Избранные киносценарии 1949—1950 гг. - Павленко Петр Андреевич. Страница 19
Над ними дерутся, опрокидывая шкафы, бросая мебель. Под ними дерутся, поджигают бумагу и солому.
— Вперед? — спрашивает Егоров товарища.
— Обязательно вперед! — отвечает Кантария.
И они продолжают взбираться наверх.
А Иванов тем временем прижался к стене, зажав в руке гранату, и слышит, как за углом, в двух шагах от него, притаился и тяжело дышит немец.
Оба выжидают, как охотники. Вдруг Иванов ринулся плашмя наземь, немецкая граната разорвалась позади, а он метнул свою точно и ползет дальше, не глядя, что осталось от немца.
Тем временем Егоров и Кантария взобрались на крышу здания, к бронзовым коням. Они бегут, едва дыша, пригибаясь от осколков. Рядом с бронзовыми конями лежит, раскинув руки, Юсупов. Маленький окровавленный платок Зайченко торчит на спине бронзового коня.
Егоров и Кантария водружают знамя в пробоину в бронзовом коне, рядом с флажком Зайченко, и глядят с крыши на площадь.
Подбегает Иванов и, увидя лежащего Юсупова, бросается к нему, поднимает на руки:
— Юсуп, милый, что ты! Смотри — Берлин наш! Смотри, где мы!
Юсупов не отзывается. Иванов бережно кладет его тело и смотрит вниз, на площадь.
— Ура! — разносится по всей Королевской площади и Тиргартену, от Шпрее до Бранденбургских ворот.
Тысячи бойцов издалека увидели алое знамя Победы над рейхстагом. Иванов утирает слезу.
В большом зале рейхстага еще что-то горит, клубится дым, ползут и стонут раненые, но уже сотни советских бойцов заполняют зал, пишут свои имена на стенах и с интересом оглядывают последнее поле сражения за Берлин.
Молодая певица из фронтового ансамбля, сбросив ватник и шинель и оказавшись в длинном концертном платье, поднялась на поверженную мраморную фигуру и запела «Песнь о Сталине». Сотни голосов подхватили песню, и грозно взвилась она среди огня и дыма только что закончившегося боя.
А на площади перед рейхстагом уже пляшут. Солдат-туркмен вынул из сумки заветный, давно припасенный халат и, накинув его поверх гимнастерки, пустился в пляс. Кантария перехватил его танец лезгинкой, и площадь захлопала в ладоши. На касках и котелках бойцов пестрят надписи: «Владивосток — Берлин», «Тбилиси — Берлин», «Сталинград — Берлин».
— Вот черти! Поесть как следует не дадут, — с усмешкой произносит русский солдат, отставляя банку консервов, и вступает в плясовой круг:
— Я из Сталинграда! Победа!
За ним вбегает другой, третий, четвертый… десятый…
— Я из Орла! Победа!
— Я с Урала!
— Я из Еревана! Победа!
— Я из Москвы!
— Я из Ленинграда!
— Я из Баку! Победа!
— Я из Киева!
Среди ликующей толпы круглолицый боец:
— А мы рязанские!
В круг вбегает освобожденная из плена девушка, за ней другая.
В то время как площадь поет и танцует, десятки людей взбираются на стены рейхстага и пишут мелом или выцарапывают ножами надписи. Боец, взобравшись на плечи товарища, пишет то, что ему диктуют, — это, очевидно, очень смешно, все хохочут, подсказывают…
В стороне запели украинцы. Запел и Алексей. Он стоит на широкой гранитной, нисходящей к площади, лестнице рейхстага и видит перед собой тысячи родных лиц. Глаза Алексея в слезах. Он думает о Наташе, и радость великой победы подернута печалью. Наташи нет, и может быть, никогда уже он не увидит ее.
А она стоит тут же, на огромной площади перед рейхстагом, среди тысяч и тысяч советских людей, и из ее глаз льются слезы счастья. В эту минуту она тоже думает об Алексее, и был момент, когда ей показалось, что где-то рядом звучит его голос и даже послышалась его любимая песня «Эх ты, Ваня!» Она начинает искать его, но найти кого-нибудь в этой толпе невозможно.
Под сенью Бранденбургских ворот стоят в это время два генерала, два Василия Ивановича — Кузнецов, командарм третьей ударной, и Чуйков, командарм восьмой гвардейской.
— С рейхстагом тебя, Василий Иванович, — говорит Чуйков.
— С рейхсканцелярией тебя, Василий Иванович, — говорит Кузнецов.
Они стоят, смотрят на танец бойцов и слушают разноголосый хор песни.
Вся Унтер ден Линден и ближайшая часть Шарлоттенбургского шоссе вплотную заставлены танками, пушками, обозами, самоходками, «катюшами». Даже сталинградский верблюд здесь, он лениво жует что-то, удивленно озираясь на шум и музыку.
Люди все прибывают и прибывают. На мотоциклах, велосипедах, грузовиках, тачанках, верхом советские бойцы подъезжают к рейхстагу со знаменами и флагами и, едва отыскав свободное местечко в стене, втыкают их.
— Здорово молодежь наша танцует, — радостно, но с ноткой зависти в голосе говорит Кузнецов.
— А что им не танцевать? — говорит Чуйков. — Войну закончили, по домам поедут… А вот мы с тобой, Василий Иванович, безработные, — произносит он улыбаясь.
— Да, похоже на то, — отвечает Кузнецов.
И, взглянув друг на друга, они весело смеются. Им радостно, что война кончилась.
Самолет делает круг над горящим Берлином. Из тысяч уст вырывается одно слово: Сталин. Вереницы машин, толпы солдат и освобожденных из плена стремятся к месту посадки самолета, приветствуя с земли того, с кем связана их судьба, их счастье. Тут русские и чехи, французы и поляки, англичане и американцы. Все с нашитыми флагами своих стран. Несется песня:
Алексей Иванов в числе первых, пробравшихся к аэродрому. Нервы его напряжены до крайности.
Наташа идет в компании с русскими девушками.
На аэродроме народ стоит плечом к плечу и глядит в небо: должен появиться самолет Сталина. Наконец, огромная стальная птица с яркокрасными крыльями проносится низко над головами. Все бросаются за ней, обгоняя друг друга. Каждый хочет увидеть Сталина первым.
Алексей в двух шагах от Наташи, но она в этот момент и не думает о нем.
Все мысли ее сейчас о Сталине. Увидеть и услышать Сталина — значит почувствовать собственную победу, осознать собственную силу и пережить огромное счастье, которое, может быть, случается раз в жизни.
Она бежит, расталкивая своими худыми и слабыми руками всех, кто впереди, и слезы выступают у нее на глазах, когда более ловкие оттирают ее в сторону.
Между тем Сталин уже вышел из кабины и, окруженный народом, улыбается и аплодирует победителям. Народ расступается, образуя узкий проход.
Увидев Рокоссовского, Конева и Чуйкова, Сталин подходит к ним:
— Здравствуйте, товарищ Чуйков! Здравствуйте, товарищ Конев! Здравствуйте, товарищ Рокоссовский! Примите мою благодарность за замечательно проведенную операцию по окружению Берлина.
Возникает мощное «ура». Бежит ликующий народ.