Завещание профессора Яворского. Плата по старым долгам - Ростовцев Эдуард Исаакович. Страница 10
- У Регины есть какое-то дело к тебе, - не отступала мать. - Если не возражаешь, я приглашу ее завтра к обеду.
- Завтра я буду занят, - нахмурился Валентин. - Можешь сообщить ей номер моего служебного телефона: делами я занимаюсь на работе.
Мать неопределенно улыбнулась.
- Валя, прости, чуть не забыл, - сказал отец, - тебя спрашивала младший лейтенант Юрко: просила, чтобы ты - когда бы ни пришел - позвонил ей домой.
- Кто такая Юрко? - насторожилась мать.
Валентин едва сдержал улыбку: с такой мамой не соскучишься! Сказал, как можно равнодушнее:
- Кто такая Юрко? Наша Галочка.
- Не прикрывайся коллективом, Валентин!
- Мама, от твоей проницательности никуда не денешься. Признаюсь: влюблен, но безнадежно.
- У нее есть другой?
- Возможно, я не уточнял. Но дело не в этом: она слишком молода для меня.
- Прости, но сколько ей лет?
- Я не задаю женщинам бестактных вопросов.
- Валентин, ты невыносим!
Мать надулась, ушла в свою комнату. Отец хмыкал, прикрывшись газетой: то ли смеялся, то ли возмущался - его не всегда поймешь.
Валентин пошел к себе, отыскал в справочнике телефон Юрко, позвонил ей.
- Галина Архиповна? - сам не зная почему, официально спросил он. Это Ляшенко. Извините, что поздно беспокою.
Собственные слова показались ему вычурными, непривычными. Но Галина не обратила на это внимания. Сбивчиво и торопливо, очевидно волнуясь, она доложила, что весь вечер просидела в госавтоинспекции, перебирая карточки женщин-водителей. Их оказалось довольно много, даже в интересующем их возрастном диапазоне. Еще подумала, что вот будет морока беседовать со всеми. Но потом, неожиданно для себя, встретила фамилию, которая сказала ей о многом.
- Ну не то, чтобы сказала, - натолкнула на определенную мысль, поправилась Галина. - Понимаете, Валентин Георгиевич, это не совпадение я интуитивно чувствовала, что без нее не обошлось.
- Без кого? - невольно улыбнулся Ляшенко. Он подумал, что Галина увлеклась своим заданием, которое хотела исполнить как можно лучше, и в работу включилась фантазия, что ей было не занимать.
- Без Ларисы?
- Ясно, хотя и не совсем. Кто такая Лариса?
- Дочь профессора Яворского. У нее "Лада" бежевого цвета! Это ее - не мужчины того - машина; по наследству после смерти отца досталась. Я документы подняла...
- Галочка, ты, видимо, устала, - как можно мягче сказал Ляшенко. Поговорим завтра.
- Валентин Георгиевич, ну как вы не понимаете! - чуть ли не простонала Галина. - Да если хотите знать, Лариса в свое время флиртовала с Зимовцем! Правда, это было год назад, но она сама мне призналась, когда я приходила к ее отцу по поводу того же Зимовца. Причем сказала об этом с бравадой: вот, дескать, какие у нас отношения! Представляете?
- Я не только представляю, но совершенно точно знаю, что уже полночь и тебе, и мне пора спать, - все еще мягко, но уже настойчиво сказал Ляшенко. - А еще я знаю и тоже абсолютно точно, что девицу в белых джинсах зовут Лялей.
- Правильно! - подхватила Галина. - Так зовут ее дома.
- Ты уверена?
- Ну конечно! Ведь это уменьшительное от имени Лариса. Покойный Матвей Петрович так и называл ее. Кстати, сержант Бессараб оказался прав: ей двадцать лет...
Валентин уснул не сразу: беспокоили мысли, что наскакивали одна на другую, толкаясь и путаясь, не желая увязываться, строиться в ряд. Дон... Книга... Лариса - Ляля, которая в свое время - это надо же! - флиртовала с Зимовцем. Любопытно, сколько лет было Толику Зимовцу, когда его искушала эта демоническая Ляля в белых джинсах? Семнадцать. Что ж, вполне могло быть! Но при чем здесь книга? И зачем Дон прихватил ее с собой в ресторан?..
Ему приснились события и люди, весьма далекие от его служебных дел: Регина и потрясающая Клара (кофе со сливками в обрамлении бриллиантов) актриса Бразильского теле-радио-кино и еще чего-то, которую Регина прямо из студии притащила домой к Ляшенко как раз вовремя: Валентин с рюкзаком за спиной и лыжами на плече стоял в дверях, а на улице его ждал газик горнолыжной базы. Негодование Регины улеглось, едва потрясающая Клара заявила, что тоже хочет в горы и непременно сейчас (время близилось к полуночи), ее только смущает отсутствие таких ботинок, как у синьора Валентина (декольтированное эстрадное платье и ажурные чулки она, видимо, считала подходящим нарядом для такой прогулки). Конечно, это был чистейший абсурд - газик был набит до отказа, но все вышло так, как пожелала Клара. Мать одолжила ей фетровые бурки и спортивные шаровары, отец - свитер и шерстяные носки, сосед - рыбацкий полушубок. Оставшиеся в доме теплые вещи пошли на экипировку Регины. Перед стартом все хлебнули для обогрева из корчажки, которую так это, на всякий случай, прихватил с собой Гаррик Майсурадзе. В корчажке оказался коньяк и всю дорогу старенький газик трясся от смеха: Регина воевала с рюкзаками, ведрами, лыжами, которые дружно сваливались на нее при каждом повороте; Гаррик безуспешно пытался выбраться из колодца, сооруженного предусмотрительным шофером из запасных скатов; доктор Год восседал на бидоне с соляркой; Валентин на плечах Саноцкого из Института общественных наук, а потрясающая Клара на коленях у Павла. Она оглушала Павла попеременно то своим бархатным меццо-сопрано когда все пели о крокодиле Гене и еще о чем-то экзотическом, но не страшном - то субтропическими поцелуями - очевидно, она не представляла, как вести себя иначе на коленях у мужчины. И все было бы хорошо, когда бы Регина при каждом удобном случае не шептала в самое ухо Валентина: "Я сказала синьорине Кларе, что мой жених - адвокат. Надеюсь, ты не станешь уличать меня во лжи?"
Он не стал ее уличать, но настроение у него испортилось даже во сне. Как, впрочем, и тогда - полтора года назад - на горнолыжной базе...
Утром было все, как обычно: встал в половине седьмого, поупражнялся с гантелями, эспандером. Пока принимал душ, брился, мысленно перебрал незавершенные дела - на свежую голову думается лучше. Подивился себе: чего вчера обрушился на Мандзюка, вмешался в дело, которое не стоило разговоров, что о нем вели? Очевидно, поддался настроению Галочки Юрко. Ох уж эта Галочка с ее вежливой настойчивостью и чрезмерными эмоциями! Вчера, в шутку он сказал матери, что влюблен в Галочку. А может, это не шутка, и он действительно влюблен в нее, но не явно - подсознательно? Бывает ли такое? Придется проконсультироваться с психологами...
Насвистывая веселую мелодию, он уже направился завтракать, когда отец позвал его к телефону. Звонил Мандзюк.
- Вчера допрашивал Волкову. Ну, эту Лену из Ровно, - забыв поздороваться, сразу забубнил Алексей. - Она показала, что Зимовец, когда соскакивал с мотоцикла, упал навзничь и ударился затылком о дорогу... Понимаешь, какая петрушка теперь получается!
- Извини, Леша, я тороплюсь, - недовольно поморщился Валентин. - Да и дело не стоит того, чтобы его докладывать поэтапно. Доложишь, когда закончишь. Сам закончишь. Правда, вчера я кое-что уточнил, да и Галочка немного поработала на тебя, но об этом в двух словах не скажешь. Заскочи ко мне днем, я передам тебе наши сведения. У тебя все?
Мандзюк ответил не сразу: вначале откашлялся, словно у него запершило в горле, и только затем сказал:
- Зимовец умер. Сегодня на рассвете.
Областная клиническая больница размещалась в продолговатом трехэтажном здании на улице Коцюбинского. Вход и въезд были со двора. Несмотря на ранний час - еще не было восьми - возле приемного отделения стоял "рафик" скорой помощи, несколько поодаль разворачивалась вторая машина с красными крестами на бортах.
В длинном без окон коридоре на свежепокрашенных стенах висели график дежурств младшего медперсонала, стенгазета, расписание дней и часов посещения больных. У двери приемного отделения прямо на полу стояли носилки, на которых лежал человек с окровавленным лицом и стиснутой плоскими шинами ногой. Одной рукой он прикрывал глаза, другой показывал на бок: