Свет в оазисе (СИ) - Дельта Марк. Страница 46

Алонсо казалось примечательным и странным то обстоятельство, что дед и сьелито говорят ему одно и то же.

- Впоследствии, - продолжил Ибрагим свой рассказ о давно минувших днях, - в христианской Кастилии появилось много новоприбывших цыган из Византии, и Франсиско, оставив эмират Гранады, присоединился к одному из таборов. Цыгане, как ты понимаешь, не особенно любят сидеть на одном месте. Франсиско стал время от времени неожиданно появляться в Гранаде, а затем надолго исчезал. После очередного исчезновения он больше не приходил. Отец говорил, что я его однажды видел, но мне было тогда всего три года, и я этого не помню. Вот, собственно, и все, что я могу рассказать.

У Алонсо, пока он слушал деда, созрел план.

- Мне кажется, - стал он рассуждать вслух, - что человек, который действительно все это умеет делать, мог бы рассказать об искусстве орбинавтов нечто из собственного живого опыта, что невозможно понять, просто читая рукопись, тем более написанную столько столетий назад. Как знать, быть может, от успеха нас отделяет какая-то ничтожная малость, которой мы не замечаем! Было бы славно, если бы возможно было поговорить с Франсиско!

- И как же ты собираешься говорить с человеком, который родился в середине прошлого столетия? - ухмыльнулся старик. - Пойдешь к медиуму? К алхимику? К колдунье за мгновение до того, как ее сожгут на костре?

- Я думаю, надо разыскать потомков Франсиско Эль-Рея, - предположил Алонсо. - Ведь он мог делиться с ними своими переживаниями. Мог даже попытаться передать им свое искусство.

С этим старик спорить не стал.

- Не знаю, где ты их найдешь. Но почему бы не попытаться, - казалось, его тоже заинтриговала идея внука.

В дверь постучали. Точнее, забарабанили. Ибрагим удивленно посмотрел в ту сторону.

- Да, Матильда, входи! - крикнул Алонсо. Никто, кроме бесцеремонной кузины, не мог вести себя таким образом.

- Алонсо! - воскликнула с порога Матильда, от возбуждения даже не поздоровавшись, - немедленно идем в Соборную Мечеть. Сейчас во всех церквях объявляют о возвращении адмирала Колона!

- Что?! - одновременно воскликнули дед и внук.

- Да! Он вернулся вчера на корабле "Нинья" в порт Палос, откуда они отплыли прошлым летом! И, представьте себе, через несколько часов туда же прибыл их второй корабль "Пинта", который пропал в пути во время бури! Но самое главное, что адмирал со своими людьми сумел пересечь Море Тьмы и найти землю!

***

Уже в соборе, послушав глашатаев и потолкавшись среди людей, Алонсо узнал следующее.

Храбрые мореплаватели открыли группу островов, в том числе весьма крупный остров, который Колон назвал Эспаньолой.

Раньше всех - еще в октябре прошлого, 1492-го, года - был открыт островок Сан-Сальвадор.

Возле Эспаньолы флагманский корабль Колона "Санта-Мария" разбился о прибрежные рифы из-за ошибки стоявшего на вахте моряка, и поэтому не все участники экспедиции смогли вернуться домой.

Адмирал убежден в наличии за этими островами материка и намерен готовить вторую, уже массовую, экспедицию к новым землям.

Новооткрытые территории обитаемы, а их жители, сразу же названные индейцами по имени страны, не знают истинной веры, ходят полуголыми, считают кастильцев чем-то вроде небожителей и исполняют любые их желания.

Индейцы чрезвычайно дружелюбны и на некоторых островах даже не знают оружия.

Все эти земли объявлены собственностью кастильской короны.

Через несколько дней началось триумфальное шествие адмирала и его людей из Палоса, расположенного на юго-западе Пиренеев, через всю Кастилию, а затем через Арагон к королевскому двору, который в эти дни находился в Барселоне, то есть в северо-восточной части полуострова. В каждом большом городе, через который проходила роскошная процессия, толпы людей восторженно встречали храбрецов, бросая в воздух цветы и украшая окна и балконы пестрыми гобеленами. В соборах служили мессы. У городских ворот адмирала встречали алькальды, произнося в его честь многословные речи.

В главном соборе Барселоны король и королева ожидали Колона под балдахином из золотой парчи. При его приближении они не позволили ему опуститься на колени. Более того, сами встали с тронов и встретили его стоя, после чего посадили рядом с собой. Подобной чести не удостаивался ни один из грандов обоих королевств. Придворные, кардиналы, ученые и прочие недавние недоброжелатели Колона и противники его замыслов соревновались друг с другом в проявлениях льстивого внимания к его персоне. Теперь это был не безродный генуэзец, а адмирал моря-океана, открыватель заморских земель, дон Кристобаль Колон, своей беспримерной настойчивостью, мужеством и преданностью идее превративший маленькую европейскую страну в морскую империю.

За день до этого Алонсо с тысячами других людей наблюдал процессию Колона, шествующую через Кордову. По улицам города медленно двигались лошади и мулы, груженные всевозможными ветвями и плодами невиданных деревьев, странными украшениями, клетками с крошечными птицами размером с бабочек и крупными яркими попугаями. За ними шли несколько индейцев. Они были стройны, темнокожи с бронзовым отливом, волосы у них были прямые и черные, у некоторых были разрисованы лица и шеи. Ни у одного из мужчин не было никаких признаков растительности на лице - бороды у них не росли. Индейцы не были похожи ни на европейцев, ни на азиатов, ни на африканцев. И толпа, глядя на них, не сдерживала изумления.

Высокий адмирал, горбоносый, рыжеватый с сединой, возвышался над всеми, сидя на украшенном дорогой попоной вороном коне. Даже издалека было видно, как он наслаждается заслуженным триумфом. Среди моряков, важно шествовавших рядом с ним, Алонсо, как ни вглядывался, так и не увидел Мануэля. Впрочем, тот мог стразу отправиться в Саламанку к матери. Алонсо также допускал, что его друг был в партии из тридцати девяти человек, которая осталась в форте на острове Эспаньола в ожидании второй экспедиции. Форт был с помощью местных жителей выстроен из обломков "Санта-Марии" и назван Ла Навидад, то есть Форт Рождества, поскольку крушение корабля произошло в рождественскую ночь, 25 декабря минувшего года.

После окончания шествия Алонсо отправился в свою книжную лавку, где провел несколько часов. Вернувшись в дом дяди, он узнал, что в его отсутствие там побывал некий моряк из Могера по имени Теодоро Абриль, участник плавания Колона, и передал для него посылку от Мануэля де Фуэнтеса. В оставленной Абрилем деревянной шкатулке обнаружились два письма и связка бумажных листов в глиняной бутылке. Одно письмо было адресовано сеньору Алонсо Гарделю, другое - донье Росарио де Фуэнтес.

"Дорогой друг, - писал Мануэль. - Ты, вероятно, уже понял, что я остался на острове. Здесь нас мало, мы со всех сторон окружены местными племенами. И, хотя на сегодняшний день, они не проявляют враждебности, ситуация может измениться, особенно в свете того, что некоторые мои товарищи по неразумию своему злоупотребляют кротостью туземцев, загружая их порой непосильной работой и в придачу заставляя их повсюду искать золото.

Именно потому сеньор адмирал вооружил форт пушками с "Санта-Марии" и именно поэтому каждый, кто умеет хотя бы держать меч в руках, может оказаться необходимым для защиты форта в случае нападения со стороны индейцев. Как ты помнишь, я попросился в эту экспедицию, предложив услуги воина. Поэтому я, разумеется, добровольно вызвался остаться, когда адмирал заговорил с нами об этом.

Дело в том, что один из наших кораблей куда-то исчез, а еще один, самый большой, флагманская каррака "Санта-Мария", потерпел крушение. Впрочем, ты, вероятно, это уже знаешь. Единственная оставшаяся каравелла "Нинья" никак не может вместить всех нас.

Уверен, что в тот день, когда ты читаешь это письмо, вся Кастилия чествует адмирала и наших моряков. Не скрою, я очень хотел бы быть среди них! И, конечно же, я сильно соскучился по матушке. Но ничего не поделаешь. Мою встречу с родными, с друзьями, с родиной придется отложить еще на полгода-год.