Неведомый груз Сборник рассказов из журнала "Вокруг света" - Морозов Александр Иванович. Страница 21

Крылов, большой любитель всяких редкостей и древностей, приобрел книгу, сначала не зная, собственно, для чего. А потом решил превратить ее в журнал для ежедневных записей — своих и Гребнева.

— Наша работа стоит того, чтобы записывать весь ее ход в этом роскошном альбоме, — сказал Крылов, показывая книгу Гребневу. — Кроме того, я надеюсь, что наши записи в таком оформлении сохранятся надежнее. Что бы ни случилось, где бы ни валялась подобная книга, она не останется незамеченной и листы ее никто не станет вырывать для завертывания фруктов или рыбы.

Каждое утро Гребнев или Крылов каллиграфически переписывали в этот «альбом» записи за прошлый день. Там было уже много строк, скупо, сдержанно, но очень точно повествовавших обо всем происходившем на Мегре и имевшем отношение к задаче Крылова и Гребнева.

В эту ночь Крылов, стоявший за спиною Гребнева и тоже наблюдавший за приборами, взял журнал, перелистал его и задумался над одной записью.

«Седьмое декабря. В час дня отмечены резкие изменения в показаниях электрических приборов. Восстановление цепей произошло по неизвестной причине. Надо полагать, что они исправлены сейсмологом Бантом, пропавшим без вести. Электрическое поле, бегущее впереди упругой земной волны, зарегистрировано на сейсмической станции „Мегра“ много раз. В качестве приборов-уловителей были использованы сверхчувствительные установки Института имени Петрова, позволяющие обнаруживать электрические колебания, до сих пор не поддававшиеся наблюдению. На основании этого надо предполагать, что очаг землетрясения, связанный с возникновением электрических колебаний, находится примерно в 50 километрах, то-есть в районе города Мегры.

Для контроля производились наблюдения за микромагнитными колебаниями магнитного поля Земли в районе острова. Эти измерения подтверждают, что к показаниям приборов, улавливающих колебания электрического поля, необходимо отнестись со всей серьезностью».

Лицо Крылова было печально и строго. Небольшие седые усы резче выделялись на коже, потемневшей от лучей тропического солнца. Он заметно постарел. И люди, видевшие его многочисленные портреты в газетах, журналах и книгах, сейчас не узнали бы ученого. Крылов, любивший умную шутку, остроумный рассказ, однако, очень редко улыбался.

Но однажды, когда его фотографировали, он неожиданно чему-то улыбнулся. Фотограф, закончивший печатание портрета, предназначенного для академического журнала, пришел к Крылову несколько смущенный. Удобно ли поместить портрет улыбающегося ученого? Не уронит ли это его достоинство?

— Знаете, — сказал Крылов, — в душе я веселый человек. Но занимаюсь я постоянно, очень серьезными работами, и улыбка тогда — малоподходящее выражение лица. Так пусть же хоть на фотографии я буду выглядеть веселым. Пусть смотрящие на мой портрет думают: «Ну и весельчак этот Крылов! Странно, что он пишет все о таких скучных предметах».

И с тех пор, когда к Крылову обращались с просьбой сфотографироваться, он всегда давал для пересъемки свой старый портрет. Так и пошел гулять по свету снимок улыбающегося Крылова, и, быть может, некоторые действительно удивлялись «несерьезности» выражения лица знаменитого сейсмолога.

— Мне особенно грустно читать эту запись… — сказал Крылов. — Бедняга Банг! Он был, несомненно, талантливым человеком. Таким живым, таким жадным ко всем проявлениям жизни!.. И вдруг исчез, словно уехал куда-то впопыхах, не успев нам сказать ни слова.

Никто даже не заинтересовался тем, что произошло с Бангом, — продолжал он. — Только директор станции, с которым, по существу, никто из местных властей не считается. Последним «приветом» нашего друга Банга были эти электрические сигналы, говорящие о беде, которая скоро обрушится на город, на остров, который он так любил… Остров действительно прекрасен, но жизнь людей здесь ценится недорого. Люди здесь несчастны.

Я много думал вчера о директоре сейсмической станции. Он очень странный человек. По-моему, он родился слишком поздно. Такие ученые, как он, только тормозят движение человечества вперед. И директор станции «Мегра» и все его единомышленники рассматривают действие законов природы как нечто неотвратимое, как рек, перед которым человеку остается только покорно склониться.

Ужасная участь ждет Мегру! Но наши знания открыли нам это заранее. И наш долг, наша обязанность — помочь спасти жителей острова.

Есть у нас и другая обязанность — перед наукой. — Крылов скрестил руки на груди; его омраченное лицо просветлело. — На своем маленьком участке мы с вами должны показать, как научное предвидение позволяет бороться с самыми страшными бедствиями. Поэтому мы не имеем права упустить что-либо важное, являющееся одним из безошибочных признаков грядущего землетрясения. Хотя бы это стоило нам жизни…

Сейчас мы должны с особой серьезностью следить за характером изменения электрического поля. Особенно важно установить его связь с наклоном пластов земной коры. Хоть вы и смертельно устали, но я попрошу вас немедленно заняться наклономерами.

Гребнев вскочил.

— Да что вы, Николай Григорьевич, как будто меня уговариваете! Я могу работать еще целую неделю, не смыкая глаз, не ложась в постель.

— Тогда — в шахту. Времени у нас осталось совсем мало.

— Я буквально скачусь в шахту. Но, Николай Григорьевич…

— Знаю, знаю, что вы скажете: «А вы ложитесь спать, на вас лица нет». Бесполезная трата слов, мой дорогой друг. Наше место сейчас в шахте. Идем…

На сейсмической станции «Мегра» воцарилась полная ночная тишина. Всюду было пустынно и даже как-то заброшенно. Губернатору, не раз в жизни видавшему различные перевороты, обстановка станции напоминала помещение, которое спешно собираются бросить, канцелярию правителя, от которого постепенно уходят приближенные. Шаги гулко раздавались в пустых комнатах. В шкафах и на столах погребальным звоном звякали какие-то стеклянные сосуды. Карта Метры, угрожая падением, висела в большой лаборатории на одной кнопке, и эго подчеркивало, что теперь здесь все временно.

Губернатор с трудом нашел директора станции. Он стоял у окна, устремив взгляд на далекую темную гору.

— Ну, — сказал губернатор, — чем кончились ваши вычисления? Подтвердили они, что Мегра будет незыблемо вздыматься над океаном еще многие тысячелетия?

Не отвечая, директор стал методически рвать какие-то густо исписанные листы, роняя их клочки на пол.

Губернатору хотелось затопать ногами, пригрозить директору тюрьмой, камерой с «паровой ванной». Но глаза, сейчас смотревшие на губернатора, он не раз видел у людей, приговоренных, примирившихся с мыслью о смерти и готовых на все.

Он отступил в сторону.

— Можете вы мне, по крайней мере, сказать, где эти… русские?

— В шахте… — едва пошевелив губами, сказал директор.

Губернатор бывал в шахте сейсмической станции. Ему, в прошлом военному, нравилось это «убежище», нарушить покой которого не могли бы самые всесильные бомбы на свете. Шахта уходила под землю на большую глубину, чтобы там, на приборы не влияло ничто, кроме явлений, изучавшихся сейсмологами.

Долго шел губернатор пустыми коридорами, спускался по крутым лестницам, скользким от сырости. Наконец он достиг цели своего путешествия. Шахта представляла собой низкое сводчатое помещение, в котором повсюду возвышались высокие черные основания приборов. Многие аппараты были укреплены прямо на стенах.

Со сводов кое-где мерно капала вода в подставленные ведра. Губернатор с опаской поднял голову, вспомнил инженера, строившего шахту, и подумал: «Надо было повесить этого вора!»

Нигде никого не было видно, и губернатор дошел до конца шахты. Этот уголок был так заставлен аппаратурой, что губернатор с большим трудом разыскал здесь Гребнева, который втиснулся между высокими стойками со множеством радио-усилителей и ничего постороннего не слышал: на голове его чернели специальные телефонные наушники.