Канцлер - Иванов Всеволод. Страница 22

- Это не дочь положила патроны. Это положила судьба.

Нина Юлиановна будто вторила Горчакову:

- Подчиняйся судьбе, отец. Возьми револьвер, патрон и уходи.

- Нет, нет, не убивайте меня, прошу вас, не убивайте меня. Я расскажу всё, что было в Имперской канцелярии. Капитан-лейтенант Ахончев, вы - герой, разве так герои поступают с преступными полковниками?

Ахончев был строг:

- Полковник Развозовский! Вам оказывают честь последний раз в жизни держать в руках оружие русской армии. Эту честь вам оказывает канцлер... Вы отказываетесь?

Развозовский продолжал молить:

- Сжальтесь, ваша светлость.- Горчаков молчал.- Капитан-лейтенант Ахончев! Вы молоды... Не вам учить меня... Прощайте, господа. Я знаю, что мне сделать с собой.- Он схватил револьвер и выбежал в парк.

Горчаков произнёс спокойно:

- Ружьё Шасспо необходимо отправить обратно во Францию. Капитан-лейтенант вам разъяснит, как это сделать...- Он запнулся:- Нина Юлиановна.

- Прикажете унести ружье, ваша светлость?

- Да... Впрочем, обождите. Я позову вас! Ирина Ивановна! Документ, документ, во что бы то ни стало.

- Векселя мои я уже отправила. Нина Юлиановна отдала мне корректуру своей книги и обязательство перед газетой написать статьи на все темы, какие известная вам газета укажет.

- Благодарю вас, дети. Оставьте меня.

Горчаков вышел на террасу, смотрел в темноту и вспоминал слова Развозовского: "Пожалейте меня, ваша светлость..." Нет, не застрелиться ему, куда там... Надо пожалеть...

- Лаврентий,- кликнул он.

Возник слуга.

- Фонарь. Ружьё... что от французов. Патроны...

Раскрыл ключом дверь, пока слуга приготовлял приказанное.

- Пожалуйте, сударь.

Возле Александра Михайловича неожиданно появился Клейнгауз, наряженный почему-то в ливрею горчаковского слуги:

- Ваша светлость! Я всё слышал.

- Тем хуже для вас, Клейнгауз,

- Ваша светлость! Я не знаю, где проект договора. Не стреляйте в меня, ваша светлость.

Горчаков взял ружьё и приказал слуге:

- В парк никого не пускать. Закрой двери. Если кто придёт, пусть обождут: князь пьёт водку... с икрой.- Указал Клейнгаузу:- Берите фонарь. Вперёд.

- Ваша светлость, что вы будете делать со мной?

- Вперёд, мерзавец.

Едва они удалились, появилась Наталия Тайсич, бросилась к слуге, который запирал двери на террасу.

- Где их светлость?

- Их светлость изволят пить водку и закусывать икрой.

- Значит, их светлость в прекрасном расположении духа?

- Как уж всегда ведётся, барышня. А вот вам, хоть вы и горный житель, по ночам ходить не надо бы. Вы уж простите меня, старика.

- Князь приказал мне прийти. Я хочу с ним говорить.

Возвратившийся в комнату Ахончев увидел Наталию, и лицо его озарилось радостью, смешанной с тревогой.

- Наталия! Это вы увели коня из австрийского посольства?

- Нет.

- Я видел следы ваших башмаков в княжеской конюшне.

- Да. Это мои следы. Часа три назад я приехала поздравить князя... верхом... в амазонке... Меня сопровождал наш слуга... Мы подъехали к конюшне, чтобы поставить лошадей... и взять платье... переодеться... И тут я увидела привязанного Августа, моего коня, моего Гордого. Я очень обрадовалась, но радость моя прошла быстро...

- Немцы проследили, что вы бродили возле австрийского посольства и украли коня, надеясь свалить покражу на вас, а подстрекательство на князя Александра Михайловича?

- Да. Это и мне стало ясно. Мы решили увести коня. Мы его увели немедленно! Отъехали три версты. Размышляем, куда мы его поведём? В нашу миссию? Скажут, русские подговорили сербов спрятать у себя коня...

- И вы вернули коня австрийцам?

- Вы не любите меня! И вы не можете меня любить...

- Да разве мне сейчас до любви? Продолжайте!

- Вы меня не любите, иначе б не говорили - вернуть коня в австрийское посольство, к графу Андраши!.. "Никогда! Лучше туркам!" - сказала я.

- Так это вы отвели Августа туркам? - Он захохотал.- Так это за коня благодарил Кара-Теодори-паша? - Опять смех.- Наталия! Вы действительно сделали туркам божественный подарок! Ведь они же знают, что на этом коне наш фельдмаршал собирался въехать в Константинополь. Ха-ха-ха! Ну что стоит вся наша дипломатия перед чудесной наивностью этой девушки? Наталия, я вас люблю, люблю безумно, и я хочу вас поцеловать.

- Нет! Вы - герой, вы - витязь, и вы не способны меня целовать. Вы ненавидите меня.

- Я вас ненавижу? Ха-ха-ха. Повторяю, я вас люблю.

- Сербская девушка, которая отвела такого коня туркам, недостойна любви. Она глупа и достойна смерти, в крайнем случае - монастыря, если найдётся подходящий.

- Наталия, вы - прелестны! И вы ещё прелестней тем, что не знаете, какой великолепный и умный поступок вы сделали. Наталия, о вас будут петь песни не только в Сербии, но и в России, во всей Европе, чёрт возьми! Дайте я вас поцелую, Наталия.

Но Наталия заплакала.

- Нет!.. Я - подлая, глупая, пустая. Как могла пойти к туркам и сказать, что князь прислал коня? Что со мной произошло? Откуда это ослепление? Ведь я раньше никогда такой не была!.. Вам смешно на меня смотреть? Вы смеётесь над сербами?

Ахончев нежно взял её руки, посмотрел долгим взглядом ей в глаза:

- Наталия! Дорогая! Вы трогательны, а не смешны, и если все сербы похожи на вас, если у них такое пылкое сердце...

- Но я - глупа, глупа! - убеждала его Наталия. И вы скажете - все сербы глупы, они могут делать такое же, как я.

- Успокойтесь. Во-первых, всем сербам не двадцать лет, как вам, во-вторых, у сербов великая история и множество великих людей, и если одна маленькая, немного растерянная девочка ошибётся, то история не осудит её, а сербский мудрый народ тем более.- Ахончев целовал её руки, слабо пожимая их.- А что касается умного турка, то неужели вы думаете, что он поверил вам, будто коня ему мог послать князь Горчаков? Без письма? Без посредничества посольства?.. Для турка это был предлог явиться к князю...- Он опять взял её руки.

- Не трогайте меня! - вскричала Наталия. - Я презираю себя. Я недостойна вас. Я недостойна того, чтоб говорить с князем Александром Михайловичем. Я, я... умерла для вас и для него!..

Она оттолкнула Ахончева и порывисто выбежала из комнаты.