Гордячка - Марш Эллен Таннер. Страница 10

– Слава Богу, убрался наконец! – фыркнула Дэнни, когда обед завершился и Уайклиф откланялся.

Семейство задержалось за столом: граф – чтобы насладиться бренди с содовой, остальные – чтобы подольше побыть вместе, пока повседневные дела не разлучили их до вечера.

– Клянусь, я не выношу его так же, как не выносила сквайра! – бушевала старушка.

– Просто тебе неприятна сама фамилия Блэкберн, – возразил Эдвард, любовно погладив Дэнни по щеке.

– Блэкберны! От этой фамилии несет гнилью! – проворчала Дэнни, заговорщицки подмигнув парню. Нед, унаследовавший внешность своего отца, уже давно завоевал ее сердце.

– Должен признаться, я дал Клифу полную возможность проявить себя, когда он обосновался в Блэкберн-Холле, – задумчиво проговорил граф, откинувшись на спинку стула. – И тем не менее там ничего не изменилось; все осталось так же, как было при Джосиа.

– Какой срам! – согласилась Рэйвен; она подвинула суетливому лакею свою фарфоровую чашку, и тот наполнил ее ароматным зеленым чаем. – При надлежащем хозяйствовании его пахотная земля могла бы давать почти такой же урожай, как наши земли.

Нед едва заметно усмехнулся.

– Ты говоришь в точности как отец или управляющий имением! Сельским хозяйством должны заниматься мужчины, мадам. И потому, – добавил он, вставая и обходя стол, чтобы поцеловать мать в щеку, – я должен съездить на пастбища и проверить их состояние…

– Подожди минутку, Нед, – прервал его отец. – Мне нужно кое-что сообщить… – Пять пар глаз уставились на графа, и Чарльз, оглядев членов своей семьи, ощутил стеснение в груди: ведь все они были ему бесконечно дороги – даже Дэнни, которая пожертвовала столь многим ради Рэйвен. – Я знаю, что вы все были ужасно разочарованы, когда нам в прошлом году пришлось отменить бал по случаю сбора урожая из-за болезни графини… – начал он, наслаждаясь произведенным эффектом. – Мы с вами знаем, что это – старейшая традиция Нортхэда. И ты, Сэйбл, должна была выйти в свет именно на нашем балу, а не в душных бальных залах Лондона.

– Для меня это не имеет значения, папа… – заговорила Сэйбл, но он жестом остановил ее.

– Я знаю, моя радость, но для того, чтобы вознаградить твою скромность и объявить всем в Корнуолле, что семейство Сен-Жерменов в полном здравии возвратилось домой, я намерен устроить бал ровно через неделю.

– Бал по случаю сбора урожая? – с сомнением в голосе спросила Рэйвен, вглядываясь в лицо Чарльза. – Но ведь урожай собрали полгода назад!

– Это будет бал не по случаю сбора урожая, а по случаю начала сева, – с мягкой улыбкой пояснил граф. – А на следующее после бала утро вместо традиционной охоты мы устроим состязания конников.

– О, папа, какая блестящая идея! – воскликнула Сэйбл. И тут все разом заговорили.

– А вы пригласите фермеров и жителей соседних деревень? – раздался тоненький голосок Лайма.

– Мы все сделаем так же, как обычно на осеннем балу, – пообещал отец.

Глаза Лайма засверкали; он вспомнил, как годом раньше вместе с дружками из соседних ферм совершил набег на кухню, чтобы перепробовать все потрясающе вкусные кушанья, приготовленные Перри.

– Боже праведный, нам потребуются новые платья! – всплеснула руками Рэйвен и повернулась к Дэнни, которая в восторге хлопала в ладоши.

– Ага, миссис Рэйвен, – улыбнулась старушка. – Прежде всего я достану свои журналы мод. О-о, только подумайте, какой у нас будет выбор! Никаких тяжелых осенних тканей, только шелк, сатин, тафта…

Под шумок всеобщего оживления Нед наклонился к Сэйбл и, как отъявленный заговорщик, шепнул ей на ухо:

– Кто знает, может, на этом балу ты даже встретишь своего Очарованного принца или по крайней мере такого человека, который заставит тебя забыть того столичного поклонника, мысли о котором не дают тебе покоя.

Он думал, что сестра лишь посмеется в ответ, но на лице ее вдруг появилось тревожное выражение, а розовые губы вытянулись в ниточку.

– Пожалуй, ты прав, Нед, – прошептала Сэйбл и выскользнула из комнаты. Брат недоуменно смотрел ей вслед.

Глава 3

Залитый светом большой зал Нортхэда был так ослепительно красив, что его можно было сравнить даже с огромными приемными залами Букингемского дворца. Сотни свечей горели в мерцающих бронзовых подсвечниках, расположенных вдоль стен, а хрустальные люстры, излучавшие теплое сияние, освещали бесценные гобелены и отражались в полированных каменных плитах пола. На галерее музыканты в черных костюмах играли нежные мелодии, и томные звуки скрипок, смешиваясь с гулом людских голосов, резонировали под сводами бревенчатого потолка.

Большинство гостей было из местной аристократии: представители наиболее именитых семей Корнуолла; остальные же приехали на бал издалека, и их слуги с вещами заполонили все западное крыло дома. Шампанское через золотистые желоба разливали из бутылей с длинным горлышком по тонкостенным бокалам из звонкого стекла, а затем слуги в традиционных ливреях с галунами разносили искристый напиток на серебряных подносах.

Женщины в праздничных платьях всех цветов и оттенков шелестели огромными веерами и весело болтали со своими кавалерами. В отличие от скучного столичного приема викторианской эпохи здесь ощущалась аура провинциальной добросердечности, каждый гость мог от души насладиться атмосферой покоя и уюта.

В соответствии с символом празднества столы были украшены огромными букетами цветов из сада и охапками вереска с лугов. Глинтвейна и сидра, как и шампанского, было вволю, и столы ломились от всевозможных корнуолльских блюд и изысканных закусок. Куда ни кинь взгляд, везде были улыбающиеся лица и повсюду слышались веселые голоса; ни у кого не возникало и тени сомнения относительно того, что бал удался графу и графине Монтеррей на славу.

На минуту воцарилась мертвая тишина, когда музыканты закончили сонату Моцарта. Но тут же повышалась веселая мелодия, от которой ноги готовы были сами пуститься в пляс. Большинство собравшихся знали, что это знаменитый деревенский танец, десятки лет исполнявшийся у Бэрренкортов в начале праздника.

Ожидание традиционного танца в этот вечер подогревалось тем обстоятельством, что все знали: танец начнет сам граф в паре со своей дочерью леди Сэйбл, которая привлекала особое внимание всех присутствующих. Пытаясь пробиться вперед и вытягивая шеи, гости стремились поскорее взглянуть на леди Сэйбл, появления которой ждали с таким же нетерпением, с каким ожидают выхода невесты на обряде венчания.

И девушка не разочаровала гостей. Сэйбл вплыла в Большой зал под руку с отцом, устремив взор на его прекрасное лицо; и казалось, она не слышит восторженного шепота гостей. От сознания того, что она – продолжательница традиций Бэрренкортов, у нее перехватило дыхание, а блеск в глазах отца еще более подчеркивал значение этого события. Никакой выход в свет в Лондоне не шел для Сэйбл ни в какое сравнение с этим.

На ней было белое шелковое платье, которое мягко шелестело, когда она вступила с отцом в танцевальный круг. Поскольку времени для сложной вышивки не хватило, искусная белошвейка сшила для Сэйбл пышные юбки в виде ярусов, каждый из которых отделялся от следующего ослепительно белой шелковой лентой с топкими кружевами. При свете свечей ее волосы мягко поблескивали, отливая теплыми оттенками эбенового дерева, а огромные глаза сверкали ярче сказочно красивых драгоценностей, украшавших ее белоснежную шею.

Сэйбл давным-давно овладела сложными па «танца Бэрренкорт»; поскольку же всю прошедшую неделю она репетировала их с матерью, то теперь, вложив свою руку в перчатке в руку отца, чувствовала себя вполне уверенно.

В зале раздались приглушенные аплодисменты воодушевленной публики, когда Чарльз начал первую фигуру. Сходство между красавцем графом и его грациозной дочерью было столь велико, что гости восхищенно перешептывались и одобрительно кивали.

Когда танец завершился, вокруг зарумянившейся и возбужденной девушки столпился народ, чтобы поздравить ее, а граф, изящно поклонившись и выпустив руку дочери, пошел на поиски графини, дабы пригласить ее на следующий танец. Сэйбл не рассчитывала на то, что отец прилюдно похвалит ее, но одобрение, которое она прочла в его изумрудно-зеленых глазах, когда он поклонился ей, согрело ее больше любых похвал.