Чертополох. Лесовичка - Шихарева Варвара. Страница 18
Мой нелюдимый и не особо разговорчивый муж относился к той породе людей, которые раскрываются постепенно и лишь перед близкими. Да и тогда любым разговорам они предпочитают дела и поступки, а дела Ирко я видела. Он не только устроил для своей тёщи южную, самую солнечную горницу, но и неизменно помогал мне в уходе за матерью, терпеливо вникая во все мелочи. Во время таких хлопот на лице мужа никогда не появлялось даже тени гадливости или, что ещё хуже, наигранного сочувствия, и это его отношение к матери не было маской — Ирко обладал на диво искренней натурой, так что его заботливая внимательность была совершенно естественной. Он смог всем сердцем принять совершенно ему чужого, к тому же неизлечимо больного человека… Конечно, Стемба и Кветка тоже хорошо относились к матери, но если Кветка чисто по-бабьи её жалела, то Стемба видел Эльмину Ирташ не безвольной куклой, а заботливой матерью семейства и женой любимого им военачальника… В общем, поступок Ирко не мог не вызвать моего ответного к нему уважения и искреннего желания узнать своего мужа получше, и вот тут Ирко предстал передо мною совсем с другой стороны…
Оказалось, что выросший среди леса парень хоть и стеснялся людей, зато имел пытливый, быстрый ум и живо интересовался окружающим его миром, подмечая в нём мельчайшие детали и связи. О лесных обитателях он знал не в пример больше любого охотника, и теперь, найдя благодарного слушателя — мой муж, в отличие от сельчан, не считал всех женщин безмозглыми курицами, — охотно делился накопленными знаниями во время наших лесных прогулок.
— Вот, смотри: каждый муравейник как одно княжество. Есть и пастухи, и добытчики, и воины… Видишь — они крупнее и на страже стоят… — Я, устроившись на корточках рядом с Ирко, внимательно всмотрелась в почти незаметную жизнь. Действительно, муравьиные воины были не только крупнее: их жвалы тоже оказались более хищными и острыми, чем у тех же рабочих, тянущих к своему дому травинки, или пастухов, суетливо крутящихся вокруг выпасаемой ими на листиках тли…
— А ещё разные муравейники воюют между собой, поэтому и дозорные у них всегда начеку. — Я искоса взглянула на мужа. В такие моменты Ирко совершенно преображался — не запинался и не искал слова. Глаза мужа ярко блестели, а сам его рассказ обретал необычайную живость и лёгкость… Я перевела взгляд на огромный, действительно похожий на беспокойный город муравейник и уточнила:
— Они за землю воюют? — Ирко тяжело вздохнул.
— Не только. Победители грабят муравейник и забирают себе все личинки побеждённых — так они себе рабов выращивают…
Если бы после такого заявления Ирко добавил, что на муравьиных рабов их хозяева надевают ошейники, я бы ему поверила, ведь он и так уже показал мне, как общаются между собою пчёлы. Пчела, нашедшая медоносные цветы, рассказывает о своей находке товаркам, исполняя на лотке сложный танец… Но пчёлы — прежде всего именно труженицы и войною на соседа не идут… Я ещё раз посмотрела на воина-муравья — хищного, блестящего рыжеватым панцирем так, что хоть эмблему рисуй… Настроение как то сразу испортилось, и муж мгновенно уловил эту перемену — ласково провёл рукою по моей косе, поцеловал в висок:
— Пойдём, я тебе ещё кое-что покажу.
…А ещё через полчаса мы с Ирко, затаившись возле песчаного оврага, наблюдали за тем, как барсучиха выносит из норы на старательно очищенную площадку своё потомство. Четвёрка барсучат, погревшись на солнышке, тут же расползлась в разные стороны. Двое из них принялись целеустремлённо рыться в песке, а выкопав огромного, в толстом панцире жука, громко запищали и, смешно семеня лапками, торопливо возвратились под материнскую защиту. Барсучиха немедля покарала обидчика, с аппетитом его схрупав, и я невольно улыбнулась. Накатившее дурное настроение развеялось без следа…
Таких вылазок у нас с Ирко было немало, и я, научившись смотреть на окружающую природу глазами мужа, поразилась открывшейся мне полноте и глубине мира — по книгам такому не научишься, да и сами книги, как я теперь понимала, оставляли желать лучшего. К травникам у меня не было замечаний — их составители своё дело знали и любили, но «Землеописание» и «Жизнь больших и мелких тварей» теперь могли вызвать у меня разве что улыбку. «Муравей — существо мелкое и бессмысленное, но трудолюбивое — цельный день суетится, былинки к своему гнезду таская, а потому считается символом усердия…» Да этот летописец хоть раз Муравьёв видел?.. Вернее — сей учёный муж хоть раз, хоть полчасика наблюдал за жизнью муравейника? Именно наблюдал, а не скользил по ним равнодушным и усталым взглядом отягчённого знаниями мыслителя?
Между тем с Ирко оказалось хорошо не только гулять по лесу, но и просто молчать — выйти вечером на крыльцо и, вручив мужу кружку отвара с чабрецом, присесть рядышком с наблюдающим за последними солнечными лучами Ирко… Он же, в свою очередь, обязательно подгребал меня к себе под мышку, тихо вздыхал, и потом мы ещё долго сидели в обнимку — без ненужных слов и суеты глядя на быстро темнеющий лес и зажигающиеся на небе звёзды…
Вот так я, постепенно и без всякого насилия над собою, узнавала своего мужа и потихоньку привязывалась к нему — Ирко становился действительно близким мне человеком, с которым я нежданно-негаданно вновь обрела семью…
В общем, я жила как живётся и совсем не задумывалась о том, что наш союз с Ирко всколыхнул всю деревню. В Выселках хватало своих сплетен, а в Поляне я почти не появлялась — изредка навещавшая нас Кветка передавала не только заказы для Ирко, но и просьбы о травяных сборах для меня. Да и разговаривала она теперь со мною главным образом о домоводстве… Правда выяснилась лишь осенью — зная, что в это время Кветка может податься в Эргль, к дочерям, я решила проведать её и передать кое-какие гостинцы от меня и Ирко, но когда уже подошла к дому вдовы, дорогу мне перегородили Каринка и Дишка, за спинами которых маячил уже год вздыхающий по Каринке Леско. Вздыхающий, правда, безрезультатно — родитель нашей сельской красавицы был решительно против зятя, от которого толку было ровно столько, сколько от трутня в улье…
— Скажи, ты ведь уже тогда, у колодца, знала, что Ирко на тебя глаз положил? Потому и над нами посмеялась?! — Не тратя время на приветствие, Каринка сразу же перешла в атаку. — Ты с ним встречалась?
Я смерила её спокойным взглядом, перекинула косу на плечо — замужество не изменило моей причёски — ярких лент или головных украшений, полагающихся незамужним селянкам, я и раньше не носила, так что отказываться мне было не от чего, в отличие от зло теребящей алую ленту девушки.
— А тебя, Каринка, здороваться в начале разговора не учили? А что до всего остального, то вы сами себя обманули, да и вообще — лучше бы за собою следили, а не за тем, кто к кому ходит…
Каринка в поисках достойного ответа хлопнула своими коровьими глазами и с новыми силами стала терзать несчастную ленту, но тут подала голос Дишка:
— Самая умная, да? Лучше признайся, как тебе теперь живётся с таким мужем в его берлоге? Шерстью от тоски ещё не стала обрастать?
А услышавший эту более чем сомнительную шутку Леско коротко хохотнул и добавил:
— Стоило ли от наших нос воротить, чтоб теперь с таким бирюком сойтись. Лучше б ты, Эрка, за настоящего медведя замуж вышла, чем за это страховыдло!
Произнеся последние слова, парень победно взглянул на меня — похоже, он действительно думал, что сказал нечто очень умное, а я… Я вскипела. Да как смеет этот веснушчатый недотёпа оскорблять Ирко, которому даже в подмётки не годится?!!
— Закрой рот, Леско!.. Тем более что самому тебе хоть так, хоть иначе бобылём оставаться, а все потому, что руки у тебя явно не из того места выросли!.. — Отбрив слишком много позволившего себе парня, я сердито взглянула на Дишку.
— А ты чего ядом плюёшься? Отец опять вожжами выдрал или женихи по осени не пришли?
— Ой… — Наконец-то пришедшая в себя Каринка испуганно хлопнула глазами. — А откуда ты знаешь? Ворожила?
Ответить я не успела, поскольку сбоку хлопнула дверь, из которой величественно выплыла Кветка.