Лирика - Бараташвили Николоз. Страница 1

Николоз Бараташвили

Лирика

Перевод с грузинского

Б. ПАСТЕРНАКА и М. ЛОЗИНСКОГО

СОДЕРЖАНИЕ

Л. Каландадзе. Николоз Бараташвили

СТИХОТВОРЕНИЯ

Соловей и роза

Кетевана

Сумерки на Мтацминде

Таинственный голос

Дяде Григолу

Ночь в Кабахи

Раздумья на берегу Куры

К чонгури

Моей звезде

Наполеон

Княжне Е[катери]не Ч[авчава]дзе

Серьга

Младенец

Одинокая душа

"Я помню, ты стояла..."

Моя молитва

"Когда ты, как жаркое солнце, взошла..."

Моим друзьям

"Что странного, что я пишу стихи?.."

"Я храм нашел в песках. Средь тьмы..."

"Глаза с туманной поволокою..."

Гиацинт и странник

"Как змеи, локоны твои распались..."

"Мужское отрезвленье - не измена..."

Мерани

Могила царя Ираклия

Надпись на азарпеше князя Баратаева

Злобный дух

"Вытру слезы средь самого пыла..."

Чинара

"Ты самое большое чудо божье..."

Е[катери]не, когда она пела под аккомпанемент фортепьяно

"Осенний ветер у меня в саду..."

"Когда мы рядом..."

"Цвет небесный, синий цвет..."

[Чаша]

СУДЬБА ГРУЗИИ. Поэма

1 Стихотворение "Мерани" перевел М. Лозинский. Все остальные стихотворения и поэма "Судьба Грузии" даются в переводах Б. Пастернака.

НИКОЛОЗ БАРАТАШВИЛИ

Как это ни печально, путь признания и поэтической славы Николоза Бараташвили прошел через три могилы. Трижды подвергался погребению прах поэта. Он умер двадцати восьми лет от роду, в 1845 году, вдали от родных и от отчизны (в Гандже, нынешнем Кировабаде) и почти в полном одиночестве. Чужая земля приняла его прах впервые. Пророческими оказались строки из его стихотворения "Мерани".

Пусть не усну я в земле отчизны среди старинных могильных плит,

Пусть дорогая мои останки слезой печальной не окропит.

Тогда еще родной народ не знал своего великого поэта. Он умер, так и не увидев напечатанной ни одной строки своих стихов. Их знали в рукописях только близкие друзья и родственники. Первый сборник стихов поэта вышел через несколько десятков лет после его смерти. Вспыхнул свет большой поэзии. И через сорок восемь лет после смерти поэта, в 1893 году, народ смог перенести его прах в Тбилиси и предать земле в Дидубийском пантеоне деятелей грузинской культуры.

Такой "беспристрастный" наблюдатель, каким был начальник Тифлисского жандармского управления, доносил 7 марта 1894 года департаменту полиции: "Грузины снова подняли забытый вопрос о перенесении из Ганджи в Тифлис праха умершего в начале века поэта Бараташвили. С особой целью вырыли они из земли какие-то кости и под видом праха национального поэта перенесли их в Тифлис, где его встречала многотысячная толпа. Прах с большими почестями предали земле.

Гроб переходил из рук в руки, люди почти всех сословий оспаривали его друг у друга, и даже женщины старались как-нибудь принять участие в несении гроба, хотя бы несколько шагов. Матери приводили своих детей, ставили их на колени перед гробом и воздавали праху почести, как святыне".

Прошло еще 45 лет, я уже новая, советская Грузия в 1938 году перенесла прах поэта из Дидубийского пантеона в Мтацминдский, где обретают вечный покой самые достойные представители национальной культуры. И Николоз Бараташвили по справедливости занял среди них одно из первых мест.

Николоз Бараташвили принадлежит к числу тех, в творчестве которых интенсивно аккумулируется духовная жизнь целого народа. Историческая судьба родины поэта - судьба Грузии - отразилась не только в его творчестве, но в некотором смысле и в его личной судьбе.

Николоз Бараташвили родился в 1817 году в Тбилиси, в семье родовитого грузинского князя. По материнской линии он был потомком прославленного Картли-Кахетинского царя Ираклия Второго. Известный грузинский поэт Григол Орбелиани, исполнявший одно время даже обязанности наместника российского императора в Закавказье, доводился ему дядей. Гимназическим же учителем, подлинным духовным наставником Бараташвили был выдающийся представитель тогдашней прогрессивно-демократической мысли, автор одного из первых учебников логики на русском языке - Соломон Додашвили. Словом, личность поэта формировалась в кругу образованных для своего времени людей. Им не были чужды идеи французских просветителей и русских декабристов. В их духовном укладе своеобразно сплетались мечты о независимости Грузии, желание свыкнуться с российским управлением, большая печаль об утере национальной независимости, воспоминания о былом величии и предчувствие грядущего потрясения основ крепостничества. Такое умонастроение было и у юного Николоза Бараташвили. Это был период в жизни поэта, когда, по его же словам, "ясное, бежало время среди сверстников и друзей", и внутренний голос призывал его к высокой миссии служения родине. Впоследствии об этом зове души он писал дяде - Григолу Орбелиани: "Внутренний голос зовет меня к лучшему уделу, сердце говорит мне: ты не рожден для нынешнего. Не спи! Я не сплю. Но мне нужен кто-нибудь, кто бы вывел меня из тесных стремнин на простор. О, как свободно вздохнул бы я тогда". Но вокруг не оказалось никого, кто бы протянул поэту руку. Высшие круги общества были отравлены ядом индивидуализма и равнодушия, даже поэт столь обостренных чувств, как Григол Орбелиани, не смог во всей глубине понять наделенного высоким поэтическим даром племянника. Жизнь Н. Бараташвили сложилась не так, как думалось и хотелось ему. Ни одному из его юношеских мечтаний не дано было осуществиться. В отроческие годы перелом ног оборвал его мечту о военной службе. Не удалось поехать и в Россию поступить в университет - семья, впавшая от разгульной жизни и болезней отца в долги, не только не могла поддержать юношу, но и сама требовала от него помощи и заботы. И он был вынужден служить чиновником в "Экспедиции суда и расправы", несмотря на то, что, как он сам признавался, хорошо знал: "Круг чиновников невыгоден для образования нравственности".

И в любви, очевидно, не миновало поэта коварство мира; в душе любимой тщеславии, желание подняться на верхнюю ступень социальной иерархии пересилило непосредственное и чистое чувство, и горечь сознания этого послужила еще одной причиной разочарования в жизни.