Жили-были (СИ) - Риз Екатерина. Страница 50

— А я наглый?

— Ты сам прекрасно знаешь. Ты как танк, Толя. Если тебе что-то нужно, ты всех по асфальту раскатаешь. — Саша секунду молчала, а затем всё же добавила, причём с обидой: — А если не надо, развернёшься и уйдёшь.

Ефимов голову опустил, лбом практически холодного мрамора стойки касался. Глаза закрыл, головой качнул.

— Наверное, ты права. Я… уже сутки об этом думаю. Один-единственный вопрос приходит в голову раз за разом: почему не позвонил? — Он посмотрел на неё. — Вроде, чего проще. Взять и позвонить.

Саша с трудом сглотнула.

— Это бы ничего не изменило.

— А если бы я позвонил через месяц?

— Толя, не смеши меня! Через месяц ты имя моё забыл!

— Саня, ну что ты говоришь?!

Она рукой махнула.

— Ладно, не забыл. Но ты просто обо мне не думал. Ведь так? Я права, Толя. Поэтому виниться передо мной сейчас, рвать на себе волосы и говорить: вот если бы я позвонил, всё было бы по-другому — не надо. Всё было бы также.

— С той разницей, что я знал бы про сына!

Саша зло сверкнула на него глазами.

— С той разницей, что ты наезжал бы раз в полгода и высылал алименты! Моему сыну не нужен такой отец!

Ефимов выпрямился, его взгляд похолодел.

— Во-первых, — отчеканил он, — ты не имеешь права решать ни за меня, ни за Митьку! А во-вторых, не можешь знать, как бы всё было! Никто не может знать. Или ты, правда, считаешь, что лучше никакого отца, чем тот, который бывает наездами? Ты забыла, как сама росла? Что бы ты выбрала?

Саша даже опешила от его слов. И смотрела уже без всякого смятения.

— Не смей меня стыдить!

— Я не стыжу, Саша! Я лишь говорю, что заботился бы о нём.

— О нём есть, кому позаботиться.

— А о тебе?

Она задохнулась.

— Не твоё дело, понял? Я сама в состоянии позаботиться, и о себе, и о сыне. Как-то справлялась восемь лет. И залётный герой мне не нужен.

— Ты злишься. Ты злишься, и не в состоянии принимать трезвые решения!

— А ты в состоянии? О каких решениях ты, вообще, говоришь?

— Я его отец, — проговорил он глухо, Саше даже показалось, что с некоторой угрозой.

А она вдруг рискнула усмехнуться.

— И что это значит?

— Ты сама всё понимаешь. Я хочу видеть сына.

Саша отвернулась от него, нервно облизала губы. Чувствовала пристальный взгляд, направленный ей в затылок, но просто повернуть голову и смело его встретить… Смело как-то не получалось, совсем.

— Ты хотя бы понимаешь, какой это для него будет стресс? Ты не думаешь об этом.

— Я думаю о том, что этот стресс довольно быстро пройдёт. В восемь-то лет. Вот в восемнадцать будет хуже.

— А ты у нас психолог?!

— А ты?

Саша на каблуках крутанулась, уставилась на него.

— Ты просто… Знаешь, я поначалу очень тебя ждала. Что ты вернёшься, что одумаешься, не обо мне, так о матери вспомнишь. По Лике соскучишься. Когда несколько месяцев прошло и стало понятно, что в Москве ты прижился, просто ждала, что приедешь… Хотя бы на пару дней. Я планы строила, думала, что тебе скажу, как… новость преподнесу. Но ты не приехал, Толя. Прошло девять лет. А теперь ты появляешься, и ждёшь, что я просто приведу тебя к сыну и скажу: «Вот твой папа, милый, люби его!». Так? У нас с Митей своя жизнь, и, прости, тебе в ней места нет.

Ефимов зубами скрипнул. Выслушал Сашу, смотрел ей в глаза, видел воинственные искорки, рассерженный румянец на щеках, и всё понимал… Все её слова, доводы, претензии и обвинения в его адрес — он всё понимал. Но он готов был исправлять. Виниться, столько, сколько понадобится, но Саша это в расчёт не принимала. Она только злилась, и даже на малейшую уступку идти была не готова. И это, смирив собственное упрямство, Ефимов тоже готов был понять и принять, если бы Саша замолчала хотя бы на минуту, и просто задумалась, решила дать ему шанс. Но до этого, кажется, ещё далеко.

— Ты опять же, думаешь о себе, а не о нём. Мальчишке нужен отец!

— Отец? Толя, ты уедешь через пару месяцев. Что я тогда сыну скажу? Что папа обещал звонить?!

— Да не делай ты из меня дегенерата!

— Не ори на меня!

Ефимов отступил, сделал глубокий вдох, воздух, кажется, лёгкие оцарапал, с таким остервенением он его в себя втянул. А за его спиной ещё и дурацкий колокольчик над дверью брякнул и мужской голос с настороженностью поинтересовался:

— Саша, у тебя всё хорошо?

Толя резко обернулся, увидел знакомого менеджера из своего любимого ресторана, к которому начал стремительно остывать, и взглянул на того с предостережением и сурово. Но тот лишь брови сдвинул, а глянул снова на Сашу. Толя тоже на неё посмотрел. Если честно, не знал, чего от неё ждать. Вполне могла попросить помощи, чтобы его выставить, и разговор этот закончить. Но она, кажется, смутилась, кашлянула нервно, затем кивнула.

— Да, Олег, всё нормально. Извини нас, мы не будем кричать.

— Да ладно, мне-то чего… Точно всё хорошо?

— Да, да.

Он вышел, колокольчик снова звякнул, а Толя на Сашу посмотрел. Точнее, просверлил её взглядом. Пальцем в закрывшуюся дверь ткнул.

— У тебя с ним что-то есть?

Саша рот открыла, не зная, что сказать. То ли к дьяволу его послать, то ли попросту руками всплеснуть. А то и за голову схватиться. Но в итоге попросила:

— Лучше молчи.

— Что?

— Да ничего! — теперь она на него не кричала, она на него шипела. И зло щурилась. — Хочешь, чтобы меня с работы уволили?

— А он здесь причём? Он директор по трусам?

— Ефимов!

Толя усилием воли заставил себя замолчать, буквально проглотил следующие слова, точнее, пару вопросов по поводу этого заботливого менеджера, который суёт нос, куда его не просят. Отступил на шаг, после чего рукой махнул.

— Хорошо, оставим эту тему.

— Действительно, — съязвила Саша.

Он лоб потёр.

— Я понимаю, что кругом виноват. Саш, я понимаю. Но ты не даёшь мне возможности хоть что-то сделать.

— По поводу «что-то сделать», мы уже говорили, разве нет? Я не дам тебе травмировать ребёнка только потому, что у тебя совесть взыграла.

— Да причём здесь совесть? Он мой сын! А я его не знаю. — Он сглотнул, прошёлся взад-вперёд по магазину, потом спросил: — Почему ты не пришла к моей матери? Она тогда ещё здесь жила, уехала в 2007. Она два года здесь жила. Она знала, где я, знала, как со мной связаться…

— А кто тебе сказал, что я хотела с тобой связываться? Я тебе ещё раз повторяю: я только поначалу плакала в подушку и ждала. После того, как Митька родился, у меня времени на это не осталось. Мне есть ради кого жить, Толя. И это не ты. И уж точно не твоё удобство и не твои интересы. А по поводу твоей матери… — Саша сделала судорожный вдох. — Конечно, я об этом думала. Но знаешь, наверное, я слишком гордая, или просто дура, как Лика считает. У меня в сознании как-то не укладывалась сцена, когда я прихожу к твоей матери с животом или с младенцем на руках и говорю: «Вот, сыночек ваш наследство оставил». — Они встретились взглядами, и некоторое время молчали, после чего Саша улыбнулась, правда, губы дрожали, и улыбка вышла так себе. — Лика бы пошла. И не отступила бы до тех пор, пока твоя мама не сдала бы ей все твои пароли и явки. А я не такая. — Вздохнула. — Как есть дура.

— Ты смелая, малыш.

Она поморщилась.

— Не подхалимничай.

— Не буду, — отозвался он. Снова к стойке подошёл и привалился к ней спиной. — Так что, Саша?

Саша до боли сцепила пальцы.

— Я уже всё тебе сказала.

Он головой покачал.

— У меня чувство, что ты меня не слушал.

— Слушал. Очень внимательно слушал. Но это не меняет ничего. Я отец, и я имею право…

— Право? — поразилась Саша.

— Да! — он произнёс это как можно твёрже. — И говорить мне о том, что я сбегу, что стану приезжим отцом и так далее… Ты вправе этого опасаться, но что ты предлагаешь делать мне? Забыть? Отключить половину мозга, и жить дальше, ни о чём не беспокоясь и не печалясь? Саня, он мой сын.

— Правда? А… где это написано?