Лепрозорий (СИ) - Вайа Ариса. Страница 12
Люция усмехнулась, вертя в руках мешочек с хной — нет, Мерур должен знать, кто к нему пришел, а вот после она, может, и воспользуется ею.
Старушка ловко обмотала бинтами грудь бескрылой, потуже затянула, заправила непослушные концы и, довольная своей работой, похлопала по спине.
— Кушай хорошо, бестолковая девчонка. Совсем скелет, и кожа серая! — деловито пробурчала, подавая Люцие мешок с мясом.
— Буду, буду, — кивнула бескрылая, неуклюже поднимаясь в закуточке старушки-муравья. Ей было смешно, что ее зовут девчонкой и просят лучше кушать. Как давно подобное было, и как же сильно она скучала. — Прощайте!
И Люция вышла на улицу, приставила ладонь козырьком и огляделась. Деревенька муравьев была почти пуста. Стоило поторопиться в кузницу, пока еще не сменились муравьи в шахтах.
Но в лавке кузнеца она была нежеланным гостем. Ее встретил хозяин — заслонил собой широкий проход в саму кузню, сложил четыре мощные руки на груди, и недовольно смерил взглядом.
Люция уже предложила Конфитеор — лекарство от лепры — в обмен на оружие. Но кузнец только нахмурился.
— Ловушка это. Не положено нам просто так лекарство, — пробурчал наконец. — Уходи.
Но Люция стояла, перебирая меж пальцев крохотные пузырьки с белым порошком. Ну уж нет! Остаться безоружной она отказывается!
— Вся империя — Лепрозорий! Нет никого, кто бы ни болел лепрой. Эта зараза мучает каждого, как можно отказываться от Конфитеора? — скривилась, разглядывая просторное помещение лавки. Сюда другие муравьи возвращали инструменты на починку, а ангелы — оружие. Здесь можно было купить все, что душе угодно.
Муравей был прав — риск чрезвычайно высок, это самая ближайшая кузница к югу от императорского дворца.
— Не вся! — хмыкнул он, кивая на Люцию. — Ты из ангелов, вон спину как держишь, будто разом с плеч сорок килограмм сняли. И Лепры у тебя нет. Не бывает Лепры у ангелов. Вам этот ваш Кафиор, порошок покаяния, как вы кличете, и не нужен вовсе. Во как, — он развернулся и направился в свой закуток, мимо груды походного тряпья и одежды.
Люция осталась стоять перед стойкой, разглядывая оружие. Слева на стене мечи, один краше другого. Надоели! Справа луки. Люция всегда стреляла посредственно, но время идет. Вон, ночью скальпелем вспорола глотку Охотнице. А над луками под потолком висели арбалеты. Самое то!
Вот только муравей так и остался стоять у дверей кузни. Вроде правильно все сказал, но словно и не верил. Сомневался, терзался, соблазнялся. Ждал, что незваная гостья скажет что-то еще. Но Люция рассмеялась.
— Чего ржешь, треклятая? — огрызнулся он.
— У ангелов тоже есть лепра, — Люция сняла с плеч охотничью байку, разорванную на спине; обнажила перебинтованную грудь, живот и ребра в паутине лепры, маленьких алых трещинах и чешуйчатых серых корках, в многочисленных шрамах и царапинах.
Кузнец сглотнул. Он поверил. Поверил, что эта бескрылая гарпия даст ему лекарство, и корки на его спине больше не будут трескаться, причиняя ему невыносимую боль. И даже ноги заживут, он перестанет хромать. Один пузырек сделает его свободным от страданий на целый год.
— Крылатые скрывают свою лепру, ведь это признак слабой веры. Лепра есть у всех, абсолютно, — усмехнулась Люция, одевшись. — А у меня есть Конфитеор, единственное лекарство от нее.
— Ты не обманешь? — тихо спросил кузнец, упершись ладонями в стойку.
— Я хочу лучшее оружие, — сощурилась Люция, выкладывая на стойку три пузырька с лекарством.
Кузнец сглотнул. Три года! Да ему снится!
И стало плевать, что делает бескрылая ангелица в его кузнице, зачем ей оружие, откуда у нее лекарства. Он сгреб пузырьки и спешно спрятал под половицей, несколько раз оглядываясь и прислушиваясь, не следит ли кто, не подслушивает ли.
— Я возьму арбалет, — отозвалась Люция. – Про стрелы, куртку и защиту, думаю, и так понятно.
Муравей кивнул.
— Вот! Сокровище мое, — улыбнулся кузнец, кладя перед ней блестящий черный арбалет. — Для себя берег, когда ноги здоровее станут, но тебе отдать не жалко.
Люция приняла покупку и, уперев арбалет стременем в пол, взвела одной рукой. Защелкнула болт и, подняв, прицелилась в угол. Клац, и деревянную обшивку пронзила стрела. Отдача показалась легкой, плечо лишь немного вильнуло. Бескрылая довольно погладила отполированное до блеска черное дерево, взвесила оружие в руке и отложила в сторону.
За оружием последовали два колчана – на спину и бедро, стрелы, плотная кожаная куртка с воротником под горло, поножи, наручи, перчатки.
— Смотри, а нет, возьми лучше! — кузнец всучил гостье в руку арбалетный болт.
Он был гораздо тяжелее обычных, и Люция не могла понять, почему. Смотрела на хитро оскалившегося мужчину, недоумевая.
— Осмиевая! — захохотал он. — Стальной шлем пробьет и голову насквозь! — глаза горели, нервно бегая с Люции на половицу и обратно. Дождаться не мог.
— Беру, — кивнула она, перекидывая арбалет через плечо. – Больше ничего не надо.
Кузнец помог закрепить колчаны и надеть защиту, подал мешок с мясом.
— Тебе не тяжело? — обеспокоено спросил, чувствуя неловкость.
— Нет. Сорок килограмм отрезала, тридцать пять надела, — сощурилась Люция, поправляя ремни. — Даже дышать легче!
Открыла дверь кузницы бедром и вышла на пустые улицы. Успела до обеденной пересмены. Сверилась по ясному небу и горам и, вздохнув, направилась на запад, в округ быков.
Дверь, спружинив, захлопнулась за гостьей, и кузнец кинулся к половице, судорожно вытащил ее четырьмя руками. Родные мои. Прекрасные! Спасение мое! Покаяние мое!
***
Кладбище сияло, озаряя все вокруг мертвым лиловым светом. Камни под ногами скрипели, крошась, в траве тихо сверчало и цокотало. Кирана натянула капюшон по самые глаза и поджала губы.
- Магистр Кирана! Наконец-то дождался!
Кирана вздрогнула и обернулась. Мастер ковылял к ней, а его некрупные крылья, совсем не пригодные для полетов, вздрагивали от каждого шага.
- Я списки принесла на завтра. Нужно двадцать восемь обычных часов и пять для крылатых. Все детские, - отрешенно проговорила она и протянула бумаги.
- Тридцать три сердца, какая жалость, - сочувственно покачал головой мастер. Но сочувствие его было столь равнодушным, что казалось формальностью. – В прошлом году было двадцать.
- В прошлом году выпускалось меньше детей. У Ангелов на посвящении жертвы были? – такая же формальность.
- Два мальчика, и все, - старик пожал плечами и не глядя подписал бумаги. Список забрал и приколол на стену, где уже висел листок с крылатой печатью.
- Ясно, - Кирана кивнула, даже не запомнив цифры. – Я могу походить? – махнула рукой на яркий свет.
- К Хильде? – тихо проронил мастер. – У Люциферы – десятая полка снизу, восьмой ряд.
- Спасибо, - прошептала Кирана и, запахнув плащ, двинулась по дорожке.
В тихом саду мертвых было светло, но жутко холодно. Пять огромных статуй вели вдоль широкой вымощенной дороги. Еще кошки решили так чтить своих мертвых. И великие матера их эпох стояли на вечных пьедесталах, укрытые полотнами – Изабель не хотела их видеть и оставила только одну статую, а позже велела высечь из черного мрамора и вторую.
Кирана быстрым шагом прошла кошачьи кладбища и остановилась у статуи мужчины, забравшим у кошек трон навсегда. Перед тем стояла чаша с лиловым огнем, а он держала над ним руку, словно не боялся, что его опалит пламенем. Каменные крылья шлейфом стелились за ним, обнимая широкую колонну, хранившую старые песочные часы. Император Феникс властно смотрел перед собой, возвышаясь на десять метров над Кираной. Лиловое пламя пронизывало его изнутри, словно тлело в самом сердце.
В детстве статуя казалось такой огромной, такой величественной. А потом, после победы, поставили новое кладбище. Кирана с опаской обернулась, готовясь принять удар под ребра. Едва нашла в себе силы поднять глаза.
Громадные распахнутые крылья застилали небо, укрывая павших солдат. На невысокой широченной колонне стояла коленопреклоненная Люцифера. Прижимала сложенную руками птицу к груди, молилась небу, умоляя простить и пощадить всех, кто шел за ней, всех, кто отдал жизнь за ее мечту. И песочные часы сверкали под ее пьедесталом, били мягким светом в распростертые мраморные крылья, окрашивали собранные в хвост волосы в лиловый, очерчивали острые скулы, нос, тонкие губы.