Душа грозы (СИ) - Беренс Лилия. Страница 6

Тяжелая оплеуха сшибла его со стула. От неожиданности Дарий откатился к стене и глухо зарычал.

— Другое дело! — радостно воскликнул Камиль, схватил мальчишку за шиворот и потащил из дома.

Как бы не протестовал кузнец, но все домочадцы дружно направились следом. Всем было очень интересно посмотреть на превращение мальчика в громового волка. Махнув свободной рукой, Камиль только буркнул, чтобы близко не подходили. Вытащив парня на просторный внутренний двор, он швырнул его на стоптанную траву.

— Превращайся! — грозно приказал он.

— Нет! — Дарий стал отползать от кузнеца подальше, всеми силами, всеми остатками воли стараясь задавить разгорающийся в груди пожар.

— Посмотри на себя! Жалкий куренок, от страха трясет, как зайца в петле. Ничтожество! Ни на что не пригодный щенок! Чего ты боишься? Давай!

Последний приказ раскатился громом по двору и слился с настоящим громовым раскатом в небесах. Дарий не смог выдержать такого с собой обращения. Вся его гордость, все чувства восставали против того, чтобы какой-то кузнец смел так к нему обращаться. Злость вскипала в крови, заставляя множество электрических разрядов прокатываться по телу в гипнотической последовательности. Миг — и перед кузнецом стоит огромный волк. Массивная голова, находящаяся на уровне его плеча, оказалась совсем рядом. Взбешенный волк глухо зарычал и приготовился напасть. Только теперь кузнец понял, что натворил. Только сейчас в нем возник древний ужас перед кровожадным хищником, смотрящим на тебя холодными расчетливыми глазами. Мелкая дрожь пробралась в колени, заставив храброго мужика мелко затрястись от страха. Массивная узкая пасть распахнулась, обнажая оскаленные клыки. Белоснежные, большие и острые.

— Нет!

Ольд бросился на шею волка, но тот среагировал мгновенно, отскочив от неясной угрозы сзади. Мальчик промахнулся и кубарем покатился по траве. Не обращая внимания на ушибы и царапины, он сразу поднялся и встал между отцом и волком.

— Тебе нельзя нападать на людей! Ты же добрый! Дарий, очнись ты, придурок!

Волк дернулся от упоминания имени. Что-то было не так. Он прислушался, но ни у кого в эмоциях не было агрессии. Эти люди не желали ему зла. Более того, ему почему-то хотелось защищать их, словно это была… Его стая. Он напрягся, вспоминая что-то недоступное, ускользающее от внимания. Они не похожи на стаю, они не похожи на него. Но что-то внутри настойчиво говорило, что это именно его стая. Нельзя нападать.

Он сел на траву, в смятении махая хвостом из стороны в сторону, и жалобно заскулил. Волк не понимал, как такое может быть. Парень медленно подошел к зверю и положил руку ему на шею. Волк вздрогнул, но не ощутил неприятия. От паренька приятно пахло углем, железом и мясной кашей, которую он недавно ел. В памяти всплыло имя. Ольд. Он еще раз обнюхал парня и понял. Да, это свои. Они приняли его в свою стаю. Он должен их защищать. Он испугал их. Нужно показать, что он не станет угрожать.

Громовой волк лизнул Ольда в щеку и перевернулся на спину, показывая пушистый уязвимый живот. От кузнеца и Миры послышался синхронный вздох облегчения. Кузнец подошел к Ольду и положил руку ему на плечо. Даже он, взрослый мужчина не из трусливых, перепугался так, что не смог пошевелиться. А сын оказался храбрее.

— Думаю, я зря не хотел, чтобы ты присутствовал, — проговорил он, ощущая гордость за своего первенца. Парень радостно улыбнулся отцовской скупой похвале. Волк уловил волну радости и тоже улыбнулся, вывалив из пасти алый язык. Стая довольна, стая его больше не боится и не прогонит. Почему-то ему было важно, чтобы не прогнали. Хорошо.

Внезапно из дальнего сарая послышалось флегматичное мычание. Волк подскочил на лапы и принял охотничью стойку. Нос уловил запах добычи. Как же он голоден. Ему нужно мясо.

— Нет! — рыкнул кузнец, осознав опасность, грозившую его буренкам. Волк непонимающе обернулся. Он не понял слов, но смысл ощутил. — Если хочешь поохотиться, то делай это там — Камиль указал рукой на лес. — Охоться на тех, кто бегает в лесу.

Волк понял предложение кузнеца, и оно ему понравилось. Охотиться на дичь, которая от тебя убегает, гораздо интереснее. К тому же он помнил, что там есть несколько мелких собратьев, с которыми охотиться вместе еще интереснее. Он громко взвыл, переполошив всю деревню. Из леса донесся слаженный ответный вой на несколько голосов. Они услышали, они готовы охотиться, ведь прошлый раз охота с большим волком принесла много веселья и мяса. Значит, они сегодня тоже смогут хорошо поохотиться и принести своим самкам, оставшимся со щенками, много еды. Сытые самки — здоровые щенки. Это хорошо. Прочитав все это в песнях собратьев, громовой волк сорвался с места и молниеносно исчез за деревьями.

— Кажется, обошлось, — проговорила Мира.

Кузнец покачал головой.

— Я надеялся, что он останется с нами. Что мы будем говорить, возвращая ему разум. Пойдем в дом. Завтра нужно будет приготовить много мяса, чтобы волк наелся и никуда не хотел убегать.

— Он не заблудится, когда опять станет человеком? — забеспокоилась Мира.

— Волк в лесу? — рассмеялся Ольд. — Мам, ну ты даешь.

С крыльца дома послышался плачь. Младший Фаня, похоже, испугался волка и расплакался. Ольд пренебрежительно фыркнул и прошел мимо струсившего брата.

Глава 3

Дарий очнулся на окраине леса в своем обычном человеческом виде. Смутные воспоминания вчерашнего вчера отвлекли от утреннего холода, который пробрался вместе с росой под простую деревенскую рубаху и мешковатые штаны. Он медленно поднялся, увидел вокруг погрызенную кость, ошметки мяса и кровь, испачкавшую высокую траву. К горлу подступил тошнотворный комок. Ночь, лес, бешеная гонка за добычей, где он придерживал скорость, чтобы не испортить себе удовольствие, загоняя дичь. Частое дыхание косули, ее предсмертный крик. Дария передернуло. Зачем дядя Камиль заставил его обернуться? Хорошо, что он не напал на них. Он помнил свою реакцию, помнил, как едва не убил кузнеца, и страх заполз в душу липкой массой. Теперь они выгонят его из стаи! Стоп. Почему он сейчас думает как волк? У людей это семья, а не стая. Неужели с каждым превращением в нем остается все меньше человеческого? Он шел к деревне, боясь поднять глаза. Боясь встретить людей, которых уже слышал по запаху, боялся увидеть в их глазах разочарование. Он так и брел через всю деревню, ведь дом кузнеца стоял с другой стороны за рекой. Он проходил мимо людей, замиравших рядом, и не смел отвести взгляд от земли. Его рубаха была в крови и сейчас это видели все. Теперь они точно прогонят его.

Чьи-то руки мягко придержали его за плечи. Глаза поймали остроносые сапожки и нижнюю часть голубой жреческой мантии. Дарий поднял взгляд и увидел очень старого, высохшего от времени старичка. Жрец Дилая. Дарий опустился на одно колено и поцеловал край мантии.

— Прости меня, гаш [2], я не увидел тебя и посмел заслонить путь.

Жрец мягко улыбнулся и настойчиво поднял молодого человека с колен.

— Не хочешь пройти в храм, сын мой?

— Прости меня, гаш, я нечист и не смею ступить под длань Дилая. — Дарий взглянул на крупное кровавое пятно на светлом рукаве.

— Ты чище многих, ступавших под его длань. Не внешне, но душой. А что может быть важнее?

Дарий покорно склонил голову и поплелся за жрецом в сторону площади, где стояло три церквушки. Самая большая принадлежала Единому и туда ходили помолиться все люди. Две других принадлежали Дилаю и богине земли и плодородия Риале. Позади основных храмов полукругом стояло множество часовен, посвященных иным богам, не настолько почитаемым для строительства собственного храма, но все же являвшимся покровителями ремесленников, купцов, охотников и многих других. Вообще эта деревня давно переросла свой статус. Ей давно уже впору называться городком. Дарий поднялся по широким храмовым ступеням и застыл у входа. У двери стояла искусно вырезанная статуя Громовержца. В правой руке он держал исполненную из золота молнию, а левую простирал над входом. Каждый входящий должен был пройти под дланью Дилая, и если душа входящего черна, то часть черноты останется у бога в руке. Тогда, явившись на твой суд после смерти, Дилай швырнет эту нечистоту на тебя, и ты утонешь в собственной мерзости, никогда больше не возродишься, обреченный существовать вечно в своей собственной тьме.