Сабля атамана Рассказы (пер. с марийского) - Васин Ким Кириллович. Страница 12
Всадники настигли Яния. Со свистом взвился хлыст в руках офицера, и словно огнем обожгло спину мальчика.
— Дедушка-а! — закричал он и упал.
Всадники, обдав его комьями земли, пронеслись мимо.
Эшпат, сжимая в одной руке ружье, в другой — плеть, мчался прямо через луга. В суматохе он потерял шапку, а незастегнутый кафтан развевался по ветру, как крылья. Давно отстала погоня, и стоящую вокруг тишину нарушал только дробный стук копыт его коня, но Эшпат погонял коня и все покрикивал: «Эй-эй!»
Вдали сверкнули огоньки башкирского аула, и вдруг откуда-то, словно из-под земли, показались всадники. Эшпат, оторопев, изо всех сил натянул поводья. Лошадь встала.
Эшпат поднял ружье: «Свои или враги?»
Всадники тоже заметили Эшпата:
— Стой! Кто едет?
В полутьме Эшпат различил лицо переднего всадника — башкира в алой шапке — и, узнав, помахал ружьем над головой:
— Айт!
— Откуда едешь? Куда спешишь? — подъехав к Эшпату, спросил Айт.
— К тебе за помощью. В нашей деревне солдаты.
— Знаю. Я сам со своей сотней к вам скачу. Ну, что там?
— Надо спешить. Эркая заперли в амбаре. И про нас проведали. Сейчас солдаты у Темирбая в омшанике.
— Никого нет. Все ушли, — доложил рослый капрал, вытянувшись перед офицером.
Офицер был взбешен. Его лицо побагровело от злости, гневно затопорщились усы, и, казалось, так же гневно качнулись перья на треуголке.
— Вот поймали старика, предупредившего бунтовщиков, — продолжал капрал.
Солдаты подвели Темирбая к офицеру. Руки старика были связаны назади крепкой веревкой, рубашка разорвана, и сквозь дыры виднелись страшные красные и синие полосы — следы плетей. Все лицо Темирбая было в кровоподтеках, и из уголка рта, прячась в растрепанной бороде, текла алая струйка крови.
— Значит, этот красавчик предупредил злодеев? — спросил офицер и, махнув рукой в сторону толмача — переводчика — приказал: — Толмач, спроси нашего проводника, почему он не сказал нам ничего о сторожах?
Толмач толкнул Исатая, стоявшего в стороне:
— Слушай, большой барин спрашивает тебя, почему ты ничего не сказал о сторожах.
— Я ведь из леса шел, — испуганно начал оправдываться Исатай, — а он, видать, сидел у дороги…
Темирбай, слушая предателя, печально покачал головой.
— Что, не нравится? — со злобной усмешкой сказал офицер, заметя страдальческое выражение на лице Темирбая. — А помогать врагам государыни императрицы тебе нравилось?
Неожиданно Темирбай покачнулся: не держали слабые старческие ноги.
— Стой смирно, чего пляшешь! — прикрикнул на старика капрал.
— Пусть пляшет. Сегодня ему еще придется здорово поплясать.
Офицер, положив белую руку на эфес палаша, оглянулся кругом, и вдруг его брови поднялись вверх, мутные голубые глаза широко и удивленно раскрылись.
— Что это такое? — спросил он, показывая на красное зарево, поднимавшееся за лесом.
Капрал и солдаты, притихнув, смотрели на зарево. Потом капрал тихо проговорил:
— Видать, пожар, ваше благородие. Мужики балуют. Опять подпалили чье-нибудь имение.
Темирбай понял, что речь идет о пожаре. По его лицу пробежала улыбка, и он сказал:
— Красиво!
Офицер вздрогнул и быстро повернулся к толмачу:
— Что он говорит?
Толмач перевел.
— Красиво, говоришь? — прохрипел офицер. — Ты, старый ворон, ничего не увидишь красивее петли. А ну, вздернуть бунтовщика!
Капрал достал из сумки длинный аркан.
Темирбай стоял не шевелясь. Ветер раздувал седые пряди его волос и бороды. Старик все время оглядывался по сторонам, кого-то ища полуслепыми глазами.
И вот он увидел того, кого искал: в стороне, возле кустов, дрожа от страха и боли, стоял Яний. Не жаль Темирбаю расставаться с жизнью: достаточно пожил он на этом свете, — жаль ему оставлять маленького внука.
Горе да нужда ожидают мальчонку. Ох, негоже оставлять сироту одного-одинешенька, без отца, без матери, без родной души…
Видно, и Яний сердцем почувствовал горькие думы деда и, забыв страх, бросился к Темирбаю, вцепился в него худыми ручонками и закричал:
— Ой, дедушка, я боюсь!
— Не бойся, внучек, — ласково ответил Темирбай и с ненавистью посмотрел в глаза офицеру. — Не пугай! Жить я умел и умереть сумею. Не в новость нам умирать от рук господ…
— Быстро. В петлю его… — приказал офицер и вдруг осекся.
Совсем близко послышался топот мчащихся коней, послышались крики людей:
— Сюда! Они здесь!
Солдаты не успели опомниться, как из-за деревьев, шумя и стреляя на ходу, вылетела лавина конников. Молниями сверкнули сабли, черные стрелы, со свистом разрезая воздух, полетели к омшанику.
— Башкиры! — в ужасе закричал офицер, но в это мгновение стрела впилась ему в шею, и он, бессильно выпустив поводья, свалился с лошади.
В один миг солдаты оказались окруженными.
— Складывай оружие! — подняв вверх копье, громко крикнул богатырского роста джигит в блестящей кольчуге.
Неожиданно пришедшее избавление потрясло старика: он опустился на траву и заплакал, как ребенок.
— Ну, дедусь, не плачь — беда миновала, — уговаривал его Эшпат, развязывая руки Темирбая.
Айт, сняв свой алый кафтан, набросил его деду на плечи:
— Одень, старик. Простынешь.
— Дедушка, пойдем в омшаник, — тормошил деда Яний.
И старый Темирбай, словно очнувшись, поднял голову. Десяток крепких рук подхватили старика и помогли ему встать.
Поднявшись, Темирбай шагнул к Исатаю:
— За сколько продался, кривая душа? Не нужны тебе стали сородичи да соседи?
Бледный Исатай склонился и закрыл голову руками, ожидая удара.
— За предательство — одна плата, — сурово проговорил Айт.
На следующее утро, когда на лугах еще не сошла роса, отряд Айта уходил из деревни в поход.
Айт и Эркай, которого вызволили из тюрьмы, заехали к Темирбаю в омшаник.
— Прощай, дедушка, — приветливо проговорил Айт. — Уходим в вольную армию царя Пугача, давно ждет нас к себе батыр Салават. Вот заехали к тебе попрощаться…
— Счастливого пути, джигиты. Надо идти, коли в бою можно добыть вольность.
— Джигит рожден для боя. Об этом и в песнях поется, — ответил Айт и лихо заломил островерхую шапку.
— Стойте как богатыри, — тихим голосом напутствовал дед Айта и Эркая.
— Дяденька, возьми меня с собой, — вмешался в их разговор Яний и уставился на Айта бойкими черными глазенками.
— Мал еще, подрасти, — ответил Эркай.
— Салават в четырнадцать лет стал батыром, — сказал Айт, кладя руку на плечо мальчику, — расти и ты батыром. Приедем в следующий раз и возьмем тебя с собой.
— Прощай, дед!
Айт и Эркай вскочили на коней.
— Да будет счастливой ваша дорога!
Джигиты скрылись за поворотом, и уже издали послышалась их песня:
Старый Темирбай и Яний стояли на пороге и слушали, как звенела, отдавалась в утреннем дремлющем лесу песня.
Красной зарей запылал восток, сверкнули первые светлые лучи восходящего солнца. Засверкали на травинках чистые капли росы.