Клей - Веди Анна. Страница 60

Макса разрывают двоякие чувства. С одной стороны, он сожалеет, что мать умерла, а с другой стороны, у него появилось лёгкое ощущение свободы, которое, как облачко, быстро тает, сменяясь жутким чувством неопределённости будущего. Хоть и парализованная, она оказывала на него мощное влияние. Это были какие-то нейронные импульсы, создаваемые в пространстве и передаваемые телепатически. Она чувствовала его, а он её. Они были больше, чем мать и сын. Они были ещё и любовниками. И этот тесный союз рождал ощущение единства телесного, духовного и эмоционального, настолько сильного, как у склеенных и вросших друг в друга людей. Если бы её не парализовало, они бы точно склеились.

«Через какое-то время начнётся процесс гниения, надо её похоронить. Вызывать труповозку рискованно. И что делать? Самому пойти вырыть яму и закопать? Да. А что? Так делали в древние времена. И кто мне запретит это сделать сейчас? Никто». Макс выходит из дома, берёт лопату, во дворе дома выбирает укромное место и начинает копать. С каждым взмахом лопаты и броском земли к нему приходит злость, даже ярость, что мать умерла совсем не вовремя и не посмотрела на результаты его эксперимента, на его славу и признание… Всё так не вовремя…

Мигель никак не может заснуть. У него перед глазами стоит образ мёртвой Динары, и как её тело засасывает утилизатор. В ушах стоит треск костей и звук рвущихся сухожилий. И запах, ужасный трупный запах. И вкус, сладкий вкус человеческого мяса. Он чувствует, что что-то в нём изменилось. Раньше он был мягким, подавленным, бесхребетной амёбой, а теперь он ощущает невероятную силу и власть. Возможно, от того, что теперь он не привязан к любовнице. Избавился от привычки. В нём смешались незнакомое ему чувство свободы и рождённый этой свободой страх от отсутствия почвы под ногами. Это возбуждает. А послевкусие человеческого мяса постоянно напоминает об опыте людоедства. Теперь к нему приклеена только Мария. И у Мигеля зреет план. Сейчас он уже не тот Мигель, что был раньше. Но сам он пока не осознаёт это. Итак, план таков: он задушит Марию и потом отгрызёт её от себя. Тогда будет полностью свободен и сможет выбраться отсюда. То, что с этой толстой коровой ему удастся договориться и сбежать, маловероятно. Наконец его сваливает сон, и он засыпает.

Ему снится, что он в лесу, вокруг туземцы в набедренных повязках, и они едят человеческое мясо. Внезапно раздаётся какой-то звук, они бросают еду и кидаются в лес. Мигель бежит вместе с ними. Тут оказывается, что он бежит не с ними, а от них, он – жертва. Он знает, что его хотят догнать и так же съесть, и в страхе убегает. Но тут он падает и…

Просыпается Мигель от какого-то толчка. Поворачивает голову и видит лежащего рядом Оливера, приподнявшегося на локтях и разглядывающегося своё бедро, которое приклеилось к бедру Софии. Вчера они легли валетом по отношению к Мигелю и Марии, так и заснули. Оливер поворачивает голову на шорох рядом и встречается взглядом с Мигелем. Кивает головой.

– Ты что? Склеился, как я вижу, – констатирует Мигель усталым голосом.

– Как видишь, – не без сожаления произносит Оливер.

– Ты сам виноват, что приблизился. И не надо было брюки снимать.

– Ладно, помолчи, пожалуйста. И потом, если помнишь, у нас тряпки кончились, мне пришлось пожертвовать одеждой, сам же облевал всё вокруг, – обрезает Оливер.

Ему сейчас не до объяснений. Он и себе-то не может объяснить, как он так прилип. Невероятно. Он думал, что осознан, проработан. Ведь на Микзу не отправляют абы кого. Значит, нет, всё же бывают ошибки и сбои в системе. Бывают. А как он восхищался этой системой вначале! Системой, которая устроена на Микзе, создана руками учёных, и его в том числе. Да, там всё чётко, упорядоченно, ничего лишнего. Она доставляет эстетическое удовольствие, что на фотографиях и схемах, что в реальности. И ещё она даёт чувство пульса планеты и трепетное чувство умиротворения. Когда находишься на Микзе, кажется, что вот она, и больше ничего не надо. Потом восхищение проходит и сменяется обыденностью, вырастает в привычку. И вот тут-то и начинаются разные неприятности в жизни Оливера. Он их пережил, так он думал, а оказывается – нет. Ему ещё предстоит помучиться, ведь не приклеился бы тогда. А возможно, причина склеивания вовсе не в привычке и подавленных эмоциях. Он силится вспомнить, что же ещё было в его прошлом, что он не прожил. Снова и снова притягивает ситуации, чтобы прожить эти эмоции.

Кажется, София сейчас проснётся, – заворочалась, – и Оливер уже представляет её удивление. Ему кажется, что он ей нравится, так же как и она ему. Все эти взгляды, бессловесные и межстрочные посылы. Усилием воли он отбрасывает эти мысли и заставляет себя думать об основной проблеме. Как сейчас отклеиться и выбраться отсюда целыми и невредимыми, да ещё вернуться бы на Микзу. Правда, сейчас он уже не уверен, что его пропустит миграционная служба. Придётся оставаться на Земле. Если он выживет в этой комнате пыток, где пыточным инструментом сам себе является человек, невидящий своих привычек в себе и притягивающий других людей, чтобы увидеть свои привычки в них. Пока не видит, к коже приклеивается другой человек и врастает всё больше и больше. Есть откуда взяться панике. И если сегодня только третий день, а уже вчера был первый труп, который утилизировали, предварительно обкусав мясо, что будет дальше, страшно представить. Люди обезумеют. А теперь он сам приклеен – значит, меньше сможет влиять на процесс.

События развиваются, как в дурном сне. За эти несколько дней, с той поры, как участники группы оказались заперты в этой комнате, произошли изменения. К сожалению, не улучшившие ситуацию. Рыжий левым бедром прилепился к правому бедру Сандры. София склеена с рыжим своей левой рукой к его спине. Сейчас, когда Динары не стало, их цепочка разорвана. Мигель склеен с Марией боком спины к её правой руке. Площадь их склейки увеличилась примерно на десять сантиметров. Люди врастают друг в друга с каждым часом. Ещё несколько дней, и уже будет невозможно откусать мясо и отделиться. Сегодняшний день на грани, почти критический, и надо успеть что-то сделать, чтобы область склеивания хотя бы не увеличивалась. А теперь ещё и Оливер приклеился к Софии своим левым бедром к её правому бедру.

Наконец-то все проснулись. София удивлена, но скорее приятно, когда обнаруживает рядом с собой Оливера. И хотя она понимает, что это опасные и тяжёлые испытания, втайне ликует. Её движения теперь усложняются, ведь теперь у неё свободна только одна нога. Рыжий, уже привыкший к своему новому положению, ограничивающему движения, кажется, впал в апатию, и ему на всё наплевать. Лишь иногда в нём просыпается агрессия, которую он, не стесняясь, выливает на окружающих, потом снова замолкает, будто впадает в ступор. Зато Сандра чувствует себя немного свободнее. Сейчас нет рядом этой противной, гадкой, подлой Динары, лишь на ягодице остаток от её руки даёт о себе знать зудом. Мария исполнена нежностью к Мигелю. Теперь, когда его Динары нет, она считает себя обязанной заботиться об этом слабеньком, несчастном мужчинке, как будто получила его в наследство или по эстафете. А сам Мигель грустит, переживая утрату своей подруги и прежнего привычного образа жизни. Перед ним мучительные экзистенциальные вопросы, так что он пока забыл об идее избавления от Марии. Общая атмосфера страха стала настолько привычна, что уже не ощущается. Сделав все утренние дела и позавтракав остатками вчерашнего ужина, участники группы располагаются на диване, кроме Мигеля и Марии, которые остаются у стола, так как Мария всё ещё не может оторваться и жадно запихивается, пытаясь наполнить себя до отвала, собирая оставшиеся крошки и кусочки со стола.

– Мигель, как ты? – спрашивает его София.

– Да уж, не лучшим образом. Да что про меня говорить? Здесь всем несладко, – отвечает осунувшийся Мигель. – Меня убивает мысль, что в жизни это только со мной происходит. Мои женщины всегда от меня уходят. Одна ушла с другим мужчиной, эта, вообще, умерла. Ещё другие были, всё та же история повторялась.