Этюд о крысином смехе (опубликованный вариант) - Давыдов Павел. Страница 16

Я машинально сунул руку в карман и похолодел – часов не было! Проклиная все на свете, я оглянулся, но рядом тоже не было никого. Часы были новыми, недавно купленными и тем обиднее была их пропажа. Тяжело вздохнув, я побрел по направлению к вокзалу. Внезапно я ощутил легкое прикосновение, рука моя стремглав нырнула в карман, чтобы перехватить руку карманника, и – о чудо! – часы оказались на месте! Я вынул их из кармана – да, это были мои часы. Только… Только, они почему-то уже показывали без двух минут… три!

С недобрым предчувствием я свернул во двор одного из домов и снял плащ. Так и есть! На спине красовался огромный белый крест. Чертыхаясь, я с трудом отчистил его и вновь вышел на Парк-Лэйн.

Ближе к вокзалу я стал встречать все больше и больше людей с меловыми крестами на спинах. Еще несколько раз у меня исчезали и вновь появлялись часы, подвергаясь при этом странной метаморфозе – они начинали спешить на час. И каждый раз после очередного появления часов мне приходилось снимать с себя плащ и счищать с него меловой крест.

Судя по моим часам, домой я добрался уже за полночь. Ярко светило осеннее солнце, отражаясь в голубых лужах.

– Уотсон, ну где вы шляетесь? – нетерпеливо обратился ко мне Холмс. – Купили билеты? Отлично! Кстати, дайте сюда ваши часы.

Я безропотно отдал Холмсу требуемое. Великий сыщик перевел стрелки на час вперед и вернул часы мне, после чего он развернул меня спиной и что-то нарисовал там.

– Ну вот, теперь все в порядке, – с удовлетворением сказал мой друг. – Пойдемте.

По улицам сплошным потоком шли люди с меловыми крестами на спинах. Складывалось впечатление, что весь Лондон одевается по какой-нибудь новой моде.

– Все идет по плану, – сказал Холмс, довольно потирая руки. – Так, Уотсон, смотрите, что я буду делать, и запоминайте.

На фонарном столбе около стоянки кэбов были укреплены большие часы с красивым циферблатом. Холмс, ни минуты не раздумывая, взобрался на фонарь и, ловко орудуя консервным ножом, вскрыл заднюю крышку часов. Покопавшись внутри несколько минут, он спрыгнул вниз – маленькая стрелка часов переместилась вперед.

– Все очень просто. И не говорите, что вы не поняли. Вот вам зубило и молоток.

Весь оставшийся день и изрядный кусок ночи мы переводили лондонские часы. На вокзалах и в скверах, на городских башнях и в маленьких лавках, в известных на весь мир банках и в реакциях бульварных газет, в подозрительных притонах и в фешенебельных клубах, в конторах и лечебницах, в приютах для умалишенных и полицейских управлениях – везде мы с Холмсом приложили в этот день свою руку.

Наши действия вызвали законное недоумение добропорядочных лондонцев. Нам то и дело приходилось выдавать себя за часовщиков, сборщиков налогов и даже за членов Общества Покровителей Часовых Механизмов.

Язык Холмса работал без устали. Он объяснял зевакам, как устроен корабельный секстант, зачем нужно знать точное время и это такое анкерный механизм. Прохожим, собравшимся посмотреть на нашу работу близ церкви Сент Мери ле Боу, он подробно описал конструкции песочных часов, которыми пользовался Александр Македонский во время своего похода в Индию. Начальнику вокзала Ватерлоо, поинтересовавшемуся, с какой целью осуществляется перевод часов, Холмс сообщил, что тот отстал от жизни, и что с завтрашнего дня по всей Англии часы переводятся на зимнее время. В Вестминстерском Аббатстве Холмсу пришлось выдержать почти полуторачасовой религиозный диспут, сводившийся к отрицанию им божественной роли в деле перевода часов – монахи были очень недовольны и едва не побили великого сыщика палками. Лишь часы на Биг-Бене Холмс взял на себя, почувствовав, видимо, что я настолько измотан, что не могу даже добраться до механизма. Отсутствовал он довольно долго, и когда, наконец, вновь появился внизу, то с удивлением сказал:

– Знаете Уотсон, я ведь облазил весь механизм, чуть-чуть не погиб между шестернями, но так и не нашел ни ключа, ни места, суда его можно было бы вставить. – Холмс задрал голову и еще раз осмотрел часы на знаменитой башне. – Ума не приложу: как же их заводят?!

– Холмс! – не выдержал я. – Вы перевели часы?

– Разумеется! – Холмс пожал плечами.

– Зачем же вам знать, как их заводят?

– Так, – ответил мой друг, – для общего развития. Когда-то мы еще попадем на Биг-Бен.

Домой мы вернулись полумертвыми от усталости. Холмс, видя мое состояние, разрешил мне чуток поспать. Сам он, похоже, был так же измотан, но не показывал виду.

Спал я от силы два-три часа. Когда Холмсу удалось, наконец, разбудить меня, за окном занимался белесый, мутный рассвет.

– Все решится сегодня! Наши усилия должны увенчаться успехом!.. Уотсон, не забудьте взять свой револьвер – он может нам здорово пригодиться.

Ежась от утреннего холода, мы вышли из дома и быстрым шагом пошли по улице. На углу Оксфорд-стрит стоял человек, старательно делая вид, что читает перевернутую вверх ногами газету. Это был инспектор полиции Лестрейд. Чуть дальше стену дома подпирало несколько подозрительных субъектов.

– Мои, – улыбнулся Лестрейд, заметив наши вопросительные взгляды. – Сегодня они в штатском… Холмс, мы полностью в вашем распоряжении.

Великий сыщик устремился вперед. Я старался держаться слева от него, поскольку знал, что в кармане Холмса находится снятый с предохранителя револьвер – мой друг обожал носить оружие таким образом.

Впереди показалось здание отеля «Нортумберленд».

– Что, Холмс, опять? – изумленно проговорил я, останавливаясь.

– Не задерживайтесь, Уотсон, – на ходу бросил Холмс. Сегодня в отеле нам делать нечего.

Напротив «Нортумберленда», через улицу приютилось маленькое двухэтажное здание, выкрашенное в желтый цвет. К нему и направился Холмс.

– Лестрейд, – сказал он, – расставьте людей. Пусть не высовываются – я дам знать, когда придет пора действовать. Уотсон – вы со мной.

Мы вошли внутрь и оказались в небольшой комнате. У стены стоял кожаный диван, за ним приютилась кадка с пожухлой пальмой. На подоконниках выстроились цветочные горшки.

– Лечебница Куин-Элизабет, – объявил Холмс – Здесь, в приемной, мы и подождем.

Я сразу уселся в угол дивана и, облокотившись на валик, осоловевшим взглядом стал смотреть на большой плакат, призывающий мыть руки перед едой. Лечебница вновь всколыхнула мои уснувшие было подозрения, касавшиеся доктора Мак-Кензи.

Холмс подошел к окну и стал наблюдать за улицей. Однако очень скоро это занятие наскучило ему, и он принялся кругами ходить по комнате, время от времени разглядывая плакаты и серые, с подтеками, стены. Потом он вновь вернулся к окну, некоторое время смотрел вдаль, нетерпеливо притопывая ногой, вздохнул, повернулся и, поворачиваясь, неловким движением задел цветочный горшок. Пытаясь подхватить его, великий сыщик автоматически подставил руку и…

– Холмс, – успокаивал я моего друга, – не надо так волноваться. Вы распугаете всех больных! Все хорошо. Подумаешь, поймали кактус. С кем не бывает.

В приемную ворвался Лестрейд с револьвером в руках, за ним вбежали два полисмена.

– Кто кричал? Где преступник?

Холмс ничего не ответил и, со злостью поддав ногой кактус, проковылял к окну. Лицо его выражало крайнюю степень обиды. Судя по всему, он считал, что пакость с кактусом ему кто-то подстроил.

У окна выражение лица Холмса моментально изменилось. Глаза его загорелись.

– Вот они! – полушепотом воскликнул он.

Я осторожно выглянул в окно. По ступеням отеля «Нортумберленд» спускались двое. Один из них – высокого роста, с окладистой рыжей бородой – кутался в серо-зеленый плащ с большими карманами. Из-под цилиндра, плотно надвинутого на лоб, сверкали умные пронзительные глаза. Второй был приземист и широкоплеч – короткая кожаная куртка, казалось, вот-вот разойдется на его мощной фигуре. Шляпа с большими полями не давала как следует рассмотреть его лицо. Они прошли так близко за окнами лечебницы, что мы с Холмсом едва успели присесть, чтобы не быть замеченными. Подождав с минуту, мы выбежали на улицу.