Избранные киносценарии 1949—1950 гг. - Павленко Петр Андреевич. Страница 94
Библиотека Нахимовского училища. За столиками воспитанники. Впереди, у стойки, старшина Коркин получает книги.
— Готовитесь к контрольным занятиям? — спрашивает его библиотекарша.
— Какие там занятия! Тут сама жизнь такой контроль устраивает — того и гляди на мель сядешь…
Поклонившись девушке, он уходит.
Борис и Дима спускаются по лестнице.
На площадке они встречаются с выходящим из библиотеки старшиной Коркиным и торопливо проскальзывают мимо него вниз. Почуяв что-то неладное, Коркин останавливается, смотрит наверх, раздумывает — что могли там делать ребята?
В это время Федя и Марат рассказывают Сергею о трех величайших сражениях русского флота, напоминанием о которых служат три белые полоски на голубом фоне матросского воротника.
Окруженные другими нахимовцами, мальчики стоят у большой исторической карты, на которой обозначены места и даты славных побед русского народа.
— Ты про Гангут слыхал? — спрашивает Федя у Сергея и показывает на карту. — Вот, смотри… Полуостров Гангут на Финском заливе. Теперь он называется Ханко…
— Ханко?.. Знаю. Там в Отечественную войну наши моряки здорово отличились…
— Верно, — подтверждает Федя, — а в 1714 году Петр Первый разгромил там шведскую эскадру…
— Вот тебе и первая полоска на воротнике, — добавляет Марат, — память о победе при Гангуте.
— А вторая полоска? — интересуется Сергей.
— Знаменитый Чесменский бой! — торопливо отвечает Марат, пытаясь захватить инициативу в свои руки.
— Нельзя же так! — возмущается Федя. — Я ведь начал рассказывать!
— Ладно не ссорьтесь, — замечает Сергей. — А там кому досталось?
— Туркам, туркам! Турок тоже не обидели! — отвечают сразу несколько ребят.
Один из мальчиков начинает рассказывать:
— В 1770 году одиннадцать русских кораблей…
— Не мешай мне! — перебивает его Федя и, показывая на карте место Чесменского боя, продолжает: — В 1770 году одиннадцать русских кораблей атаковали в Чесменской бухте семьдесят два турецких корабля…
— И шестьдесят пять из них потопили! — снова выпаливает Марат.
— А наших было одиннадцать? — переспрашивает восхищенный Сергей. — Хороший счет!..
— Ну вот, — продолжает Федя, — а третья полоска…
— Опять туркам влетело! — опережает его Марат. — У Синопа!
— Дайте же мне рассказать! — чуть не плача, требует Федя.
— Про Синоп я и сам знаю, — говорит Сергей. — Там адмирал Нахимов показал туркам, где раки зимуют.
Он берет из рук Снежкова указку и уверенно показывает на карте место знаменитого боя.
Кабинет командира пятой роты. За столом сидит Левашов, перед ним стоит Коркин, держа в руках книги и бинокль.
— Ходил я в библиотеку, — докладывает Коркин, — поменял книги, выхожу обратно. Вдруг вижу — знакомые личности. Шмыг мимо меня. Ну, думаю, дело неладно!..
— Товарищ Коркин, — останавливает его Левашов, — когда вы докладываете, говорите только самое главное. О подробностях, если нужно, у вас спросят.
— Есть, товарищ капитан третьего ранга, — подтянулся Коркин.
— И от воспитанников требуйте: докладывать коротко, ясно, говорить правильно, по-русски. Продолжайте.
Коркин кладет перед Левашовым бинокль и «Вахтенный журнал».
— Вот, товарищ капитан третьего ранга! — говорит старшина и, выдержав паузу, поясняет: — Это я нашел на башне. Наши затеяли. Воспитанников Лаврова и Зайцева своими глазами видел — спускались по лестнице…
Левашов осматривает бинокль, берет в руки «Вахтенный журнал». Внимание офицера привлекает девиз: «Нашим законом будет и есть только движение вперед». Затем Левашов открывает журнал, читает последние записи:
«9 сентября. 13.10. 2-я вахта.
НП сигнала не принял — дразнил собаку.
На горизонте слева 60 — дым. Внимание!
Ветер ЮЮВ — 3 балла.
Видимость — 4.
Облачность — 0.
Пол. на р. — 6 ст. 2 тр.
9 сентября 15.00.
Заключен договор о мире и дружбе…»
Последняя запись перечеркнута крестом.
— Сегодня на башню полезли, завтра еще что-нибудь придумают, — жалуется Коркин. — Прикажете к вам вызвать?..
— Не нужно, — отвечает Левашов и возвращает старшине журнал и бинокль. — Отнесите все это обратно и положите на место. И чтобы никто не узнал, что вы там были…
— Все равно узнают. Это такой народ — вы еще наплачетесь!. Каждый день какое-нибудь приключение.
Но Левашов невозмутим:
— Товарищ Коркин, выполняйте.
— Есть! — отвечает расстроенный Коркин и, повернувшись на каблуках, выходит из кабинета.
Когда за старшиной закрывается дверь, Левашов снимает телефонную трубку и набирает номер.
— Товарищ контр-адмирал, докладывает командир пятой роты… Разрешите к вам сейчас зайти…
Кабинет начальника училища. Контр-адмирал и его заместитель по политчасти слушают рассказ Левашова и о наблюдательном пункте ребят, обнаруженном старшиной на башне.
— Ну и мальчишки! — добродушно улыбаясь, замечает контр-адмирал. — Мы про эту башню совсем забыли, а они, видите, как ее приспособили…
— Должен сказать, — продолжает Левашов, — что меня в детстве тоже тянуло на чердаки и крыши, а с колокольни, например, я мечтал увидеть Атлантический океан…
— Удалось? — смеется замполит.
Левашов покачал головой.
— Сторож помешал. Выпорол…
— Атлантический океан!.. — задумчиво повторяет контр-адмирал. — Это и мне знакомо… Только у нас не было ни вахтенного журнала, ни сигнальной службы…
— Да, — отозвался замполит, — у наших выдумки больше!
— Это верно, — соглашается контр-адмирал. — Видите, даже башня у них — не просто башня, а «Пункт Б».
— Ну, конечно, — говорит Левашов, — «Пункт Б» куда увлекательней, чем просто башня…
— Что ж, все ясно, — заключает контр-адмирал и поднимается из-за стола. Вместе с ним встают и его собеседники. — Предложение ваше правильное, товарищ Левашов. Напишем приказ…
На двери башни большая сургучная печать. «Пункт Б» запечатан.
Перед дверью стоят Марат, Борис, Дима.
— Вот вам и последняя новость! — говорит огорченный Марат. — А вы не верили…
— Кто ж это постарался? — спрашивает Дима.
— Кто?! — возмущается Борис. — Конечно, Столицын! Доложил командиру роты, а тот и рад выслужиться перед начальством.
— Теперь жди грома!— предупреждает Марат. — Он по вахтенному журналу всю нашу команду расшифрует…
Борис махнул рукой.
— Ничего он там не поймет…
Борис нахмурился, о чем-то думает.
— Вот так Столицын! — с горечью восклицает Дима.
— А еще слово нам давал, — добавляет Марат.
— Слово давал? — перебивает Борис. — Пошли!
И он срывается с места.
Вечер. Комната отдыха. Воспитанники играют в шахматы, читают. Один мальчик играет на рояле.
За столом Сергей. Перед ним лист бумаги, в руках самопишущее перо. Он долго раздумывает — дело у него, видимо, не ладится.
Издали за Сергеем наблюдает Левашов, который играет с одним из воспитанников в шахматы. Двинув фигуру, офицер встает, направляется к Сергею.
— В комсомол вступаете? — спрашивает Левашов, взглянув на бумагу, лежащую перед Сергеем.
— Так точно, — отвечает Сергей, вставая. — Да вот не знаю, как мне тут написать… Родился я в деревне Бугры, а деревни этой уже и нет… Немцы сожгли в начале войны… И родители там погибли…
К рассказу Сергея прислушиваются Снежков и несколько воспитанников из 5-й роты, сидящих за последним столом.
Сергей умолк, задумчиво смотрит куда-то вперед.
Левашов ласково глядит на Сергея.
— А места там хорошие, — мечтательно продолжает мальчик. — Лес, река, березовая роща — лучше не бывает!.. — Он взглянул на Левашова, заметил его улыбку. — Не верите?
— Почему же не верю? Верю, Столицын, верю…