Козырная дама - Соловьева Татьяна. Страница 34

— На этот раз Фогеля достали, — прокомментировала увиденное Елизавета, обойдя комнату и останавливаясь у чана с их первым клиентом.

Было в ее поведении что-то странное, неестественное. С одной стороны, слова звучали почти равнодушно, словно не о жуткой расправе говорила она, не искореженные смертью и страхом мертвые лица видела, а что-то обыденное и скучное. А с другой — в движениях проскальзывала нервозность и какая-то не совсем здоровая возбужденность.

Фогель после последней разборки с давним и лютым своим врагом стал недосягаем, в этом доме Елизавете и Андрею делать было нечего, и они, сев в машину, уехали.

— Достали Фогеля… — задумчиво повторила Елизавета, когда машина уже неслась по трассе в сторону города.

— А мне его жаль, — Андрею на этот раз почему-то не хотелось соглашаться с нею. — Толковый мужик был…

— А мне нет! — рассердилась Елизавета. Андрей и раньше, бывало, не во всем соглашался с ней, но сейчас ей стало это неприятно, отсутствие единодушия в суждениях она восприняла как трещинку в отношениях. Небольшую, может быть, заметную лишь ей, но трещинку.

— Что будем делать? Квартира на Пушкинской, похоже, уплыла, — спросил Андрей, не придав никакого значения гневу шефини.

— Нет! — резко, с какой-то визгливой ноткой возразила Елизавета. — Лопоухий ведь жив! Значит, ничего еще не потеряно. Виктор учил меня все и всегда доводить до конца, даже если результат будет отрицательным. И это помогло открыть «Синюю птицу», дать вам всем работу, приличную жизнь. Ты ведь считаешь свою жизнь приличной? Не так ли, Андрей?

— Так, Елизавета, я считаю свою жизнь приличной… А ты свою? — Второй трещинки в отношениях избежать не удалось.

— О! Моя жизнь прекрасна и удивительна! Даже сама себе завидую. — Елизавета наклонилась к Андрею и потерлась грудью о его руку, лежавшую на руле. — Едем к тебе?

Андрей, сидевший за рулем, на миг оторвал взгляд от дороги и скосил глаза на сидевшую рядом женщину. Она была сильно возбуждена. Ее всегда взвинчивало зрелище крови, смерти. А способ разрядиться, успокоиться Елизавета знала лишь один — в постели.

От такой перспективы Андрею вдруг впервые стало не по себе.

* * *

Григорий Федорович Литвинец проводил первую после возвращения из командировки пятиминутку и маялся привычной утренней головной болью. Тоскливо подумалось, что в последнее время что-то частенько стал перебирать, но, отмахнувшись от неприятной мысли и собрав всю оставшуюся волю, Литвинец попытался сосредоточиться на докладе начальника следственного отдела.

— В поселке Сельниково разгромлен подпольный водочный цех. Размещался в частном доме, сразу за железнодорожной станцией. Убито тринадцать человек — расстреляны, утоплены в чанах с суррогатом водки. Установлены личности некоторых погибших — хозяина дома, нигде не работающего пьяницы, его соседа, также нигде не работающего, трех бывших спортсменов. Кроме того, в числе убитых Фогель Эдуард Андреевич, предприниматель, владелец сети ларьков в городе. Есть подозрение, что цех принадлежал именно ему и расправились с ним конкуренты. Не исключено, что и второй такой же цех, находящийся на Игрени и тоже разгромленный, также принадлежал Фогелю и оба случая — эпизоды одного дела. Мы его передали в РУБОП.

— За прошедшие сутки зарегистрировано еще два убийства. Вчера, в четырнадцать часов, в мусорном контейнере на улице Резниковской найдено туловище мужчины без головы и рук. Должно быть, убийцы предполагали, что этот человек нам знаком, поэтому и уничтожили голову и кисти рук. Так и оказалось. Горелин Павел Петрович, привлекался, был осужден. У убитого редкий размер ноги. Настолько редкий, что башмаки ему приходилось шить на заказ. Проработали этот вариант, мастер-обувщик свою работу опознал, сообщил, что башмаки им сшиты для Горелина. Дело заинтересовало Казанцева из прокуратуры.

— Знаю, он сегодня уже звонил по этому поводу ни свет ни заря. Подозревает, что Горелин был связан с одной из квартирных банд, которую он сейчас раскручивает, — объяснил Литвинец. — Что со вторым убийством? — спросил он, ускоряя ход совещания.

— Дырнович Валентин Анатольевич, предприниматель, автомастерские за рынком. Вчера днем, около пяти часов, Дырнович приехал домой. По показаниям жены, он всегда в это время приезжал домой обедать. Скорее всего убийство заказное, и киллер хорошо знал распорядок его дня. Есть свидетели. На скамейке во дворе сидел пенсионер Васильев Петр Романович. Он рассказал, что где-то около четырех во двор дома въехал «жигуленок» песочного цвета. В машине сидел только один молодой человек. Он высунулся из открытого окна машины и попросил Васильева посторожить. Тот удивился такой просьбе, но причина ее оказалась простой — когда пенсионер осмотрел машину, то выяснилось, что дверца со стороны водительского места была смята и не запиралась. Старик видел, как водитель «жигуленка» достал из бардачка бороду, приклеил ее и скрылся в подъезде дома напротив, в котором жил Дырнович. Пенсионер видел, как подъехала машина Дырновича, а еще через пятнадцать минут вернулся парень с наклеенной бородой, поблагодарил Васильева за помощь и вручил ему сто долларов. Узнав об убийстве, старик очень расстроился и сам принес нашим ребятам деньги.

— Что с квартирными кражами в районе парка? — спросил Литвинец. — Подозреваемые?

— Пока работаем со старым контингентом.

— Свидетели?

— Ни единого. Соседи ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знают. Особенно это касается тех, чей достаток значительно ниже ограбленных.

— Ничего не поделаешь, — вздохнул Литвинец. — Более богатых менее богатые, мягко говоря, недолюбливают…

— К Григорию Федоровичу нельзя, идет совещание! Женщина, вернитесь! — в кабинет донесся из приемной голос Алевтины, секретарши Литвинца.

— Это же просто замечательно, что у него совещание, значит, все нужные люди в сборе! — Задержать посетительницу Алевтине не удалось, и в кабинет вошла средних лет полноватая женщина. — Григорий Федорович, у меня очень важное дело, — начала она с порога.

— Но я занят! У меня люди! — из-за головной боли голос Литвинца слегка подрагивал.

Но посетительница словно не слышала его.

— Вот и Сергей Сергеевич Чупахин здесь, он подтвердит, — заметила незваная посетительница знакомого следователя и обрадовалась, — дело у меня действительно серьезное и неотложное.

Еще дома Зоя Иннокентьевна выбрала для визита в милицию, как ей казалось, подходящий имидж — взволнованная, заплаканная, но, выдержав бой с секретаршей, начисто забыла об этом, и перед Литвинцом предстала в своих лучших бойцовских качествах, с присущим ей полным непониманием ситуации.

Чупахин согласно закивал головой:

— Да-да, было заявление.

Удивительные все-таки вещи творит уверенность человека в своей правоте. Почувствовав ее, окружающие невольно подчиняются. Нечто подобное произошло и в кабинете начальника городской милиции.

— Успокойтесь, — миролюбиво попросил Литвинец, которому состояние здоровья мешало говорить так же строго и громко, как обычно. — Кто вы?

— Белобородова Зоя Иннокентьевна, завуч двести первой школы.

— Хорошо, рассказывайте, Зоя Иннокентьевна.

— У меня есть племянник Игорь…

Молодой милиционер, сидевший у окошка, при этих словах негромко хохотнул, но, поймав укоризненный взгляд начальника, смущенно замолк.

— Так вот, у меня есть племянник Игорь, — повторила Зоя Иннокентьевна и снова, в который уж раз, поведала подробности своих злоключений. Рассказала, естественно, и то, что ей удалось узнать о банде. Зоя Иннокентьевна была так далека от криминального мира, что все бандиты в городе ей представлялись одной большой бандой — и Коля Слон, и Фогель, и лопоухий, и этот молодчик с кавказским акцентом, который наверняка тоже входит в банду.

«А ведь по сути так оно и есть, — слушая ее, подумал Литвинец. — Они действительно единое целое, объединившееся против людей. Все бандиты, в какую бы группировку они ни входили, состоят в сговоре против нас…»