Карл Великий. Небесный град Карла Великого - Ветлугина Анна Михайловна. Страница 5
— А разве он существует?
— Слава Богу, уже нет, — управляющий говорил так важно, будто сам победил чудовище. — Бахкауф утащил под воду много народу, но наш покойный король, славный Пипин, одолел его в жестоком поединке. Он отрубил ему хвост, дающий силу, и швырнул прямо в ручей. Правда, источники теперь пахнут серой — хвост-то был ядовитый.
— Значит, они уже больше не целебные, — заметил я.
Управляющий надолго задумался.
— Нет, — наконец сказал он с уверенностью, — они стали ещё целебнее, ведь король Пипин сражался с Бахкауфом во имя Господа нашего, Иисуса Христа.
Я благоразумно промолчал. После того как я узнал от матери, что христианский бог враждебен нашей семье — у меня вообще всё смешалось в голове. Верить в Христа и Пресвятую Деву теперь не получалось, а Афина со всем своим пантеоном казалась мне полусказочным существом вроде Бахкауфа, и не тянула на объект поклонения.
Кстати, как там мать? Не много я видел от неё ласки, но всё же надо почитать женщину, родившую тебя на свет (или это опять моё христианское прошлое?).
Да нет, конечно, я соскучился по ней! Интересно, удобно ли попросить заехать на старую королевскую виллу, чтобы с ней повидаться?
— Послушайте, — сказал я управляющему, — вилла, где мы жили, совсем недалеко, насколько я понимаю. Мне бы хотелось повидаться с матерью.
Управляющий посмотрел на меня с недоумением и прищёлкнул языком:
— Ты там, в монастыре ничего и не знаешь, кроме священных книг. И то правда, откуда тебе? Матушку твою Карл к себе взял вышивальщицей, ещё когда принцем был. А это что значит?
Управляющий важно поднял палец и замолчал, ожидая моего ответа.
— И что это значит? — спросил я, не найдя никакого объяснения.
— А значит это, что матушка у тебя теперь кочевая. Карлу-то на месте не сидится, любит он с виллы на виллу переезжать. И все его люди с ним, кто ко двору приписан.
— Получается, что матушка сейчас в этом Ахене?
— Так и получается. Правильно соображаешь, — управляющему явно нравилось разговаривать со мной в покровительственном тоне. — Теперь с матушкой своей навидаешься досыта.
«Как бы не переесть, — с тоской подумал я, — теперь-то она меня уж точно в покое не оставит».
Ехали мы больше недели. Отдыхали на постоялых дворах. К концу пути я чувствовал себя странно. Будто мои ноги искривились и приняли форму седла. Они очень болели, и я опасался выглядеть неуклюжим, когда меня призовут к новому королю.
Ну, вот и Ахен. Он представлялся мне величественным городом — ведь его основали римляне. Однако домишки, построенные наполовину из дерева, наполовину из глины, не впечатляли. Улицы казались грязными. Мы переехали но шаткому мостику через небольшой ручей, не прибавлявший городу ни красоты, ни величия.
— Вот здесь и водился Бахкауф. — Управляющий со знанием дела указал на тусклые тёмные воды. — Будем надеяться, у него не было наследников. — И он, воровато оглянувшись, плюнул в ручей.
Королевская вилла в Ахене тоже меня не восхитила — квадратная постройка из дерева с глиной. Похоже, она отличалась от бедняцких жилищ только размерами. Правда, комнат в ней и впрямь оказалось немало, побольше, чем в замке, где прошло моё детство.
Нас встретил конюх, которого я помнил ещё с давних домонастырских времён, и незнакомая девушка. Видимо, её послали проводить меня. Простившись с управляющим, я пошёл за ней по свежевыструганным ступеням, стараясь не шипеть от боли в ногах, измученных верховой ездой.
Девица, не оборачиваясь, бодро топала вверх. Одета она была в простое платье из некрашеного льна.
«Служанка, — подумал я. — Навряд ли она знает, когда король собирается принять меня».
Всё же решил спросить:
— Скажи, милая девица...
Мгновенно обернувшись, она пронзила меня надменным взглядом.
— Баронесса Имма, племянница Гимильтруды!
Я чуть не свалился с лестницы. Гимильтрудой-то зовут жену Карла! Вот тебе и служанка. Что наш новый король завёл у себя при дворе моду на простоту в одежде, я ещё не успел узнать.
Юная Имма смотрела на меня с вызовом. Надо было продолжать разговор:
— А меня зовут Афонсо. Любезная баронесса...
— Я знаю, — перебила она, — ты сын вышивальщицы, которого поцеловала молния.
— Мне было бы приятнее прославиться более достойным способом, — сказал я, — будем надеяться, всё ещё впереди.
Она скорчила презрительную гримаску. Видимо, у неё не было особых надежд насчёт меня. Стараясь держаться с достоинством, я продолжил:
— Известно ли, когда Его Величество намерен принять меня?
Баронесса хмыкнула:
— Он в Аквитании.
— Вершит государственные дела?
— Ну да. Копьём и мечом.
Я помнил, что король Пипин долгие годы воевал с Вайфарием, герцогом Аквитанским. Перед смертью ему удалось победить непокорного аквитанца. Неужели тот опять восстал?
— Вайфарий умер. — Баронессе, видно, не с кем было поговорить, и она решила снизойти до беседы с сыном вышивальщицы. — Теперь в Аквитании правит Гуннольд. Он ещё не воевал с франкским королём и... Вот твоя комната! — вдруг прервала она сама себя, открывая дверь. Оглядела меня и гордо удалилась.
В комнате находились два ложа, застеленные соломой, а сверху ещё и тканями. Роскошь неслыханная! В монастыре послушники и обучающиеся спали прямо на полу, постелив себе соломы, сколько дадут. С каким наслаждением я растянулся на одном из покрывал! Замечательно, что короля нет. К его приезду я точно отдохну, а может, и заскучать успею. Войны ведь имеют свойство затягиваться.
За дверью послышались торопливые шаги и... вот она, моя матушка. Даже не постарела, только пряди волос, выбившиеся из-под платка, стали совсем тусклыми. Я, вскочив, бросился к ней и, как всегда, остановился, не решаясь обнять. Её губы поджались в улыбку — принуждённую, без намёка на теплоту. Она не любила улыбаться, объясняя это гнилыми зубами. Подержав на лице подобие улыбки, мать произнесла:
— Ты достоин похвалы. Мне сказали, что за всё время тебя ни разу не уличили в лени.
Я почувствовал гордость. Получить похвалу от моей матери почти невозможно. Захотелось продлить приятное чувство, рассказав про тяготы учения, подсвечники и бескрайние морковные грядки. Но она уже не смотрела на меня, думая о чём-то своём.
— Вот что, Афонсо! — её голос прозвучал решительно. — Король сам вспомнил про тебя. Такими вещами не бросаются.
— Ещё бы! — я собрался поддержать тему. Мать прервала меня:
— У кухарки припасена еда для тебя. Поешь, и немедленно спать. Завтра на рассвете несколько воинов едут в Аквитанию. Я упросила Имму, племянницу королевы, дать тебе быстрого коня, чтобы тебе не отстать от них.
— А... — от удивления и возмущения у меня вылетели из головы все слова. Я-то думал, как пройти по замку, не упав от боли в ногах, а тут выясняется, что впереди новое конное путешествие.
— Кстати, об Имме, — мать понизила голос. — Мне удалось заинтересовать её тобой. Она пришла ко мне советоваться о вышивке на ворот платья. Я ей рассказала, что молния, касаясь человека, сообщает ему силу небесного огня. Конечно, она сразу начала расспрашивать о тебе. Даже пошла тебя встречать. Будь с ней очень осторожен. Она наверняка захочет поискать в тебе этот небесный огонь. Отталкивать её нельзя, но шашни заводить тоже опасно, тем более, что она считается невинной.
Зачем же ты заинтересовывала её мною? дар речи наконец вернулся ко мне.
Она посмотрела на меня, как на дурачка:
— Ты что, не помнишь наш разговор? А если помнишь, должен понимать, зачем я это сделала!
В итоге наутро я отправился в Аквитанию с какими-то незнакомыми воинами. Усталый, невыспавшийся. А главное — совершенно не понимающий, зачем я еду и что происходит вокруг.
И сейчас, на подъезде к Вечному городу, меня охватило похожее чувство — беспомощного слепого котёнка. Впервые за много лет уверенности. А время будто застыло. Речи всё произносились, король внимал.