Канцлер - Иванов Всеволод. Страница 28
- Со времени собрания конгресса Франция намекала румынам на необходимость удовлетворения бессарабского вопроса в духе русских пожеланий. Сейчас, видя дружелюбие и мирные чувства России, французские уполномоченные прямо предлагают Румынии согласиться на законное требование России.
Бисмарк удивился:
- Вы признаете это требование России законным? Вы - победители 1856 года, продиктовавшие Парижский договор?!
- Да, законным, господин председатель.
- Позвольте? Но для чего ж тогда мы созывали конгресс?
- Для того, чтоб признать это требование законным!
- Благородный лорд! Я вижу, вы совершенно не согласны со странным мнением господина Ваддингтона?
- Так как, видимо,- Биконсфильд говорил спокойно,- прочие державы, подписавшие Парижский договор 1856 года и передавшие Бессарабию Румынии, ныне отклоняют от себя всякое вмешательство в пересмотр этого договора, приведённый Россией, то я могу посоветовать кабинету Её Величества моей королевы не употреблять силу для поддержки вышеназванного договора.
- Говоря яснее, благородный лорд поддерживает предложения французского уполномочен-ного и отказывается от славы, завоёванной под Севастополем?
- Да, я пришёл к заключению, что с меня хватит и одного Севастополя.
- Здесь происходит что-то поразительное. Неделю назад, господа, вы говорили здесь же совершенно противоположное.
Горчаков улыбнулся:
- Если Солнечная система перемещается в мировом пространстве, то людям ли держаться за свои ошибочные мнения, господин председатель?
- Немецкое солнце недвижно! - Бисмарк сказал твёрдо.- Граф Андраши! Конгресс с напряженным вниманием ждёт вашего суждения по вопросу о Бессарабии.
- Австро-Венгерское правительство в деле мирного договора Турции с Россией имеет главным образом 0000,намерение изыскать такое решение, которое было б способно устранить настоящие осложнения и предупредить будущие. Поэтому я согласен с мнением лорда Биконсфильда и господина министра Ваддингтона.
После паузы Бисмарк спросил:
- Италия?
- Я присоединяю воззвание Италии к выслушанному воззванию австро-венгерского уполномоченного.
- Турция? - председательствующий возглашал отрывисто и зло.
- Оттоманские уполномоченные не предъявляют никакого возражения против начал, предложенных французскими уполномоченными,- сладко улыбаясь, сказал Кара-Теодори-паша.
- Все? Предлагаю огласить резолюцию.
- Простите, господин председатель,- прервал Бисмарка Горчаков.- Нам хотелось бы услышать мнение Германии.
- Вам, я вижу, князь, страстно хочется оставить Германию в одиночестве? Нет! - Сколько стоило Бисмарку это усилие, даже трудно себе представить.- Я присоединяюсь. Читайте резолюцию.
Ваддингтон принялся читать:
- Вследствие всех этих переговоров на Берлинском конгрессе, вышеупомянутая статья Сан-Стефанского договора читается так: "Княжество Румынии уступает обратно Его Величеству, императору Всероссийскому, отошедшую от России по Парижскому договору 1856 года территорию Бессарабии".
- Возражений нет? Высокое собрание приняло предложение французского уполномоченного. Дневное заседание закрыто,- буркнул Бисмарк и ушёл.
Все стали расходиться. Минуя Горчакова, уполномоченные повторяли любезно, расплываясь в улыбках:
- Поздравляем, поздравляем...
В пустом зале остались только Ахончев, который собирал бумаги со стола, и Горчаков. Александр Михайлович был спокоен:
- Праздник Бисмарка у Бисмарка испорчен. Но это ещё не всё. Надо проводить гостей до лестницы, чтобы убедиться, что они действительно ушли.
- Ваша светлость, как быть с графом Развозовским?
- Он получил наказание. Он отвез ружьё Шасспо и этого мошенника Клейнгауза в Париж. Он доказал, что исправился. Я считаю его свободным и прощённым. В конце концов, я сам толкнул его ко всему этому. Мундир я ему носить не позволю, пусть он наденет штатское платье и едет в Россию. Мне его жалко. Здесь его убьют. Второй раз холостым выстрелом в парке и берлинскими полицейскими, от испуга перед Бисмарком выдавшими труп какого-то самоубийцы за тело Развозовского, никого не проведёшь. Нет, пусть он едет домой, так и скажи. А ты всё грустный, голубчик?
- Теперь более, чем когда-либо. Я сам разбил свою жизнь, ваша светлость. Я не нашёл слов тогда в вашем доме, и Наталия убежала...
- Ты обращался к настоятелям церквей?
- К католическим, православным, лютеранским...
- А надо было обращаться к звонарям. Звонари все пьяницы, их легко подкупить. Кроме того, девушка, скучающая по горам, неизбежно должна стремиться на колокольню. Вот она и прячется где-нибудь на колокольне со своей служанкой, выбирают, в какой бы им монастырь уйти. Перед заседанием я велел Лаврентию пойти к самому пьющему из звонарей Берлина. Лаврентий, Лаврушка!
- Здесь мы, ваша светлость! - откликнулся слуга.
- Пьян?
- Пьян, ваша светлость. Нельзя иначе, какой иначе разговор со звонарем?
- Нашёл?
- А как же не найти? - Покачиваясь, Лаврушка повернулся к двери и позвал:- Входите, барышня. Не плачьте. Они, ваша светлость, на колокольне плохо спали, голуби их тревожили. Играются, а их там тучи, и все крылами то да сё, то да сё...
- Сказано - пьяным на глаза не показываться! Уходи,- прогнал его Горчаков.
Вместо слуги перед глазами Александра Михайловича возникла Наталия Тайсич. Горчаков поманил:
- Идите ко мне, Наталия, идите ко мне. Капитан-лейтенант вас не интересует. Он для вас как бы умер. Идите сюда, к окну. Видите во дворе, у колонны?
- Конь? Мой Гордый? И мой слуга рядом? Что это значит, ваша светлость?
Горчаков указал на Ахончева и произнёс тихо, однако так, чтобы капитан-лейтенант услышал:
- Это он выкрал для вас Гордого. Мне кажется, вы теперь уравнялись в доблести?
- О, теперь про нас обоих будут петь песни, проговорила Наталия грустно.- Ах, ваша светлость! Я сидела на колокольне три дня со своей служанкой. Подо мной был огромный город, а вокруг шумели голуби. И я думала, какая я была глупая...
- И как вы поумнели за эти три дня, не так ли, ваша светлость? обратился к ним Ахончев.
Александр Михайлович тихо улыбнулся: