Империя Раздолья 1: Огненное сердце (СИ) - Смолина Екатерина. Страница 13

— А мне можно? Шевелиться? — край спины и плечо взрывались болью при каждом движении и колебании кровати, но возможность изменить положение затёкшего тела радовала гораздо больше перспективы боли.

— Можно, коли не шибко.

Я скосила глаза на улыбающегося старейшину и искренне порадовалась его присутствию. Если он рядом, — значит, всё в порядке!

— Пойду, прогуляюсь, погодка–то нынче уж больно хороша. Понадоблюсь — я в кухне.

Старейшина медленно повернулся к выходу, опираясь на свой посох, закинул на плечо мешок и, подмигнув, оставил нас. Я тоскливо проводила его взглядом, сама не зная, окликнуть его или нет. Меня смущало поведение молодого Воеводы, но с другой стороны, ему было легче хотя бы поднять меня, чтобы дать мне, наконец, попить.

Меня осторожно сгребли в охапку вместе с одеялом. Я стиснула зубы уже при первом движении — было больно, бездна раздери! Ещё и шея затекла, и теперь с трудом поворачивалась. Воевода бережно усадил меня к себе на колени и, наконец, дал воды. Я жадно пила, ощущая каждую каплю, втягиваемую в рот, и старалась игнорировать тот факт, что меня не просто подняли, а нагло усадили на колени! Тело неприятно покалывало иголочками, рука ныла. Как говорит Беорн: «Раз болит, значит, живое!». Радости, правда, по этому поводу было мало.

— Сколько я лежала?

Жан задумался:

— Два дня. Уже почти три, если быть точным.

Ого! Ну, хоть не зря пострадала…

— Аника жива?

— Все целы, — тихо ответил. — Кати, скажи мне только одно: что у вас случилось? Вы из–за меня, что ли дрались? И не смотри на меня так укоризненно!..

Да больно надо!..

— Ты почаще разбивай женские сердца, и не такое повидаешь… — буркнула. — Жить она не хотела!.. — передразнила её интонации. — Ещё чего придумала, из–за мужчины на нож бросаться!

— О, Родан…

Неожиданно Жан застонал и уткнулся в моё бесчувственное плечо, обдав теплом щёку. Очень странные, необычные эмоции это вызвало. И я могла, должна была бы его оттолкнуть, но… Что–то внутри меня подсказывало, что делать этого не нужно. Тем более, что наградой за терпение мне стал уважительный и благодарный взгляд сероглазого Воеводы, всего спустя минуту.

— Ты очень храбрая девушка, Драккати, — качнул головой. — У тебя будет всё, что пожелаешь, только поправляйся…

— Не стоит, — смущённо отвернулась.

Хотелось встать. Очень. Стиснув зубы от боли, я потянулась ногами к полу, придерживая одной рукой одеяло. Левая по–прежнему слушалась плохо, оставляя странное ощущение, что это не моя конечность.

— Ты куда? — он перехватил меня рукой поперёк талии, подтягивая обратно к себе.

— Хочу размяться.

Размяться и перестать дрожать от… таких прикосновений и взглядов! Он же обнимает, — обнимает!..

— Только что очнулась, а уже рвёшься встать, — укоризненно заметил он.

Я повернулась сквозь боль, в который раз за наше знакомство отмечая про себя приятный тембр голоса. Глубокий, мягкий, низкий. И глаза красивого оттенка, — не то серые, не то синие. Как пасмурное небо. Я давно заметила, что они меняют свой цвет в зависимости от настроения или освещения. И, глядя в эти удивительные серо–синие глаза, тихо попросила:

— Пожалуйста, Жан…

Воевода вздохнул и поднялся вместе со мной, удерживая меня почти на весу. Несмелый первый шаг по прохладному деревянному полу. Второй… Кажется, Жан рискнул меня отпустить. Оказалось — зря! Голова закружилась, меня качнуло в сторону. Поймал, подхватил на руки, и одарил укоризненным взглядом, вздёрнув смолистую бровь. И вот мы идём к кровати. Если Ани узнает, что он меня тут на руках носит, — одной травмированной рукой дело не обойдётся!..

— Драккати, я же говорил, что тебе рано, милая… — заботливо, как ребёнку, попеняли мне.

Только это странное обращение начинает навевать мысли, что я за эти два–три дня точно что–то пропустила важное!.. Мы, конечно, приятно общались, но ни милой, ни родной я никогда не была, и меня испугали такие перемены.

— Прекратите так меня называть! Мы с вами едва знакомы, а у меня ощущение, что мы любовники! — мои щёки горели от стыда и гнева.

— Пока нет, — хитрая многообещающая улыбка, и тихий щекотный шёпот на ушко, — но надеюсь, только пока, — аккуратно уложил на кровать.

Сердце бешено заколотилось, соревнуясь с мурашками, я возмущённо отстранилась, тут же вскрикнув от пронзающей боли.

— Что вы себе позволяете?! — гневно буравила взглядом нахальную смуглую физиономию.

— Я себе позволяю ухаживать за понравившейся женщиной. Разве это преступление? — он присел рядом, взял мою бесчувственную руку и поднёс к губам. — Кати, видит Родан, я не хотел, чтобы наши отношения начинались вот так, — нежный поцелуй в ладошку, который я смогла лишь увидеть, но не почувствовать. — Я понимаю, что для тебя сейчас всё это… Слишком. Но всё же, прошу — не отталкивай. Дай мне шанс.

— Шанс на что? Сойти с ума, как Ани?

Он покачал головой. От этого жеста прядь смолистых волос скользнула на мощную, широкую грудь. Какие у Жана ручищи, я уже видела, такой и лошади хребет руками без проблем переломит, не то, что мне…

— Шанс доказать, что я могу сделать тебя счастливой.

— А может себя, а не меня?

— Кати, счастье двоих — быть вместе, всегда. И мне почему–то очень хочется попробовать испытать его именно с тобой.

— А может я этого не хочу!

Восхищенный взгляд, и мягкая улыбка:

— Ты захочешь. Рано или поздно, но захочешь. Я видел, как ты смотрела на Тора и свою подругу во время обряда. Ты, и многие другие девушки. И с каким интересом и любопытством ответила на мой взгляд.

По телу пронеслась жгучая волна. Я почувствовала себя пойманной на горячем. Пытаясь скрыть стыд и смущение, я постаралась отвернуться лицом к стене. Хотелось забиться куда–нибудь под одеяло и подушки и сделать вид, что меня не существует. Но сил хватило только чтобы натянуть одеяло на нос. Мы помолчали ещё немного. Он тихим, хриплым голосом произнёс:

— Я понимаю, что смущаю тебя и, наверное, даже пугаю. Но меня к тебе тянет как магнитом. Ты не колдунья, случайно? — грустная, обаятельная улыбка на красивом лице.

Удивлённо помотала головой. Мне и раньше пытались в любви признаваться, но у меня всегда был шанс сбежать! Кажется, богам сильно припекло приковать меня к постели, чтобы, наконец, выслушала хоть кого–то!

— Драккати, а может, у тебя просто кто–то есть? — мрачно вопросил Воевода.

Хотелось ответить, что конечно есть! Но это было бы чистым ребячеством. После того случая с замужеством в Карасищах, мужчин я предпочитала обходить стороной. И вряд ли кто–то в общине мог бы подтвердить, что у Драккати есть любимый. Мне оставалось только набраться мужества и ответить своё тихое:

— Нет.

— А тот светловолосый парень в лесу?

Он и об этом знает?! Следил что ли?..

— Просто знакомый.

— И много таких «просто знакомых»? — продолжил он сухо.

— Это допрос?!

— Сужаю круг конкурентов, — в его голосе появилась ирония. — Спи, малышка.

Брюнет склонился надо мной, и я замерла. Он неожиданно вкусно пах, от него веяло теплом. Осторожно коснулся тёплыми губами щеки, провёл рукой по голове и ушёл, оставив меня наедине с шоком и паникой.

В доме стало совсем тихо. В ногах посапывал белоснежный кот — случайно разглядела подробности. А я прокручивала в голове весь этот разговор, постепенно успокаивая панику. Пришлось честно признаться самой себе, что Воевода мне нравился, и очень давно. Впрочем, как и многим.

И это пугало! Потому что я себе пообещала никогда и ни с кем не встречаться, и мне совсем не хотелось повторить судьбу Аники. А сколько ещё таких, как она? В общине ходят самые разные слухи о личной жизни нашего Воеводы: от самых заурядных, до запредельных, вроде дюжины девственниц за ночь. Девственницей я не была, но даже быть одной из многих, очередной девушкой на несколько ночей — по слухам, это считалось неимоверной удачей! — не улыбалось ещё больше. «Тоже мне, удача… Как это вообще может быть приятным?!»