голосом, неожиданно высоким для столь внушительного роста.

   — Ну и что? Нужно платить налоги? Ты как считаешь?

Мне казалось, что нужно, но я боялся отвечать — вдруг совершу оплошность и всех подведу. А не отвечать принцу тоже страшно. Меня выручила королева Бертрада:

   — К чему мучить ребёнка? Видно, что Бог дал ему ум. Нужно только, чтобы этот ум развился в согласии с Божьими заповедями. Мальчика нужно отдать в монастырь для дальнейшего обучения. Разумеется, если нет возражения от родителей.

Какие уж тут возражения! Мать могла только мечтать о таком решении моей судьбы. Теперь можно было не просить ни о чём её брата и не зависеть от его переменчивого характера.

Через неделю мать собрала мне дорожный мешок — две полотняные рубашки, сухари, вяленую рыбу... До монастыря, куда меня послали на обучение, насчитывалось несколько дней пешего хода. Королева Бертрада говорила, что туда часто ездит за перепелами один из королевских управляющих. Ему ничего не стоило взять меня с собой, но моя строгая родительница велела не злоупотреблять великодушием благодетелей и идти пешком. Она вообще была удивительно строга ко мне. Порой казалось, что она воспринимает меня не как сына, а как средство для достижения своей заветной цели.

В пути мне крупно повезло. Я ещё не успел потерять из виду замок, когда послышался стук копыт и меня нагнал тот самый управляющий. То ли королева Бертрада послала его из сочувствия ко мне, то ли произошло счастливое совпадение. Интересоваться не хотелось. Он подхватил меня в седло, и мы оказались в монастыре ещё до захода солнца.

Раньше, когда я представлял себе своё обучение, меня охватывало чувство благоговейного восторга. Я думал, что все ученики важные, исполненные достоинства и я стану таким же и буду день и ночь разбирать священные манускрипты. Но сначала мне конечно же предстоит пройти испытание в чтении или ещё в каких-нибудь умениях. Как же я удивился, когда настоятель, едва взглянув на меня, вынес резолюцию: