Маг и его кошка - Лис Алина. Страница 122

— Похоже, оба твоих мужа были неумелыми придурками. И если первого извиняет хотя бы неопытность, то второй…

Теплая ладонь закрыла мне рот:

— Ты обещал!

Я приник губами к ее запястью. Туда, где под тонкой кожей часто, нервно бился пульс.

— Не буду. И не собирался.

Франческа прижалась чуть теснее и шепнула: «Спасибо».

— Эх, мне ужасно не хватало второй руки. Мне ее везде не хватает, даже в таком занятии, где, казалось бы, не руками орудуешь.

Она сердито стукнула меня кулачком по плечу:

— Пошляк!

— Разве это пошлость? Чистая правда. То есть можно, конечно, и руками, я потом покажу — как.

— Замолчи!

— Ммм… сеньорита так мило смущается. Словно и не была замужем. Кстати, не надейся, спать сегодня не будем. Сейчас продолжу тебя растлевать. Как ты относишься к тому, чтобы повторить?

— Ненасытное чудовище! Дай отдохнуть. Ты всегда такой?

— Не настолько. Ты сводишь меня с ума.

Я погладил ее шею. Абрис ошейника чуть светился в темноте. От мысли, что эта кожаная полоска подтверждает мое право на Франческу, что она носит ошейник добровольно, потому что желает быть моей, я снова захотел ее.

— Никогда не говорил, но эта штучка меня дико заводит.

— Меня тоже, — шепотом призналась сеньорита. — Так странно. Мне нравится думать, что я тебе принадлежу.

— И кто был прав? А ты столько ныла, чтобы я его снял.

Она зашипела и снова стукнула меня:

— Какой ты все-таки…

— Какой? — Розовый бутончик соска послушно съежился под моими прикосновениями.

— Наглый и неснос… Аххх, сделай так еще раз.

— Конечно, — я снова чуть сжал пальцы, получив в награду возбужденный вздох. — Так что насчет «повторить»?

— Подожди чуть-чуть, ладно? И я хочу тоже сделать тебе приятно. Только не умею ничего… почти.

— Невелика премудрость. Научишься. И я покажу, как мне нравится.

Несколько минут мы лежали обнявшись. Ладошки Франчески робко путешествовали по моему телу. Одна из них наткнулась на свежий рубец, замерла.

— Слышала, что сказал доктор? Шрамы украшают.

— Ты и так красивый.

Она спустилась ниже, прильнула щекой к животу и поцеловала след от кинжала Марко. Мне немедленно захотелось, чтобы она поцеловала еще ниже, но, учитывая ее неопытность, было подозрение, что сеньорита оскорбится, услышав такую просьбу. Не все сразу.

Я по привычке потянулся к ней левой рукой, выругался и замер от жутковатого предположения.

— Франческа!

— Что?!

— Ты ведь меня не жалеешь?

— Не волнуйся, Элвин, — по голосу я понял, что она улыбается. — Тебя можно любить, можно ненавидеть, можно бояться. Но тебя нельзя жалеть. Ты такой… как будто выше этого.

— Ха, если вспомнить слизняка, которого ты днем облила водой. Не уверен, что к нему применимо «выше».

— Не будь беспощадным. Людям свойственно ошибаться. И проявлять слабости.

— Так то — людям. Я — не человек. Когда-то был…

— А кто ты сейчас, Элвин?

— Страж.

— Страж — это ведь что-то вроде титула?

— Скорее вассальной клятвы. Ты принимаешь на себя определенные обязательства. И взамен получаешь кое-какие возможности.

Она склонилась надо мной:

— Тогда ты — человек, Элвин. Просто очень могущественный.

Я посмотрел на культю:

— Уже нет.

— А вот это для меня вообще не важно.

Глава 19. Встать и идти дальше

Франческа

Когда я поняла, что люблю Элвина? Не знаю. Может, в день свадьбы, когда надела платье, посмотрела на себя в зеркале и вдруг ощутила странную, тянущую тоску. А может, позже, когда поняла, что сравниваю и мужа, и всех прочих встречных мужчин с ним. И сравнение всегда не в пользу этих «прочих».

Фэйри не видят ничего предосудительного в кратких связях, но я так и не завела себе любовника. Все собиралась: хотелось понять, отчего постельной возне придают столько значения, но сначала казалось, что нет времени. А потом поняла, что не хочу. Зачем спать с мужчиной, которому ты совершенно не нужна, ведь на твоем месте могла бы быть любая? И, что еще хуже, который совершенно не нужен тебе.

Первые годы после того, как я ушла от мужа и вернулась на Изнанку, я училась. Еще много времени отнимала светская жизнь — я должна была ходить на приемы и балы. Не потому, что очень хотела — Элвин был прав, когда сказал, что все приедается. Но мне нужны были эти знакомства. На приемах я снова училась — только уже улавливать нюансы сложного этикета фэйри, осваивала искусство многозначительных и пустых разговоров.

Училась, пыталась найти свое место в любом из двух миров и вспоминала Элвина. Всю недолгую историю нашего знакомства. И те полные беззаботного счастья два с половиной месяца, что у нас были до того, как я все испортила.

Иногда начинало казаться, что это — иллюзия, блажь. Отговорка перед самой собой, чтобы быть одной. Любить того, кто далеко, всегда проще, он остается в памяти картинкой — красивой и безопасной. О живого человека легко уколоться. Особенно такого, как Элвин. Сложного, закрытого, не всегда удобного…

И когда он вернулся, я сначала ужасно испугалась. Испугалась, что разочаруюсь. Что окажется — я лишь придумала себе любовь.

Не придумала. Теперь я знаю точно.

Десять лет — это много, очень много. Мы узнаём друг друга заново. Открываем, как неизведанную землю.

Да, мой мужчина далек от идеала. Может быть невнимательным или резким. Не говорит нежных, восторженных слов, на которые был мастером Джеффри, не пытается подстроиться и угадать мои желания. Скорее уж мне приходится…

Но это не важно. Потому, что мне с ним весело и интересно. Потому, что я чувствую себя счастливой, когда он счастлив. Потому, что с ним могу быть собой и люблю его таким, какой он есть, не мечтая изменить.

И секс… Мне никогда не было так хорошо с мужчиной. Даже не подозревала, что может быть настолько хорошо. Тот первый и единственный раз с Лоренцо был слишком болезненным и бестолковым. Уже сейчас я понимаю, что в этом нет ничьей вины, просто мой первый муж был едва ли опытнее меня самой.

С Джеффри иногда становилось приятно, но я знала, что показывать это — неправильно. Муж восхищался мной, почти боготворил. Считал чистым, небесным созданием, а разве таковым положено испытывать плотские желания?

— Еще как положено, сеньорита, — мурлычет Элвин мне на ухо и, едва касаясь кожи пальцами, рисует спираль на животе. — Для чего нужен секс, как не чтобы получать удовольствие?

— Чтобы рожать детей.

— Нам это не грозит, так что продолжим предаваться разврату.

Его рука опускается ниже, и все, что я могу, — тихо стонать, подаваясь навстречу умелым пальцам.

Он искушен в чувственных наслаждениях и не стесняется своих желаний. Должно быть, я порочна по натуре, потому что не вижу ничего оскорбительного в вожделении. Мне приятно ловить на себе жаждущий взгляд своего мужчины. Чувствую себя любимой и желанной.

Кажется, он знает мое тело лучше, чем я сама. Играет на нем, словно музыкант — ласково, изобретательно, бесстыже, — и одновременно нашептывает на ухо возмутительные, но возбуждающие непристойности. И становится необычайно довольным, когда я перестаю сдерживаться, когда мои стоны и крики разносятся по комнате.

Я люблю прикасаться к нему. Прижиматься — кожа к коже, никакой одежды, никаких сорочек, никаких преград. Покрывать поцелуями, скользить ладонями по широким плечам, торсу, гладить мускулы, спускаясь к низу живота…

Первый раз, наткнувшись на возбужденную плоть, я ужасно смутилась и отдернула руку, чем очень насмешила своего любовника.

— Погладь его. Он не кусается.

— Вот еще! — буркнула я. От стыда хотелось провалиться сквозь землю. И, как назло, было совсем светло, так что Элвин отлично видел мои пунцовые щеки и уши.

Так застеснялась, что даже попробовала сбежать из постели, но он, конечно, не дал мне этого сделать. Держал, пока я вяло вырывалась, а потом поцеловал. Ух, как поцеловал.