Час Пик - Иванов Всеволод. Страница 34

Градоначальник «наступил на грабли» и во второй раз — после той войны вокруг продовольственных пошлин. Правительство, лоббируемое мощным автомобильным концерном Промышленника, вдруг, как показалось непосвященным, «ни с того ни с сего» решило защитить законные интересы «российских производителей», резко подняв таможенные пошлины на всю импортную автотехнику до пяти экю за один кубик двигателя. Это означало бы, что Промышленник получал бы полную и безраздельную монополию на свою продукцию и, как следствие, мог бы свободно и безнаказанно манипулировать ценами.

Здравый смысл и технический опыт населения России подсказывали, что семилетний «мерседес» или пятилетнее «вольво» во всяком случае лучше абсолютно нового «фиата», произведенного на берегах Волги и Камы; смысл и опыт населения имел неожиданные, не слишком радостные для Промышленника последствия.

После падения «железного занавеса» в Россию хлынуло море разливанное подержанной и не очень подержанной немецкой, американской, японской, корейской, шведской и французской автотехники, и это — еще раз! — никак не могло радовать Промышленника; потребители–автолюбители почему–то начисто забыв и о национальной гордости великороссов, и традиционном российском патриотизме, предпочитали–то новому русскому «фиату» (многие модели которого являли собой чуть модернезированный прообраз, лучший автомобиль европейскго салона 1969 года), предпочитали как раз семилетние «мерседесы» и пятилетние «вольво» (не говоря уже о десятилетних «опелях» и пятнадцатилетних «фольксвагенах»).

В крупных, средних и малых городах образовались настоящие цеха «перегонщиков»; тоже народных умельцев вроде жостовских или палехских но, в отличие от последних, промышлявших не примитивным кустарным промыслом вроде росписи шкатулок или тазов, а доставкой под заказ автолюбителей любых машин — хоть непосредственно от ворот заводов в Штутгарте, Турине или Йокогаммы, хоть непосредственно от ворот любой автомобильной свалки, в любой точке Европы.

В результате концерн нес убытки, притом настолько значительные, что это грозило остановкой конвейеров завода–гиганта. А ведь в свое время концерн этот давал от 16 до 25% валового национального продукта государства…

Были прекрасные задумки, была замечательная идея создать перспективную «десятую» модель (морально соответствующую средним западным стандартам приблизительно конца восьмидесятых годов), были созданы новые коммерческие структуры, была идея построить совершенно новый завод, под который и были выпущены варранты, своеобразные складские расписки, гарантийные обязательства на автомобили, была — и это, пожалуй, самое главное! — проведена мощная рекламная кампания на Останкино, и тогда еще никто, кроме некоторых журналистов, не говорил о монополии.

Но как раз в это самое время вновь так некстати для Промышленника выступил Градоначальник («мордой на грабли»), и в своей излюбленной безапелляционной манере заявил, что повышение пошлин на растаможивание западной, северной, южной и восточной автотехники — несуразная глупость, потому что эти меры, мол, будут содействовать только повышению цен на автомобили и никак не способствовать совершенствованию отечественного машиностроения; Промышленник становился полным монополистом, а монополизм, как известно, толкает на многое…

В том числе и на безудержное повышение цен — как это, впрочем, и произошло вскорости.

Выступив против мощного автомобильного лобби, Градоначальник в очередной раз нажил себе очередного врага. Если бы он добился своего, как в свое время и с продовольствием, Промышленник проиграл бы вновь: во–первых, оказался в проигрышном положении, как единственный диллер собственной продукции, а во–вторых — как продавец импортной роскошной техники по персонально полученным таможенным льготам.

Таким образом Градоначальник, на которого расчетливо поставил Банкир, нажил себе недруга и в лице Промышленника…

— Ну, можно и не играть, все взятки мои, — улыбнулся Торгпред и выложил карты.

Он заказывал десятерную игру в пиках и, безусловно, оказался прав: все взятки были его.

— Длинная пика, от восьмерки до туза и три остальных туза… Ну, прикупил.

— Да, монополия, — вяло улыбнулся Банкир, — вся масть ваша, можете назначать козыря… И все взятки, стало быть, тоже ваши.

— Монополист всегда назначает власть, — застенчиво улыбнулся Торгпред. — В нашем контексте — козырь…

Да, монополист всегда назначает власть, и не только в преферансе.

Но, чтобы назначить власть, нужный козырь, надо иметь средство внушения этой власти, как когда–то образно выразился Никита Сергеевич Хрущев — приводные ремни общества.

А таковым может стать только телевидение; определяющий момент в управлении страной.

В 1993 году оппозиционеры, творчески переосмыслив наследие великого вождя о том, что при вооруженном захвате власти надо первым делом захватить почтамт и телеграф, пошли на штурм именно Останкино; знали, что это — единственно реальная власть в России.

Банкир же с самого начала понял это — когда обратил свое внимание на подсчеты шансов Градоначальника стать первым человеком Государства.

В 1994 году с его подачи заработал первый в России частный канал (его же), и это означало многое: частный капитал в лице его, то есть — Банкира, впервые в России взялся массово обрабатывать общественное мнение и манипулировать — пусть пока еще и в скромных пределах — массовым сознанием.

И хотя сам Банкир не раз заявлял, что «политическая ангажированность канала определяется разве что личными взглядами его ведущих и репортеров», он, конечно же, кривил душой.

«Власть — это деньги», эта аксиома известна всем, равно как и её зеркальное отражение, перевертыш, выворотка — «деньги — это власть». Деньги вкладываются не только с надеждой быстро обернуть и удвоить, утроить их (подобным образом поступают разве что торгаши, но никак не стратеги), деньги вкладываются и с долговременными стратегическими целями: например — установление в стране (в данном контексте, конечно же, не Англии, а России) политического режима, благоприятного для того, кто эти деньги вложил.

Водружение на верхушку пирамиды власти того, на кого поставил — и так далее.

Да, Банкир понял, что будущее — не в отношении к телевидению в частности, и к средствам массовой информации вообще как к инструменту сиюминутному но, как к испытанному стратегическому средству, постоянному и долговременному.

А в контексте президентских выборов следующего года подобная стратегия отношения к телевидению приобретала особую остроту.

Тот, кто манипулировал сознанием масс, и мог заказывать игру…

На этот раз игру вновь заказывал Торгпред, видимо, карта шла в этот вечер только к нему.

— Девять в бубях, — произнес он, пряча довольную улыбку.

— На девятке вистуют только дураки, влюбленные и студенты, — скромно ответил Банкир, складывая карты, — Я пас…

Как ни странно, но Секретарь решил вистовать, и карты Банкира вновь перешли к нему.

Секретарь был азартен — а это первый враг в коммерческих играх вроде преферанса, где надо прежде всего рассчитывать, а не лететь вперед, сломя голову, давая бессмысленные обещания и делая неправильные, нерасчетливые ходы.

Ему бы перебить масть, положив сперва простую семерку чирвей, и тогда бы король партнера оказался бы без прикрытия но — почему–то просмотрел.

Банкир укоризненно покачал головой; он–то сыграл бы совсем иначе!

В коммерческих играх — не только, кстати, в преферансе, нельзя «зашкаливать», нельзя, торгуясь за прикуп, давать игру большую, чем ты можешь реально сделать с тем, что имеешь на руках, нельзя надеяться, что в прикупе окажутся два туза — всего можно ожидать.

Прикуп — не главное: при торговле можно пообещать хоть десятку, хоть мизер, а получить на прикупе две рядовых семерки.