Рарагю - Лоти Пьер. Страница 24

Около полуночи королева знаком подозвала меня. Принесли ее больную внучку, потребовавшую, чтобы ее нарядили на бал. Маленькая Помаре не хотела ложиться, не простившись со мной.

Бал был печальным: офицеры грустили перед отъездом и разлукой, против которых были бессильны. Молодые люди прощались со своими возлюбленными и с беззаботной жизнью, полной удовольствий, а старые моряки, посещавшие Таити не в первый раз, знали теперь, что их служба окончена, и с тоской в сердце думали о том, что более сюда не вернутся.

Ко мне подошла очень оживленная принцесса Ариитеа и быстро проговорила:

— Лоти, королева просит вас сесть за рояль и сыграть самый веселый вальс, а потом играть без перерыва, чтобы развеселить гостей.

Я лихорадочно играл все подряд, оглушая самого себя. Публика на время оживилась, но это было поддельное оживление, которое я был не в состоянии долго поддерживать.

XXXIV

В три часа утра, в опустевшем зале, я все еще сидел у рояля, играя бравурные мелодии под аккомпанемент шумного упа-упа.

Я остался наедине со старой королевой, неподвижно сидевшей в золоченом кресле. Она напоминала богато украшенного, но мрачного и грубого идола. Зал Помаре после бала представлял печальную картину, свечи в подсвечниках гасли от порывов ночного ветра. Королева встала, путаясь в складках своего бархатного платья, и увидела Рарагю, молчаливо стоявшую у дверей. Она все поняла и поманила ее.

Рарагю вошла, застенчиво опустив глаза, и подошла к королеве. В этом молчаливом и пустынном зале она, босоногая, в длинном белом платье, с белыми гардениями в распущенных волосах и заплаканными глазами, походила на прелестное ночное видение.

— Вероятно, ты хочешь поговорить со мной, Лоти, ты хочешь попросить меня беречь ее, — ласково сказала старая королева. — Но я боюсь, что она этого не захочет.

— Сударыня, — ответил я, — она завтра уезжает в Папеурири к своей подруге Тиауи. Я умоляю вас не покидать ее там так же, как и здесь, — она больше не вернется в Папеэте.

— Ах, как это хорошо, дитя мое, как хорошо! — сказала изумленная и взволнованная королева. — Ты скоро бы погибла в Папеэте.

Мы все трое плакали — старая королева, держа нас за руки, тоже прослезилась.

— Итак, дитя мое, — сказала она, — не стоит откладывать отъезд. Я думаю, тебе недолго собираться. Не хочешь ли поехать завтра утром, около шести часов, в карете, вместе с моей невесткой Мое? Мое уезжает в Атимаоно, чтобы сесть на корабль и вернуться в свои владения на Саиатее. Вы переночуете в Мара, а завтра утром приедете в Папеурири, где тебя и высадят.

Рарагю улыбнулась сквозь слезы при мысли, что поедет вместе с молодой королевой Саиатеи, это радовало ее как ребенка. Между Рарагю и Мое было что-то общее — обе несчастные и надломленные, с похожими характерами, походкой и обе красивы.

Рарагю обещала успеть. Действительно, ей надо было захватить только несколько платьев да свою любимую серую кошку.

Я попрощался с Помаре, тепло пожав ей руку. Принцесса Ариитеа в бальном туалете проводила нас до ворот сада, нежно, как сестра, утешая Рарагю. И мы в последний раз вышли на берег.

XXXV

Еще была глубокая ночь. На берегу расположились многочисленные группы людей; придворные служанки в вечерних туалетах провожали офицеров «Rendeer». Если бы не слезы молодых женщин, можно было бы подумать, что это праздник, а не проводы.

На заре я в последний раз поцеловал мою возлюбленную. А когда «Rendeer» покидал прекрасный остров, карета увозила Рарагю и Мое из Папеэте. И Рарагю долго еще видела в просветах между деревьями удаляющийся «Rendeer» на голубой глади моря.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Увы! Увы! Он был когда-то красив —

маленький цветок арум.

Увы! Увы! Теперь он уже увял…

Рарагю

I

Несколько дней спустя судно, продолжая свой путь по Тихому океану, прошло мимо гор Рапа, самого последнего острова Полинезии. Потом эта земля исчезла с бескрайнего горизонта, и мы покинули Океанию.

Постояв в Чили, мы вышли из Тихого океана Магеллановым проливом и вернулись в Европу через Ла-Плату, Бразилию и Азорские острова.

II

Я вернулся в Брайтбури печальным мартовским утром и постучал в двери родного дома. Меня еще не ждали. Я упал в объятия старой матери, дрожавшей от волнения. Она была безумно рада моему неожиданному приезду.

Но радость скоро сменяется тихой грустью: к прелести возвращения примешивается щемящее чувство: сколько лет прошло! Замечаешь, как постарели родные…

Печально зимнее утро в нашем северном климате — особенно когда голова еще полна горячими, солнечными образами тропической природы. Печален бледный день, унылое, бесцветное небо, забытый холод; печальны голые мокрые деревья и мох на серых камнях…

Однако как хорошо дома! Какая радость увидеться со своими родными и даже со старыми слугами, которые нежно оберегали вас в детстве, снова вернуться к забытым привычкам, к прежним зимним вечерам. И какой далекой нам теперь кажется Океания!

Хлопоты и разборка багажа — это одно из удовольствий путешествия. Орудия дикарей, маорийские боги, головные уборы полинезийских вождей, раковины и растения выглядели странно в моем старом доме, под британским небом. Я испытывал легкое волнение, доставая засохшие растения, увядшие венки, еще сохранившие свой экзотический запах и наполнившие мою комнату благоуханием Океании.

III

Через несколько дней после возвращения я получил письмо, покрытое американскими штемпелями. Адрес был написан рукой Жоржа Т. из Папеэте, которого таитяне называли Татегау. Я распечатал конверт и вынул два листа, исписанные детским, старательным и крупным почерком Рарагю, посылавшей мне через океан крик своей души.

Лоти от Рарагю

Папеурири, 15 января 1874 года

Милый друг, о мой милый Лоти,

О мой возлюбленный супруг,

О ты, мой единственный помысел в Таити,

Приветствую тебя истинным Богом.

Письмо это поведает тебе про мою печаль о тебе.

Со дня твоего отъезда

ничто не поколеблет моей гордости.

Моя мысль не покидает тебя

со времени твоего отъезда.

О мой милый друг,

вот мое слово:

не думай,

что я выйду замуж;

как могу я сделать это,

если ты — мой муж.

Возвращайся, чтобы жить вместе,

в нашу страну Бора-Бора.

Не оставайся долго в твоей стране и будь мне верен.

И еще слово:

возвращайся в Бора-Бора,

ничего, если у тебя не будет богатств,

я не требую многого,

не беспокойся об этом и возвращайся в Таити.

Ах, как весело быть вместе!

Ах, как приятно быть снова с тобою!

С тобою — моей любовью

и единственной мечтой!

Ах, как приятно вспоминать и думать,

Что ты был моим мужем!

Я желаю тебя, желаю твоего тела!

Вот слово о моем пребывании в Папеурири:

Я скромна.

И веду себя очень тихо.

Я отдыхаю у Тиауи,

она не перестает быть доброй со мною.

О мой маленький друг,

я сообщаю тебе

в конце этого письма,

что мне теперь никогда не хорошо,

мною снова овладела

та болезнь, которая, как ты знаешь,

как будто прошла.

Эту болезнь

я переношу терпеливо,

потому что ты забыл меня;

если б ты был около меня,

то облегчил бы ее немного.

Теперь же говорю тебе,

что Тиауи и ее семья напоминает о своей дружбе

и я также;

ты никогда не будешь забыт

жителями моей страны.

Кончаю, это все.

Поклон тебе, мой дорогой муж!