На подмостках волшебства (СИ) - Джейн Анна. Страница 14

   Но сейчас все было совершенно иначе. Я моментально вспомнила, где нахожусь и что со мной произошло. Все еще сомневаясь в целостности своей психике, я не без труда приподнялась, держась рукой за голову, которая ужасно болела. В библиотеке никого не было, кроме меня, и я решила, что оставаться наедине с неизвестностью не желаю, а потому медленно, покачиваясь, пошла к запертой двери, из-под которой виднелась полоска тускло-желтого света. Я накинула сверху себя одеяло, прямо на голову, аккуратно повернула ручку и очутилась в слабо освещенном коридоре, по стенам которого были развешаны картины, а привычные электрические лампы заменяли странные факелы, вместо огней в которых виднелись золотисто-оранжевые сферы с искрами - от них исходил слабый свет. С удивлением и почему-то опаской глядя на них, я добралась до лестницы и, слыша внизу приглушенные голоса, решила спуститься на этаж ниже. Оставаться в этом огромном особняке было страшно, однако еще страшнее было одиночество. Я до сих пор не понимала - сошла ли с ума или же, действительно, оказалась в другом мире? Оба варианта мне не нравились однозначно, и я все еще в тайне надеялась, что сплю. Или, может быть, мне, правда, подсунули наркотики, и это моя долговременная реалистичная галлюцинация?

   Я беззвучно спустилась по ступеням, на которых возлежал пушистый мягкий, пожирающий шаги, ковер цвета ванильного молока с шоколадными плетеньями-узорами по краям, и оказалась на первом этаже. Пройдя по огромному полутемному помещению с высокими потолками, судя по шикарной обстановке, выполняющему функцию гостиной, я остановилась около приоткрытой двери, за которой и раздавались голоса. Наверное, этого не следовало делать, вопросы этики и все такое, но по-другому я поступить не могла - я застыла около дверей и принялась внимательно вслушиваться в разговор двух мужчин, прозванных мною ранее господами Колобком и Жердью. Первый сидел в кресле перед столиком с бутылкой непонятного мне алкоголя кофейного цвета и низким бокалом в руке, глядя в одну точку. Второй вытянулся, как струна, и возвышался над ним, опираясь на свою трость и глядя в одну точку на стене - спасибо щели между дверью и косяком, она выступила спонсором показа этой картины.

   - Быть не может, быть того не может, не может быть, - наверное, уже в сотый раз повторял Эддисон, вертя в руках свой бокал. - Плесните-ка мне еще, барон. Напоследок, - и он полубезумно захохотал, сотрясаясь всем телом.

   - Сами плесните, - отрезал господин Жердь.

   - Пороху бы я себе плеснул в висок, - соизволил сам себе налить его собеседник и залпом выпил содержимое бокала, занюхав его рукавом своей мантии, а после тоненько запел нечто заунывное и протяжное, сопровождаемое тяжкими охами и вздохами:

   - Ох, и заберут в застенки от кровищи алые.

   Ох, останутся одни жена да дети мои малые.

   Ох, несправедливость - благодетельница челяди.

   А подставили меня охранка-нелюди.

   По-видимому, это был какой-то местный фольклор.

   Господин Колобок опять налил себе в бокал, шумно шмыгнув носом-картошкой.

   - Прекратите. Держите себя в руках, - одернул его господин Жердь с некоторым отвращением. Происходящее ему совершенно не нравилось.

   - Ох, увольте, барон, - отозвался с пьяным смехом господин Колобок. - Я не высокородный лэр, знаете ли, а мелкий поместный дворянин, третий сын второго сына, которому не светило ничего. Ни-че-го! - повторил он и помахал указательным пальцем-сосиской. - На счастье, во мне обнаружились магические задатки и волею небес меня в нежном возрасте отправили обучаться в Эворскую школу прикладных магических наук, а после уже моими стараниями перевели в Королевскую академию универсальной магии имени прадеда нашего сиятельного короля, его здоровье! - приподнял мужчина бокал и продолжил свою исповедь. - Знаете, сколько я учился, почтенный мой барон? Сколько пота, слез и, не побоюсь этого сказать, крови, я пролил, чтобы попасть сначала в ряды студентов королевской академии, затем в королевскую магическую гвардию, а после и в королевский двор, в штат магов Его Величества?! Знает ли, скольких сил мне, третьесортному дворянину, стоило этого добиться?! Откуда вам знать, милый мой барон, - мужчина поцокал и перешел на иносказания. - Ваша колыбель находилась на вершине этого мира, а я карабкался по отвесным скалам... Кстати, неплохой выдержки коньяк, - постучал он пальцем по пузатой бутылке. - Откуда вам знать? - продолжал он и, утерев то ли сопли, то ли слезы, возопил. - Но теперь, после стольких лет усилий, после тяжких трудов, унижений, оскорблений, когда я все-таки добился своего, стал опекуном-магом Ее Высочества... Теперь все кончено!

   Жердь поморщился. Я вздохнула.

   - А ведь один-единственный добился столь высокого чина в своем роде! - вскричал господин Колобок. - Отец мною гордится, а все братья завидуют! Так вот, только я встал на ноги в конце своего трудного жизненного пути, чтобы пожать плоды своих усилий, какая-то капризная девчонка перечеркивает мне не только карьеру, но и жизнь! А ведь я так и не успел жениться, учтивый мой барон! Вдова господина Куртье второй раз останется вдовой, так и не приняв мое предложение! За здоровье короля! - намахнул он еще один бокал и причмокнул от удовольствия.

   - Я сказал, прекратите, - сквозь зубы процедил господин Жердь. - Ведите себя достойно.

   - Не могу, - поднял на него покрасневшие печальные глаза маг. - Я же сказал, что не высокородный лэр, чтобы держать себя в руках, как, как вы. Вас не зря называют в кулуарах дворца Железный Фредди, - захихикал Эддисон. - Вы, и правда, из железа. Но я вами восхищаюсь. Несколько лун до виселицы, можно сказать, а вы - само спокойствие. Потерять королевскую особу... Наверное, нас объявят изменниками и предателями родины и короны. Что будет с нашими ближайшими родственниками? Конфискация имущества и титулов? А потом что?! Рудники на востоке или алмазный карьер на севере? Куда отправят моих многочисленных братьев?! О, бедные мои родственники! Не хочу, чтобы с ними поступили, как с семьей предателя графа Эстенребрга! - сморкаясь в огромный белый платок, заголосил господин Колобок заплетающимся языком и опрокинул бутылку с алкоголем. Господин Жердь, презрительно морщась, выхватил ее и отправил куда-то под стол. Кажется, последние слова Эддисона его задели.

   - Никакой измены родине и короне, - проговорил он тихим, но отчетливым голосом. Глаза его яростно сверкали. Морщины, казалось, стали еще глубже, еще резче, отчего лицо мужчины стало отчаянно-яростным. - Что бы вы ни плели своим пьяным языком о многочисленной родни, мне отлично известно, что вам плевать на братьев, сестер, племянников и всех прочих. А мне не плевать, - вдруг склонился к господину Коробку господин Жердь и схватил того за грудки. - Моя дочь и мой сын не должны отправиться ни на рудники на востоке, ни на алмазный карьер на севере.

   - Отпустите меня, что вы делаете, отпустите! - забарахтался, как рыбка на берегу, маг.

   - Это ты виноват, что вытащил не Ее Высочество, а непонятно кого, - выплюнул в лицо коллеге господин Жердь. Его просто-таки переполнял праведный гнев.

   Я, слушая происходящее (подслушивая, вернее), досадливо поморщилась. Непонятно кем быть не хотелось. Я точно знала, что я - Яна Полецкая. Застрявшая в плену своих грез, то есть, по-простому, сумасшедшая. Подслушиваю своих галлюцинации. Весело, чего уж там.

   - А если это демон в обличие Ее Высочества? - прорычал тем временем господин Жердь за дверью.

   - Сами вы демон, Железный Фредди! Отпустите меня и дайте напиться! Я налакаюсь, напишу прощальное письмо вдове Курье, и можете перерезать мне глотку! - заверещал Эддисон. Видимо, барон, не смотря на почтенный возраст, был достаточно еще сильным человеком и от его хватки избавиться не удавалось.

   - Если я перережу вам глотку, то смогу обвинить вас в пропаже Ее Высочества! - оживился господин Жердь.

   - Ха! Три раза ха! Один ко дну океана несправедливости я не пойду! Я все-таки маг! Пусть и не боевой, и в гвардии я был штатным почтовиком, но магия мне, в отличие от вас, подвластна! Я вам сейчас по баронской роже огненной сферой проедусь, а потом и вовсе сожгу весь дом! - заорал Эддисон. Барон нехотя отпустил его. Мужчину с большой нелюбовью уставились друг на друга, пыхтя и сопя.