Воля богов (СИ) - Свердлов Леонид. Страница 5

   -- Кроныч, у нас неприятности.

   -- Эрида?

   -- И откуда узнала, не понимаю. Кто рассказал? Кажется, она поняла, что мы её нарочно не пригласили.

   -- Пустое, - махнул рукой Зевс. - Что за свадьба без драки!

   Зевс понимал, что если за скандал взялась сама Эрида, то дело не сведётся к обычной драке между гостями, но никто в мире не умел как он хранить олимпийское спокойствие и скрывать свои истинные чувства. Ещё никто не видел Зевса испуганным или растерянным, хотя, естественно, ему как и всем свойственны и страх, и сомнения. И сейчас его лик остался невозмутимым, а на небе не появилось ни тучки. Нельзя предугадать, что учинит Эрида, нельзя подготовиться, остаётся только ждать.

   Беда пришла вместе с десертом. Перед богами на стол поставили большую корзину фруктов, а в ней на самом видном месте лежало красивое, спелое, отливающее золотом, аппетитное яблоко. К его черенку была привязана яркая ленточка, на которой золотыми буквами было написано: "Самой красивой".

   Три божественные ручки одновременно потянулись к яблоку, три божественных голоска одновременно сказали: "Это мне!" и три божественных личика обернулись к Зевсу со словами: "Ну, скажи же им, что я самая красивая!"

   Зевс на мгновение оторопел. Любой ответ сулил вечную ненависть двух богинь, а этого не мог себе позволить даже властелин богов. Уже в следующее мгновение он дипломатично ответил: "Я предлагаю передать это яблоко невесте, ведь она...", но было поздно: катастрофа произошла, Зевса уже не слушали.

   -- И когда это ты успела стать красавицей? - ехидно спросила Афродита. - Ты в зеркало-то на себя давно в последний раз смотрела?

   -- Да уж красивей тебя буду, - ответила, покраснев, Афина.

   -- То-то ты шлем никогда не снимаешь. Чтоб лицо твоё лучше видно было?

   -- Кто б говорил! Таких красавиц как ты в любом публичном доме полно!

   -- А тебя с такой рожей и в публичный дом не пустят! Всех клиентов распугаешь. На тебя же за всю жизнь ни один мужик не позарился!

   -- Зато на тебя зарятся все кому не лень!

   Гера развела богинь руками и примирительно сказала:

   -- Девочки, что вы спорите? Зевс уже показал, кого он считает самой красивой, когда женился на мне.

   -- А из кого ему было тогда выбирать? На безрыбье и не на такой кикиморе женишься! Детей-то он не с тобой делает!

   -- Как разговариваешь со свекровью, дрянь!

   Затрещина. И сразу раздался визг Геры, которой Афродита вцепилась в волосы. Афина, звеня доспехами, напрыгнула на обеих, все три повалились на землю.

   Бессмертные отвели взгляды, смертные гости ошалело смотрели, как на их глазах рушился авторитет богов. "Амброзии перебрали", - несмело предположил какой-то царь.

   И тут грянул гром среди ясного неба. Зевс встал с трона, спустился со своего возвышения и подошёл к сцепившимся богиням. Удар грома привёл их в чувство, они отпустили друг дружку и встали на ноги.

   "О красоте смертных судят боги, о красоте богинь пусть судят смертные, - сказал громовержец. - Найдём беспристрастного юношу - он и рассудит, кто из вас самая красивая. Но это потом. А сейчас приведите себя в порядок: в таком виде нельзя людям на глаза показываться".

   Богини действительно выглядели неважно: у Афродиты фингал на пол-лица, у Геры волосы дыбом, лицо расцарапано, одежда разорвана так, что приходится прикрываться, а у Афины из носа текла благоуханная божественная кровь вперемешку с не менее благоуханными божественными соплями.

   Богини поспешно удалились, а Зевс поднялся к трону и обратился к гостям с такими словами: "Почтеннейшая публика! Только что наши самодеятельные актрисы разыграли перед вами фольклорную сатирическую сценку под названием "Три завистливые дуры на чужой свадьбе". Поздравим их с дебютом и пожелаем в следующий раз выбрать для постановки пьесу, где будет больше психологизма и меньше буффонады".

   Он сел на трон, и праздник продолжился. Но веселье было уже не таким беззаботным и непринуждённым. Все стали как-то тише и осмотрительнее. До Зевса стали долетать мысли гостей вроде "Так вот на что наши жертвы тратятся", "Вкалываешь весь день, не разгибаясь, с утра до вечера с трона не встаёшь, а они тут сценки разыгрывают", "Всё разворовали олимпийцы проклятые".

   Зевса эти слова не очень беспокоили. "Богов почему-то не волнует, что смертные делают с тем, что им бог послал, - думал он, - а вот для смертных очень важно, куда деваются их жертвы, им всё время кажется, что боги что-то лишнее себе присваивают, будто весь мир и так не принадлежит богам. Впрочем, не стоит, пожалуй, в будущем приглашать смертных на божественные мероприятия, а то от таких сцен им начинает казаться, что мы ничем от них не отличаемся. Чем меньше они о нас знают, тем, пожалуй, лучше".

   Пелей в это время думал: "Вот и положено начало новой семейной жизни".

   А Фетида думала только о будущей мести.

Сын Фетиды

   Солнце ярким равномерным светом рисовало горы вдалеке, зелёную лужайку пред дворцом, клумбы с яркими цветами, детей, копошащихся среди разноцветных игрушек. Пелей возлежал за накрытым столом в тени ветвистого платана и с умилением смотрел, как его жена возилась с маленьким сыном. Покормив ребёнка, она легла рядом с мужем, положив ему голову на грудь. "Пелей, - нежно сказала она, - какое счастье быть с тобой вместе". Пелей нежно погладил её бархатистую тёплую щёку. Вдруг Фетида вскочила, крепко сжала его плечо и закричала:

   -- Пелей!

   -- Фетида!

   -- Я Гермес, а не Фетида, идиот!

   Пелей раскрыл глаза, и увидел трясущего его за плечо посланца богов. Он ещё не понимал, где сон, а где явь. Гермес выглядел взволновано, взгляд его был одновременно рассерженным и обеспокоенным.

   -- Где Фетида? - прошептал Пелей, щупая постель рядом с собой.

   -- Где Фетида?! Ты это меня спрашиваешь? А мне показалось, что она твоя жена, а не моя! Ты ещё спроси, где дети!

   Пелей осоловело огляделся.

   -- Где?

   Гермес швырнул ему в лицо скомканную одежду.

   -- Не знаю! Быстро поднимайся - пойдём искать!

   Они выбежали из дворца. Свежесть ночи быстро вернула Пелея из сказочного сна в мифологическую реальность. Гермес судорожно огляделся. Пелею показалось, что он нюхает воздух как охотничья собака. Бог быстро принял решение. Видимо, он всё-таки догадывался, куда могла пойти Фетида с детьми. Схватив Пелея за руку, он побежал вперёд, в ночную тьму. Это скоро показалось ему слишком медленно, и он, обхватив Пелея как мешок, взлетел над деревьями и помчался над Эгейским морем к острову Лемнос.

   "Дрыхнет он! - ругался по дороге Гермес. - Мечтам придаётся, пасторальные сны смотрит! Мечтаешь о пасторальной идиллии, так и женился бы на какой-нибудь пастушке кривоногой - она тебя за то, что из грязи вытащил, боготворила бы полгода, а то и больше. А твоя жена не пастушка, а богиня. Ты разницу-то понимаешь?"

   Они приземлились у входа в пещеру, откуда вырывался яркий свет и слышался детский плач. Это была кузня Гефеста. Пелей впереди Гермеса помчался туда и у самой печи увидел Фетиду. Вокруг были разбросаны детские пелёнки. Увидев мужа, она быстро схватила за ногу последнего ребёнка и сунула его в огонь. "Не смей!" - заорал Пелей и, метнувшись к печи, выхватил сына из пламени. Тот был жив. Нестерпимый жар, в котором он только что побывал, не причинил ему никакого видимого вреда. Младенец орал как ни в чём не бывало. Отец прижал его к груди и поспешно отступил, боясь, что мать захочет его отнять, но Фетида не стала их преследовать

   -- Что ж ты творишь, изуверша! - в слезах закричал Пелей.

   Фетида раскинула руки, наклонилась назад и закричала, обращаясь не только к Пелею, но и к Гермесу, и к Гефесту, поспешно выбежавшему на шум и на ходу завязывавшему пояс: