Ранчо «Неизвестность» (ЛП) - Каллинан Хайди. Страница 32

На полпути к конюшне я вернулся, чтобы забрать из машины диск с альбомом одного из исполнителей, что Хейли мне проигрывала. Я часто слушал его в дороге. Если во время нашего разговора будет играть ее любимая музыка, это может ей понравиться.

Хейли и правда понравилось. Она рассмеялась и спросила, сам ли я купил диск. Я ответил, что, конечно, сам; и она улыбнулась так счастливо, словно ей сделали неожиданный подарок, и я тоже очень обрадовался. Вставил диск в плеер, приглушил звук и достал из мини холодильника бутылку с содовой. Себе взял пиво. Просто предположил, что оно мне понадобится.

Хейли я усадил на свою кровать, а сам, с собаками у ног, занял продавленный стул возле телевизора. И приготовился слушать.

За все то время, что она говорила, ее взгляд не отрывался от ковра, что на нее совсем не похоже.

- Это Кэл. - Хейли поморщилась. - Но он обвиняет меня в том, что я не только с ним спала, поэтому никогда не поверит, что ребенок его. Так или иначе, я не хочу, чтобы он имел к этому отношение. Вообще от него ничего не хочу. Не знает он, вот пусть и катится к черту. - Голос надломился, она всхлипнула и вытерла глаза пальцами.

- Сочувствую.

Моя позиция на стуле предоставляла относительную безопасность, но Хейли была слишком далеко. Поднявшись, я перешагнул через собак и нерешительно сел рядом с ней. Та сразу спрятала лицо у меня на груди и залилась тихими слезами:

- Ро, мне так страшно. Все пойдет насмарку. Учеба. Будущее. Вся моя жизнь. Ну, разве я уже не жуткая мать, если это единственное, что меня сейчас волнует? - Она издала надтреснутый колючий смешок. - А самое кошмарное, знаешь что? Я наивно надеюсь, что, если голодать, загонять себя и постоянно плакать, то у меня обязательно будет выкидыш и проблема решится сама собой. Вот какая я ужасная.

Этим она меня окончательно растрогала:

- Эй. Ты не ужасная. Перестань, не надо. - Механизм, который сразу после ее признания на ступеньках дома начал медленно поворачиваться у меня в мозгу, щелкнул и встал на место. – Ты же… то есть, ты что… собираешься избавиться от него?

На сей раз смех был так горек, что я содрогнулся.

- Ты имеешь в виду аборт? Я попыталась. Вчера. Отправилась убивать моего ребенка в Сочельник.

- Не говори так. - Получилось резче, чем я думал. Но я просто не мог казаться ласковым, говоря на такую острую тему. – Как это «вчера»? Хочешь сказать, что твоя мама уже знает?

- Я ездила одна, - ответила та.

Я был так зол, что пришлось вскочить с кровати, потому что меня всего трясло, а руки непроизвольно стискивались в кулаки. Собаки тоже забеспокоились, поднялись и залаяли. Перестав плакать, Хейли удивленно отпрянула.

- Ты пошла на аборт в одиночку? Какого дьявола, Хейли! Так просто взяла и поехала? В Рапид-Сити?

- В Скотсблаф. Я помню о законе об аборте в Южной Дакоте. Вроде бы этот закон аннулировали, но не знаю, там могли дежурить пикетчики. Поехала в женский медицинский центр. У меня пока еще третий месяц. - Она понурила голову. - Я не смогла этого сделать. Не смогла довести до конца. Никто меня не останавливал, я просто не смогла. Думаю, если бы кто-то попытался мне помешать, я бы это точно сделала, несмотря ни на ничьи увещевания. Скорее, наоборот, они только больше разозлили бы меня – никто не имеет права указывать мне, что делать. Но там никого не оказалось, кроме вежливых и понимающих сотрудников. И я не смогла. Не смог… - Снова захлебнувшись рыданиями, она обхватила руками колени и сжалась в комочек. - Я даже не думала о крошечных детских пальчиках, ручках и ножках. Не чувствовала за собой никакой вины. Просто не смогла.

Я сел и обнял ее за плечи. Снова прильнув ко мне, та еще немного поплакала. Эз и Зик положили головы на мои колени и жалобно заскулили.

Когда мне показалось, что Хейли наконец начала успокаиваться, я произнес:

- Как ты сама говорила, дурное дело нехитрое.

- Да. Но я-то не дурочка! - прошептала она. - Мы пользовались презервативами. Клянусь. Богом клянусь! И у меня был безопасный период! Месячные пошли, правда слабо, но так иногда бывает! А потом наступила задержка, и я просто… не знаю. Я чувствовала, чувствовала, что что-то не так. Надеялась, что просто неправильно подсчитала дни. Но я сделала три теста, три различных теста — это пятьдесят долларов, Ро! — и все с одним результатом. Положительным. - Хейли судорожно вздохнула, уткнувшись мне в рукав. – Срок девятого июня.

Казалось, до лета еще очень далеко, но на самом деле, времени оставалось не так уж много.

- Подумай как следует, и если решишь, что тебе нужен аборт, можешь на меня положиться - я отвезу тебя в такое место, где нет никаких проклятых протестующих, и не смей возражать. Не стоит тебе сейчас смотреть на всякое дерьмо. - Я не знал, есть ли в Айове какие-либо законы, запрещающие аборты. Хотелось верить, что нет, что мой родной штат лучше, чем этот, но я не знал наверняка. Раньше меня это мало трогало. До сего момента.

Вспомнив, с какой горячностью Хейли защищала права геев, хотя никто ее об этом не просил, я особенно остро почувствовал собственную ничтожность:

- Если понадобится, мы поедем в Канаду.

Она крепко обняла меня и устало отстранилась:

- Я не знаю, чего хочу. Ну, то есть, многие хорошие люди мечтают о детях, а младенцев трудно найти. Например, твой брат. Ты только не подумай, я не имею в виду ничего незаконного. И никогда не отдам своего ребенка человеку, который всерьез считает, что тебя надо лечить от твоей ориентации. Я вообще не смогла бы его отдать… Не знаю… Я знаю одно: мне действительно надо над этим подумать. - Ее глаза снова наполнились слезами. - Просто… как бы я не поступила, все бесполезно. Даже если сделать аборт, я уже не смогу об этом забыть и нормально жить дальше. Вот это и бесит меня больше всего. Они что, думают, я какая-то тупая сучка, для которой аборт как маникюр? Даже если и есть на свете такие бессердечные твари, почему я должна из-за них страдать? Спорим, и десяти минут не пройдет, как те же самые «добрые христиане», которые назовут меня детоубийцей, с превеликим удовольствием развернутся в твою сторону и начнут возмущенно клеймить тебя за то, что ты гей. Медом не корми – дай поорать. Ставлю весь свой студенческий кредит. Такова их натура. Они всегда заботятся только о себе. Если я протяну им свое дитя и попрошу помощи, они быстро отыщут во мне какой-нибудь изъян. В том числе и те, кого я люблю. Проклятые поборники рождаемости! Да пропади они все пропадом! – Прервав свою пламенную тираду, она замолкла и уставилась в стену. - Если оставлю этого ребенка, то уж постараюсь убедиться в том, что его воспитают так, чтобы он плевал на мнение этих фанатичных, брызжущих ненавистью ублюдков и посылал их ко всем чертям.

Где-то на середине я начал терять нить рассуждений — то есть, я слышал Хейли и странным образом понял смысл. Просто уже начал думать о своем, потому что все, что она говорила, было созвучно моим собственным переживаниям и выводам. С одной стороны, мне хотелось сказать Хейли, что она слишком резка; что, очевидно, есть люди, которые не станут осуждать ее и помогут - не все же кругом такие злые, нельзя вешать на всех одинаковые ярлыки, как они на нее, если она так считает. Однако другая часть моего сознания, не то чтобы темная, а неустойчивая, словно вода, чей уровень сейчас поднимался и затапливал мой разум, побуждал ответить «да». Да, это так. Все верно. Ты должна взращивать в себе ненависть к ним, обезвредить их, прежде чем они причинят тебе боль. Нельзя позволить им причинить тебе больше страданий, чем они уже причинили, потому что все и так очень плохо. И, что бы ты ни предприняла, ты не можешь допустить, чтобы стало еще хуже. Закройся от них до того, как они успеют сделать что-нибудь непоправимое.

Ну и оставалась еще третья сторона меня, которая слушала все эти разговоры и находилась в замешательстве, понимая, что здесь что-то очень неправильно. Но вода прибывала, а Хейли снова плакала, и я просто поплыл на волнах, отчаянно надеясь, что все как-нибудь наладится.