Эльдорадо (СИ) - "Stochastic". Страница 48

Кьяри не вписывалась ни в одну из этих групп и держалась в стороне. Из-за её отчужденности Атавалп тоже мало общался с чиа. Казалось, это совсем его не тяготило. Словно со смертью Керука оборвалась важная нить, связывающая его с чиа. А может, Кьяри просто многого не знала о своем отце. Однажды она уже видела, как легко он отпустил мать. Не отдал её смерти, не предал её память, а позволил ей делить постель с Керуком.

Теперь Атавалп много времени проводил с присягнувшими ему на верность каньяри. Рассказывал им, как ловить ягуара, учил расставлять силки на перепелок. Они в ответ рассуждали о тонкостях рыбалки - как найти бухту, где водятся большие рыбы, когда и на какую наживку их лучше ловить. Их было трое - Кенти, Атук и Манко - покрытые татуировками жители прибрежного города Кали. Император призвал их чинить дороги вокруг Куско, потом отправил на войну. Один был сиротой, второй сбежал от сварливой жены и вечно орущего выводка детей, третий, Манко, никогда нигде не чувствовал себя дома. Он жаждал приключений и нашел их, когда император отправил его в ущелье Паруро. Там он едва не умер и теперь чувствовал себя героем. Едва ли не песни слагал о моменте, который перевернул всю его жизнь, сделал его новым человеком. В этот момент он стоял перед Атавалпом на коленях и ждал, что ему перережут горло. За его спиной, внизу кричали раненные испанцы и ржали диковинные звери, над головой Атавалпа ярко сияло солнце. И Манко казалось, что он видит бога. Казалось, что он сам стал богом. Богом, чья кровь способна изменить мир. Из чьей крови родится жизнь и смерть. В тот миг, говорил он, я не был собой, был кем-то всесильным и всемогущим.

Вечерами Манко обучал Атавалпа игре в ракушки, популярной в его родном городе.

Через семь дней после визита Нио, Атауальпа во главе пятитысячного войска отправился в Кахамарку на встречу с испанцами. Из золотой армии он взял с собой Беа, Панти и десятерых каньяри.

Этот поход должен был стать демонстрацией силы империи, а стал её концом.

Последний раз, когда Кьяри видела Атауальпу живым, он сидел в золотом паланкине и жевал шарики из листьев коки и золы кинуа для улучшения пищеварения. Справа и слева солдаты несли золотые штандарты и тряпичные флаги. Процессия напоминала триумфальное шествие.

После отъезда императора во дворце и в городе объявили пост. Народ брызгал в очаг чичей и молился, чтобы путешествие императора было легким, успешным и поскорее закончилось. Ели в это время только сырой маис, потому кухни в доме избранных женщин закрыли. Увидев, что около них на рассвете собрались люди, Кьяри удивилась. Проталкиваясь через толпу, она боролась с дурным предчувствием. Самана была рядом и вскрикнула, заметив наполненный кровью маленький бассейн.

Лицо Зины было белым, безжизненным и спокойным. Перед тем как вскрыть себе вены, она надела свое лучшее платье, откинула волосы на каменный бортик, словно боялась, что они намокнут или испачкаются. Кьяри смотрела на них и не могла сдвинуться с места. Чувствовала, что Самана дергает её за руку, видела, как шевелятся её губы, но не слышала ничего кроме голоса Зины: " ... и тогда вы с Нио сможете всегда быть вместе. Вы заслужили счастье" Это был последний раз, когда Зина говорила с Кьяри, как с подругой. Если Кьяри когда-нибудь снова увидит Нио, она обязательно вспомнит Зину. Как раньше, каждый раз, слыша его смех, вспоминала мать. Но что случится, если она больше никогда не увидит Нио и не услышит его смех? Эта мысль испугала Кьяри, она почувствовала себя одинокой, слабой и больной. Если она никогда не увидит Нио, она забудет мать, забудет Зину, забудет тех, кто был дорог и важен для неё. Слёзы сами полились из глаз, размывая мир вокруг. Плакать было больно, дыхание перехватило, в горле заклокотало. Совсем, как у Навака перед смертью. Наверное, то же самое чувствуешь, когда умираешь. Эта мысль подарила ощущение свободы. С каждым всхлипом Кьяри, словно от чего-то освобождалась. Оплакивала разом всех: Зину, мать, Навака, Керука, хромого стражника, Нио, его мёртвого брата, своего отца и себя.

Атавалп на руках отнес Кьяри в её комнату и положил на кровать. Целый день он просидел у дверей её покоев. Иногда вставал и приносил ей воды. Стоило Кьяри подумать, что отец исполняет свое обещание никогда не оставлять её, и у неё снова перехватывало горло. Так продолжалось, пока сил плакать не осталось, и сон не сморил её.

Она проспала два дня. И проснувшись, долго разглядывала трещины на красной штукатурке потолка. Всматриваясь в изъяны внешние, она искала изъяны внутри себя. Искала, но не находила. Напротив, она чувствовала себя отдохнувшей. Когда она вышла на открытую террасу, тело наполняла легкость, каждое движение, прикосновение ветра и солнца к коже, каждый вдох доставляли удовольствие.

От дворца до Кахамарки было три дня пути. Позже Кьяри узнала, что при подходе к городу Атауальпой овладело дурное предчувствие, он сделал остановку, разбил лагерь, хотел повернуть назад, а потом внезапно передумал. Об этом рассказал Туту. Он единственный из императорских солдат вернулся во дворец. Раненый, покрытый пылью и кровью, измученный жаждой, голодом и усталостью. Он рассказал, что когда императорская процессия входила в город, слуги били в барабаны и трубили в раковины. Ветер дул с запада и все стяги и флаги тянулись на восток, что само по себе сулило успех. Но никто не вышел навстречу императору. И когда уже все решили, что город пуст, на дороге появился монах. Он произнес странную речь. Что-то о заморском боге и короле, которым принадлежит земля. Говоря, он потрясал над головой странным предметом. Называл его книгой божьей и утверждал, что в ней записаны все земные законы. Монах дал свою священную книгу императору, Великий Инка Атауальпа покрутил её в руках и бросил на землю. Тогда монах поднял крик. Было похоже на то, что он ругается и призывает богов к отмщению. Но вместо божьего гнева с небес, послышался грохот выстрелов, открылись двери домов, и прятавшиеся за ними испанцы с обнажёнными мечами набросились на слуг императора. Не успело солнце опуститься, как императора захватили в плен, а всех его людей убили.

У Туту дрожала нижняя губа, когда он говорил. Вечерний ветер шевелил его мокрые после купания волосы. А полная луна в эту ночь светили так ярко, что все вокруг казалось белым: белыми были камни дворца, деревья в саду и даже огонь светильников, лицо и одежда говорившего. А его слушатели - первые люди Куско, императорской администрации, родственники императора, управитель дворца и районные городские судьи - долго молчали, когда он закончил свой рассказ.

Так описал эту сцену Явар, которого Кьяри отправила подслушивать. Несмотря на пост, от его одежды пахло миндалем, руки мяли ком земли, как кусок теста, из которого он обычно пек миндальные печенья.

- И что никто не выжил? - спросила Кьяри.

- Туту говорит, испанцы были беспощадны. Они убивали, как настоящие демоны. Их было мало. Каждый из них убил по сорок воинов императора. А раненого императора избили и заставили на коленях молить о пощаде, - произнося эти святотатственные слова, Явар опустил голову. - Туту сохранили жизнь только для того, чтобы он передал во дворец, что если люди императора хотят увидеть Великого Инку живым, они должны принести много золота. Так много, чтобы им можно было заполнить большой зал в храме Кахамарки.

- Что случилось с золотой армией императора? - спросил Искай. Он сидел на земле рядом с Кьяри и касался коленом её ноги. С другой стороны от неё сидел Атавалп. За спиной Кьяри стояли её слуги - некогда мятежные, но в ущелье Паруро доказавшие свою преданность императору и Куско, полководцы Уаскара. У Кьяри не было от них тайн. Другие чиа тоже привели с собой людей из племен колья и каняри.

- Когда начался бой, каньяри бросились на Беа и Панти и перерезали им глотки.

Вара презрительно фыркнула. Супруг Аи, высокий воин Вупу положил руку ей на плечо и взял слово.

- Эти трусы и предатели опозорили нас. Они бросили тень на всю золотую армию! - как и все члены племени колья, Вупу говорил в нос и растягивал слова. - Опозорили всех, кто сражался в ущелье Паруро. Всех, кто готов отдать свою жизнь живому золоту.