Карл Великий. Небесный град Карла Великого - Ветлугина Анна Михайловна. Страница 65

...Мы жили в ожидании большой войны. Но вместо этого наш император снова начал со всей семьёй и свитой разъезжать по своим многочисленным палаццо. И всюду он брал с собой слона. Огромное животное грустно тащилось за повозкой принцесс. После неудачи с Ириной Карл будто потерял интерес к войнам. Если раньше он старался лично участвовать в разрешении всех крупных конфликтов, происходивших в стране, то теперь этим занимались повзрослевшие сыновья. Пипин Италийский следил за миром в Лангобардии, Людовик Аквитанский со своими отрядами расширял и укреплял Испанскую марку. Ему удалось завоевать Барселону, и он торжественно привёз и сдал отцу её градоначальника. Карл Юный, предполагаемый преемник отца, действовал в Саксонии и Баварии.

Сам же император вплотную занялся законотворчеством. Целыми днями он с Эйнхардом правил тексты, после чего отсылал их в Тур Алкуину, которого считал своим духовным наставником. Законы возвращались после правки, ещё раз досконально проверялись и принимались. «Разве может жить и двигаться огромное тело, не будучи укреплено духом?» — говорил он, имея в виду свою империю.

Новыми законами Карл удивил многих. Я же удивлялся, почему он не принял их раньше. Эти законы были призваны скрепить разношёрстную империю прорастающим изнутри христианским миром и согласием. Преступником теперь, среди прочего, считался тот, «кто нарушает мир церквей Божьих, вдов и сирот, а также обездоленных». В поместном капитулярии говорилось о необходимости относиться к работникам с уважением. Они даже получили законное право жаловаться на своих управляющих, но не в рабочее время. Ещё один закон касался духовенства, коему предписывалось «воздерживаться от светского образа жизни, например, от обучения охотничьих собак и птиц (сокола или ястреба)». В последнее время Карл начал критичнее относиться к лицам духовного звания, требуя от них предельной чистоты и целомудрия.

В общем, всего того, чего в последнее время не хватало императорскому двору.

Две из пяти принцесс, Ротруда и Берта, имели тайных мужей. Жизнь остальных тоже не служила образцом благочестия. Глядя на принцесс, многие придворные завели себе весёлых подруг, а некоторые — даже красивых мальчиков. Создание из своего двора христианских Афин, похоже, удалось императору лишь наполовину. Он мог бы произвести чистку, но ему мешало обострённое чувство справедливости. Ведь его собственная жизнь также была далека от христианского совершенства.

Похоронив пятую супругу, красивую и образованную Лиутрарду, он не женился больше. Но с некоторых пор покои его не пустовали. Наложницы сменяли друг друга, время от времени рожая ему детей, разумеется, незаконных. Это последнее обстоятельство радовало его. После заговора Пипина Горбуна он опасался новых наследников помимо троих сыновей Хильдегарды, друживших между собой и слушавшихся отца.

Несовершенства Карла уже не задевали меня так больно, как раньше. Мне стукнуло пятьдесят. Мысли о женитьбе давно оставили меня, а сложившийся жизненный распорядок очень радовал. Я ни в чём не нуждался, был богат, уважаем, да к тому же постоянно получал дружеское общение от величайшего из правителей. Вскоре оно стало ещё более тесным.

Как-то я пришёл по зову императора (дело было снова в Ахене) и застал его в грустном расположении духа.

— Афонсо, — сказал он, — столько лет прошло, а я всё скучаю по Хильдегарде.

   — Да, Ваше Величество, — вздохнул я, — она была настоящей королевой...

   — Мне хочется поехать в Суассон, посмотреть места, где мы познакомились. Помнишь, Афонсо, как лихо она ездила верхом?

   — Да, Ваше Величество. — Передо мной начали проноситься картины далёкого прошлого: плющ с резными листьями на серой суассонской стене, юная всадница с развевающимися волосами... Если бы молодой король не встретил её тогда, у меня, скорее всего, была бы сейчас своя семья... Голос Карла вывел меня из полузабытья:

   — Ну что же, едем!

В Суассоне ничего не изменилось. Всё те же узкие улочки, стены, увитые плющом. Карл заходил в храм, где когда-то встретил свою любовь, молился в боковом нефе, где молилась она...

На улице он жестом отстранил слуг, подводивших ему коня, и пошёл в противоположную сторону за девушкой, вышедшей из храма чуть раньше. Нагнав её на ближайшем перекрёстке, он заговорил. Та покраснела, но не убежала, а продолжала стоять, улыбаясь и кивая. Вечером я увидел эту девушку в Суассонском замке.

По возвращении в Ахен император взял себе в привычку подобное поведение. Будучи всю жизнь страстным охотником, теперь на склоне лет он перешёл на новый вид дичи — юных красавиц. Ахенские мамаши быстро прознали о новом развлечении Его Величества, и специально выпускали дочерей на его любимые пути. Начинал он свои выходы обычно строго в моём обществе. То есть ничего особенного как бы и не планировалось, кроме прогулки по ахенским улицам.

Я сопровождал императора, развлекая его беседой. При виде же красавицы я незаметно отставал. Всё же некоторое время продолжал следовать за Его Величеством на случай, если вдруг по какой-то причине мои беседы снова понадобятся.

Однажды вечером Карл вместе со мной зашёл в маленький храм на краю Ахена, недалеко от ручья, где по преданию жил Бахкауф. Месса закончилась, прихожане торопились по домам. Храм быстро опустел. В полумраке перед статуей Марии, боком к нам, стояла на коленях девушка. Взглянув внимательней, я вздрогнул — это была вылитая Хильдегарда, только не с тёмными, а со светлыми волосами. Она даже казалась красивее королевы, напоминая неземного ангела. Карл медленно подошёл к ней. Она не обернулась, целиком поглощённая молитвой. Подождав немного, император наклонился к ней и сказал что-то. Она отрицательно покачала головой и начала перебирать чётки. Тогда он схватил девушку за плечо. Та вскочила, отчаянно рванулась, но поскользнулась и упала, неловко вывернув руку. Чётки порвались и рассыпались по полу храма. Она лежала на полу, как раненая птица, со страхом и болью взирая на нас. Император осторожно поднял её, попытался осмотреть руку. Красавица вскрикнула от боли. Рука висела, как плеть.

— Афонсо, у неё кость сломалась! — Я давно не слышал у Карла такого испуганного голоса. — Надо сделать что-то... Милая дама, пойдёмте всё же во дворец. Наш лекарь осмотрит вас, назначит лечение, мы оплатим все расходы и вознаградим вас.

Она, продолжая смотреть на нас с ужасом, начала отступать к статуе Марии. Нащупав её спиной, резко развернулась и обняла статую здоровой рукой. Потом мы увидели, как другая, неестественно вывернутая рука, медленно поднимается и касается каменных риз Пресвятой Девы. И, словно забыв о нашем существовании, девушка упала на колени перед статуей, воздев к небу обе руки, выглядевшие теперь совершенно целыми и невредимыми.

Карл молча вышел наружу. Церковный двор подметала старая монахиня. Он спросил, не знает ли она: что за светловолосая девушка молится сейчас в храме.

   — Да как же не знать? — Монахиня улыбнулась во весь беззубый рот. — Это ведь Амальберж, наш ангел. Уж как набожна!

   — Вот, передай ей. — Император протянул старухе увесистый мешочек. — А это на храм, — и он достал другой такой же.

На следующий день, утром, в покоях Карла собрались книжники для вычитывания очередного капитулярия. Пришли поэты — Теодульф и Ангильберт и, конечно, мы с Эйнхардом. Слуга доложил, что императора спрашивает какая-то монахиня.

   — Пусть войдёт, — велел Карл.

Вошла вчерашняя старуха из храма. Теперь её добродушное лицо выглядело крайне испуганным. Она нерешительно подошла к украшенному резьбой креслу, на котором сидел император, трясущимися руками протянула ему тот самый мешочек и застыла.

Он взял. Нахмурившись, взвесил мешочек на руке.

   — Что такое?

   — Не взяла, — прошептала старуха, глядя в пол. Её синеватые губы дрожали.

Он помолчал. Потом сказал ровным голосом, возвращая ей мешочек:

   — Тогда это — тоже на храм. Иди.

Монахиня торопливо вышла. Все молчали, слушая её удаляющееся шарканье.