Верь мне! - Дойл Аманда. Страница 17

Обратный путь прошел в атмосфере неловкости, и когда они в конце дня приехали в Ридли-Хиллз, Аллан отклонил ее приглашение зайти в дом. Вместо этого он порывисто схватил ее за руку и с огорченным видом заглянул в ее глаза:

— Лу… — В его голосе звучали нерешительность и тоска.

Лу стало не по себе. Он такой милый… устроил ей настоящий праздник, ехал так далеко ради Лу. Она-то провела время превосходно, а платит ему черной неблагодарностью. Девушка пребывала в раскаянии.

— Аллан, прости меня. Я… я не знаю, почему вчера вечером так себя вела. Ты был ко мне так добр, я готова тебя тысячу раз благодарить.

Ее фиалковые глаза были грустны. Аллан наклонился и поцеловал ее губы, мягкие, податливые… и в то же время какие-то неотзывчивые. «Что ж, нельзя требовать слишком многого после столь недолгого знакомства, — сказал он себе. — Надо дать ей время, не торопить».

— До свидания, Лу. Я скоро тебе позвоню. Будь умницей, киска.

Он старался вести себя легко и непринужденно, чтобы скрыть волну нахлынувших чувств. Поспешно уселся за руль, бодро помахал рукой и уехал, подняв тучу пыли. Лу повернулась, взбежала по ступенькам дома — и резко остановилась. Прислонившись к столбу веранды, на нее невозмутимо взирал Стивен Брайент. Его губы скривились в ленивой улыбке, но взгляд пылал отчуждением.

— Ну, мисс Стейси, похоже, вы неплохо проводите время. Хорошо повеселились?

— Да, спасибо. Очень, — спокойно отозвалась Лу, хотя щеки ее залила горячая краска стыда, и глаза заблестели при мысли о том, что он поймал ее в такой щекотливой ситуации. Какой он, однако, нахал — подсматривает за ней! Наверное, видел, как Аллан слишком пылко обнимал ее. Опасения Лу подтвердились.

— Так я и подумал! — Стивен Брайент вытащил трубку из нагрудного кармана клетчатой рубашки, постучал ею по перилам веранды и издал нарочито глубокий вздох. — Ах-х-х, боже мой! Жаркий поцелуй — верное средство зажечь звезды в глазах юной девушки!

— Вам виднее, — съязвила девушка. — Надо полагать, вы зажгли их немало. — И она проскользнула мимо него в дом.

Только у себя в комнате Лу вздохнула свободнее. Она прижала ладони к горящим щекам. Девушка уже жалела о своих словах. Надо бы с достоинством игнорировать его провокационное замечание, но… ох, если бы он только знал, как его колючие слова ранили ее сердце! Если бы он только знал, что первые поцелуи не обязательно зажигают звезды — иногда они приносят горечь разочарования. По крайней мере, так случилось с поцелуями Дика. И теперь только один человек — его поцелуи, его прикосновения — мог зажечь звезды в глазах Лу. Но она знала, что они не зажгутся. Никогда. Потому что этот человек любит девушку из Сиднея — холодную, красивую, но такую коварную Анжелу Пул.

Лу с трудом заставила себя не думать об этом — такие мысли бесполезны и лишь причиняют боль. Она сосредоточилась на своих тайных приготовлениях к Рождеству.

До праздника оставалось всего две недели, и Лу уселась на стуле около своей кровати, включила настольную лампу и достала носовые платки, которые подшивала ажурным швом всякий раз, когда оставалась одна.

Она не могла потратить на подарки много денег, а то, что предлагал каталог Марни для поставки почтой, было чересчур дорого. Внимательно изучив все его страницы, Лу в конце концов остановилась на отрезе тончайшего батиста. Она сделает носовые платки для своего нанимателя с двойной мережкой, а для Марни на платочках меньшего размера вышьет изящные белые инициалы в углу.

Расти, Блю и Джим получат от нее по коробке табака: не слишком интересный и полезный подарок, она это понимала, но, похоже, им всегда не хватало табака. Кроме того, она и так потратила больше, чем могла себе позволить, на галстуки для Энди и Банта. Лу не устояла перед рекламой мужских галстуков на блестящих страницах журнала и не сомневалась, что ребята оценят, какие они стильные и какой на них замечательный рисунок.

Лу считала, что все ее подарки должны быть небольшими и достаточно скромными, но получила немало удовольствия, вкладывая все свое умение в аккуратный, изящный шов — самый лучший, на какой только была способна. Только так она могла продемонстрировать свою привязанность и благодарность этим чудесным людям, среди которых теперь жила.

Лу закончила ряд мережки, аккуратно обработала уголок и отложила материал. Ей захотелось отыскать Марни и рассказать о своем уик-энде. Старая нянька обожала посплетничать и горела желанием разузнать побольше о доме в Йолу.

— Я помню, как возили туда Стивена и Филиппа, когда они были маленькими. Дженни тогда была совсем крошкой, но у нее был брат, чуть старше Пипа. Сейчас он инженер, работает где-то на строительстве — в Малайзии, насколько я знаю. Он нечасто наезжает домой. По-моему, мистер Браун был очень разочарован из-за того, что сын не захотел работать на земле, но тут настаивать было нельзя. Из наших двух мальчиков только Стив всегда любил землю, простор…

Марни на минуту замолчала, разрезая только что почищенную морковку на четыре аккуратных кусочка.

— Пип был мечтательным малышом, часто болел. Его преследовали бронхиты, а тогда не было всех этих чудесных лекарств. Он, бывало, все читал и читал. Наверное, пристрастился к чтению из-за того, что должен был подолгу лежать в постели. А Стив все время пропадал где-нибудь. Он терпеть не мог сидеть дома. Ему только семь исполнилось, а на станции не было ни одной лошади, с которой бы он ни справился. Я видела, как он возвращался домой весь в пыли и крови, тише мышки. Я только на него погляжу — и сразу знаю, что лошадь его сбросила. Но пройдет совсем немного времени, и он уже снова уходит, и садится на нее, и не возвращается, пока не будет чувствовать, что он ей хозяин. Он всегда хотел быть главным — да и сейчас не изменился, по-моему. Но с Пипом вел себя чудесно: как друг и покровитель, даже в детском возрасте. Он, бывало, сидел у него на постели и показывал, как плести кнуты и сращивать поводья. А один раз даже сделал для его комнаты коврик из кроличьих шкурок. По-моему, Стиву тогда было лет двенадцать, и он сам дубил шкурки. Это тот самый коврик, что сейчас лежит у Стива в спальне, на полу у комода. Вскоре ему пришлось уехать в школу-пансион. Позже туда же послали и Филиппа, а потом Пип учился бухгалтерскому делу. У него была своя контора в Сиднее, и Стив часто ездил туда повидаться во время последней долгой болезни брата.

Марни вздохнула — наверняка своим воспоминаниям, — но вскоре спросила нарочито бодро:

— У них в Йолу по-прежнему сохранилась большая беседка, та, которая вся заросла бугенвиллией?

— Ага, есть. — Лу залила холодной водой картошку в большой кастрюле. — Чудесное вьющееся растение, правда? А олеандры!.. Ох, Марни, я никогда таких красивых не видела! Я все думаю, как чудесно они смотрелись бы здесь, если высадить их вдоль подъездной дороги к гаражу.

— И правда, милочка, нам с тобой действительно надо подумать, что делать с садом, — когда пройдет самая жара. Я подозреваю, что Стив считает цветы потерей времени. А Джим, кроме своих драгоценных овощей, вообще ничего не признает. Не то чтобы это плохо… — нехотя признала Марни, глядя на молодую морковь, с которой только что расправилась, — по крайней мере, нам не приходится ломать голову над тем, чем кормить мужчин.

Лу пробормотала в ответ что-то одобрительное. Она радовалась, что нашла в Марни союзницу. Может, все-таки жизнь будет и дальше идти так же размеренно и по-семейному, и, когда минует самая сильная жара, они с Марни посадят новые цветочные клумбы и устроят бордюры из неприхотливых кустарников. И на следующий год, если погода окажется благоприятной, они будут вознаграждены не только богатыми урожаями овощей, но и порадуют всех роскошными цветами.

Но на следующее утро Лу уже не была столь уверена в этом. Она ни в чем не была уверена! Угнетающее беспокойство снова захлестнуло девушку. Она стояла неподвижно, глядя на нечто, оказавшееся у нее в руках…

Если бы Марни не попросила убрать на место воротнички, которые она накрахмалила для Стива, Лу так ни о чем бы и не узнала.