Ранчо «Неизвестность» (ЛП) - Каллинан Хайди. Страница 27

Я отвернулся и уставился на противоположную стену, на полку, где выстроились в ряд книги Трэвиса. Меня охватила апатия, силы иссякли, поэтому я лежал и ждал, что будет дальше.

Наконец он вымолвил:

- Очевидно, я сделал это неудачно.

Я закрыл глаза, про себя умоляя его замолчать.

Трэвис застонал и, не вставая с меня, поменял положение тела, а потом рассмеялся сухим и невеселым смехом:

- Райли сейчас обхохотался бы. Сказал бы, что так мне и надо. - Я от всей души пожелал ему заткнуться. – Ро, объясни, почему ты не хочешь ехать домой.

Я открыл глаза, но по-прежнему не глядел на него:

- Потому что из этого все равно ничего не выйдет. – Я не очень задумывался над тем, что говорю. Мои слова звучали будто бы со стороны. – Они надеются увидеть совсем другого Ро, такого, каким я никогда не смогу быть. Мое возвращение причинит им только больше боли. - Я помедлил. – Но оставлять просьбу брата без ответа тяжело. Очень тяжело.

Я сказал это и поразился, насколько все просто. Не пойму, какого черта я тогда так страдал?

- И что же это за Ро? Чем он отличается от тебя? – спросил Лавинг.

Я все еще смотрел на стену, но та начала расплываться и исчезать в сером тумане:

- Правильный.

Его обескураженный вздох подействовал на меня почти так же, как и письмо – сердце чуть не разорвалось на части.

Я коротко кивнул. Трэвис мазнул по моей щеке поцелуем, и я опустил веки.

- Хочешь, я предупрежу Тори, чтобы они завтра не приходили? - спросил он.

Это быстро вывело меня из прострации:

- Не надо. Сказал же, приготовлю, значит, приготовлю. Мне самому хочется. - Я попытался встать, но комната сразу поплыла, и мне пришлось опереться руками об пол, чтобы не упасть. – Сейчас, только соскребу мозги в кучку.

Его ладонь легла на мою руку, вновь вливая поток сил:

- Давай я тебе помогу.

Нет, - едва не ощетинился я, но та самая часть меня, что не позволяла вернуться домой, удержала рот на замке и заставила согласно кивнуть.

Он правда помог. И что бы я без него делал? Прежде всего, он помог тем, что не давал погружаться в хандру. Пресек мои бурные сожаления по поводу кастрюли и указал, что даже с вмятиной в боку та пригодна к использованию. Порезал для рассола апельсины и остальные фрукты, хоть с половины и не снял этикетки. Освободил место в холодильнике, просто сдвинув остальные продукты в одну горку.

После того как мы с ним вместе отобрали рецепты на утро, он велел мне отправляться в джакузи. Ни о чем не разговаривая, мы просто отмокали в воде. Было хорошо. Потом он уложил меня в кровать.

Думал, в такой ситуации не помешал бы грубый трах, но все закончилось очень нежно: мы лишь терлись членами и целовались. Позже лежали, склеенные высыхающей спермой - обычно он это ненавидел, но в тот вечер мы оба ленились даже лишний раз пошевелиться.

Наконец Трэвис прервал тишину:

- За последние пять лет я свою мать только по большим праздникам поздравлял да рождественские открытки посылал. Отец перед смертью вместо напутственных слов пожелал, чтобы моей вонючей пидорской задницы больше духу не было в его доме.

- А мои даже открыток не получали.

- Так легче? – Казалось, ему по-настоящему любопытно.

Я пожал плечами и посмотрел в потолок:

- Не знаю.

- Раньше ты был с ними близок? До всего этого?

Я кивнул:

- Все изменилось, когда они узнали, кто я есть. Не очень красивая история. Я сначала остался в городе, но ничего хорошего это не принесло: меня посадили за решетку. После освобождения уехал. Только тогда дела пошли на лад.

- И ты постоянно переезжал. Чтобы тебя не могли отыскать или чтобы избежать привязанностей?

Я не нашелся, что ответить. То, как Трэвис это произнес, оказало на меня двоякое воздействие, отчасти вызвав какое-то гадкое ощущение, напомнившее о моем одиночестве.

Он мягко рассмеялся:

- Ты на самом деле не большой любитель разговаривать.

Я повернулся, чтобы увидеть его лицо. В темноте, перечерченное тенями, оно выглядело чудно́.

- Я просто стараюсь делать все правильно, - проговорил я. – Стараюсь никому не причинять боли. Избавить от ненужных проблем.

Он погладил меня по щеке, и по моему телу разлился теплый трепет. Прислушиваясь к себе, я блаженно закрыл глаза и лежал так довольно долго. Когда решился посмотреть на Трэвиса снова, тот глядел на меня с таким выражением, будто я его кнутом отстегал, несмотря на стоп-слово.

- Если тебе потребуется вернуться домой, сейчас или когда-нибудь потом, я не хочу стоять на твоем пути. – Он скользнул пальцами по моим губам. - Но еще я хотел бы, чтоб ты не уезжал. - Его большой палец обвел мой подбородок. - Никогда.

Вид у Лавинга стал совсем неважнецкий. Я встревоженно нахмурился, но тому, по-видимому, сделалось еще хуже.

- Ты в порядке, Трэвис?

- Не знаю, - прошептал он. – Ты сбежишь?

До меня никак не доходил смысл. Я попытался приподняться на локте, чтобы лучше рассмотреть лицо Лавинга, но он схватил мою руку с такой неожиданной силой, что причинил боль, и я все понял. Ох, ты ж черт. В следующую секунду я запаниковал. Однако мне было не привыкать к двойственности своей натуры, когда одну, поверхностную часть души гложет вина и обуревает потребность броситься бежать подальше, а другая, более глубокая часть, уже готова примириться. И эта последняя, кажется, возобладала над первой, потому что не давала мне сорваться с места, пока я достаточно не успокоился для ответа:

- Хочешь сказать, что все это серьезно? Больше, чем просто трах, в конце концов?

Вот тут он не просто испугался, по-настоящему испугался, а буквально вышел из себя:

- Ро, ты спишь в своей собственной постели в лучшем случае раз в неделю. У меня в ванной твоя зубная щетка. В своей квартире ты только переодеваешься и иногда прячешься там под предлогом «иметь личное пространство». Так продолжается уже насколько месяцев. Это никак не банальный трах. - Он держал мою руку, словно я - воздушный шарик, который теперь, после признания, мог лопнуть или улететь.

И не безосновательно.

Я откинулся назад и опять воззрился на потолок. Наверное, страх был бы логичен, однако, так или иначе, я не боялся. Удивился - да. Но не очень. Я подумал о том, что с некоторых пор мне претит мысль об отъезде. До такой степени претит, что даже ноги перестали чесаться от желания кочевать как раньше.

- Ну… - выдавил наконец я и покачал головой.

Он не отпускал моей руки и даже хватки не ослабил:

- Ро?

Я повернулся к нему и смерил сосредоточенным взглядом:

- Ладно, и что ты предлагаешь конкретно?

Тот опять взбеленился:

- Я ничего не предлагаю! Я просто говорю, что тебе нет нужды куда-то ехать!

- Ну а кто сказал, что я уезжаю? - Вспомнилась порка на мой день рождения и другая многообещающая угроза. – Разве мы это уже не обсудили?

Очевидно, недостаточно, потому что Трэвис был предельно серьезен:

- Ты непредсказуем. Если я отправляюсь в город, то постоянно слежу: не видно ли на дороге твоей машины. Даже в кафе выбираю столик возле окна. Мне иногда кажется, что однажды я вернусь и не найду тебя дома, ты уже скрылся в неизвестном направлении. И мне безумно хочется связать тебя, запереть в подвале и никогда, никогда не выпускать.

Я дернул рукой, желая вырваться. И молчал, так как опять не знал, что ответить. Мне и в голову не приходило, что кого-нибудь может настолько вывести из равновесия мой отъезд. Я даже не был уверен насчет того, как это воспринял. Наверное, хорошо, однако не без доли опасения. О чем Трэвис, как я полагаю, догадывался, потому и продолжал крепко сжимать мою руку.

Потому и придавил во время истерики к полу.

И очень разумно поступил, иначе я точно сбежал бы.

Я подумал о брате, категорически настаивавшем на моем возвращении. Тот утверждал, что нуждается во мне, и я страдал от того, что собрался наплевать на его просьбу. Из-за папы я чувствовал себя еще ужаснее. И совсем паршиво, потому что моей маме не от кого ждать внучек и потому что Билла это так огорчало. Но я не мог поехать туда, даже если бы брат явился на ранчо самолично и упал передо мной на колени.